Понятие yerro в Кастильском праве XIII века: между грехом и преступлением

Постановка проблемы

При чтении «Семи Партид» обращает на себя внимание один из законов «Первой Партиды», в котором юристы Альфонсо Х Мудрого, поясняя латинский термин crimen, т. е., «преступление», определяют его через два кастильских понятия – «грех» (pecado) и «проступок» (yerro).1 Сочетание в одном фрагменте трех весьма сильных терминов, а также место расположения данного закона в структуре свода – «Первая Партида», как известно, была посвящена вопросам канонического права и церковной дисциплины, а отнюдь не права уголовного, – заставляют обратить на этот закон более пристальное внимание. Тема эта представляется тем более актуальной, что ни в одном из словарей или лексиконов, посвященных исследованию языка Альфонсо Х, термину yerro не уделено достаточного внимания.2

YERRO в старокастильском языке до Альфонсо Х Мудрого

Старокастильское слово yerro является отглагольным существительным, производным от глагола errar , который, в свою очередь, является прямым заимствованием из латинского языка глагола errare (Corominas–Pascual 1980, 2, 659). Первоначальное значение этого глагола – заблуждаться или ошибаться (Ernout– Meillet 1979, 309). Непосредственно, сам термин yerro появился только в XIII веке, хотя однокоренные ему слова были известны с более раннего периода. Так, уже в конце Х века, в одном из первых памятников старокастильского языка – «Эмилианских глоссах» (Hernández Alonso et al. 1993) – можно встретить глагол gerrare , использованный в качестве глоссы к латинскому глаголу offendere ³, т. е., «ошибаться, заблуждаться, грешить». В тексте «Силосских глосс», созданных через несколько десятилетий после «Эмилианских», встречается термин gerranza , употребленный в значении «проступок».⁴

Продолжая рассматривать развитие термина yerro в старокастильском языке, логично обратить внимание на билингвальные тексты, изначально созданные на латыни, но затем переведенные на старокастильский язык в эпоху Фернандо III и раннего Альфонсо Х. Анализ памятников этого рода помогает лучше понять, какие именно факты и явления общественной и духовной жизни могли восприниматься современниками названных королей как проступки, прегрешения, заблуждения, т. е., как отклонения от нормы. Среди подобных текстов, прежде всего, привлекают внимание «Этимологии» знаменитого церковного деятеля Вестготского королевства, «энциклопедиста Темных веков»,⁵ Исидора Севильского.

Оригинальный латинский текст «Этимологий»6 был, как известно, разбит на 20 книг, из которых правовым вопросам была посвящена пятая, а, точнее, ее первые 27 титулов. Кастильский текст «Этимологий» дошел до нашего времени в единственной рукописи, сохранившейся, к тому же, в копии XV века. Содержание рукописи указывает на то, что энциклопедия Исидора Севильского была переведена не полностью. Внимание переводчиков привлекли, прежде всего, первые пять книг энциклопедии («О грамматике», «О риторике и диалектике», «О математике», «О медицине», «О законах и сроках»), а также книги 9-я и 10-я, в то время как остальные не переводились (González Cuenca 1983, 1, 37–48). По мнению издателя кастильской версии «Этимологий», Х. Гонсалеса-Куэнки, подобный отбор свидетельствует о том, что переводчиком был «или мирянин, или клирик, увлеченный или профессионально занятый светскими дисциплинами, магистр искусств, например» (Ibid., 37). На основе анализа лексики, орфографии и морфологии публикуемой им рукописи, Х. Гонсалес-Куэнка пришел к выводу о том, что перевод «Этимологий» был осуществлен в середине XIII века, а, если быть более точным, то в Толедской школе переводчиков, созданной Альфонсо Х, а в XV веке с него была снята копия, возможно, неполная (Ibid., 50–51).

Термин yerro употребляется в кастильском тексте «Этимологий» всего четыре раза, из которых, как это видно из приводимой таблицы, 2 раза им переводилось латинское слово error в значении «ошибка», а еще дважды – crimen , то есть, «преступление».

Isid. Etym. II.28.1 : Sequuntur dehinc Dia-lectici syllogismi, ubi totius eius artis utilitas et virtus ostenditur; quorum conclusio plurimum lectorem adiuvat ad veritatem investigandam tantum, ut absit ille error decipiendi adversarium per sophismata falsarum conclusionum.

Isid. Etym. V.33.1 : Aegyptii autem primi propter lunae velociorem cursum, et ne error conputationis eius velocitate acci-deret, ex solis cursu diem mensis adinve-nerunt; quoniam tardior solis motus facilius poterat conprehendi.

Isid. Etym. II.4.8: Communis vero locus ge-neraliter in facti crimen praeponitur. Vnde et communis locus dicitur, quia absente persona non tam in hominem, quantum in ipsum crimen exponitur. Omne enim vitium non in uno tantum, sed etiam commune in plurimis invenitur.

Isid. Etym. V.27.16: Fustes sunt quibus

Isid. Etym.-rom. III.8.1 : Desde aqui se siguen los dyaleticos silogismos, do es de-mostrado el pro e la fuerca de toda la arte de Dialetica, el en^erramiento de los quales ayuda mucho al leedor a fallar la verdat, salvo ende que aquel yerro de enganar el adverssario por sofismo de falssas conclusiones non y sea.

Isid. Etym.-rom. VI.6.1 : Mas primera-mente los Egip^ios, por el mas privadero cosso de la Luna e porque non acaes^iesse yerro del cuento por su mas privadero cor-rimiento, fallaron los dias de mes por el cosso del Sol, porque el mas tardinero mo-vimiento del Sol se podie comprehender mas ligeramente.

Isid. Etym.-rom. II.4.8: E el logar comunal (general) generalmente se pone en el yerro del fecho ; e por ende es dicho logar comu-nal, porque non seyendo y la persona es puesto non tan solamente en el hombre commo en el pecado mesmo, ca todo mal vicio non tan solamente es en un hombre mas comunal se falla en muchos.

Isid. Etym.-rom. V.27.16: Fustes son

iuvenes pro criminibus feriuntur, appellati aquellos con que son feridos los mancebos quod praefixi in fossis stent; quos palos por los yerros que fazen; e son asi llamados rustici vocant.                                 porque estan fincados en foyos, e dizenles los villanos “palos”.

При этом, если в первом случае (II.4.8) речь идет именно о преступлении, то в случае с фрагментом из «Этимологий» V.27.16 очевидно, что само понятие crimen употреблено в значении «проступок», за который полагается наказание розгами. Для обозначения же всех остальных преступлений в кастильской версии «Этимологий» использовалось понятие pecado , т. е., «грех»,⁷ имевшее, очевидно, обобщающее значение.

Практически аналогичная картина использования термина yerro может быть выявлена и при анализе еще одного билингвального памятника испанского Средневековья. Речь идет о знаменитой «Книге приговоров» (благодаря своему издателю, К. Цеймеру, более известной как «Вестготская правда»), – своде законов Вестготского королевства, впервые опубликованном в 654 году при короле Рецесвинте (653–672) и значительно дополненном несколько позже, при королях Вамбе (672–680), Эрвигии (680–687) и Эгике (687–702), в конце VII – начале VIII века. Итоговая версия свода включала в себя 593 закона, собранных по тематическому принципу в 55 титулов, объединенных, в свою очередь, в 12 книг.⁸

После падения Вестготского королевства «Книга приговоров» не потеряла своего значения, став основой правовой системы Астуро-Леонского королевства. Сохраняла она свою силу и на арабском юге, где по ее законам жили хри-стиане-мосарабы. Это стало основной причиной, по которой Фернандо III, после завоевания Кордовы в 1236 году, приказал перевести «Книгу приговоров» на кастильский язык. Перевод был осуществлен в начале 40-х годов XIII века, о чем сохранилось упоминание в тексте фуэро Кордовы9, составленного на старокастильском языке и датируемого 1241 годом (González 1983, 3, 211–214).

Кастильский текст книги приговоров был назван «Фуэро Хузго» ( Fuero Juzgo ) и действовал на территории Испании на протяжении еще нескольких веков. Последний известный случай применения норм «Фуэро Хузго» в судах относится к 1778 году (Ауров–Марей 2012).

В тексте «Фуэро Хузго» термин yerro употребляется 23 раза. Из этих 23 упоминаний 19 приходятся на последнюю книгу памятника, посвященную регулированию правового положения иудеев в Кастильском королевстве, и лишь 4 на весь остальной текст. Четыре упоминания yerro , предшествующие книге об иудеях, распределяются по тексту следующим образом: одно встречается в титуле «Об избрании королей…», предпосланном основному тексту «Фуэро Хузго», в законе о бунте против короля. Как видно из текста, под термином yerro в данном случае понимается нарушение клятвы верности, принесенной королю именем Бога, святотатство, как это характеризует законодатель, то есть, грех. В параллельном латинском тексте на месте форм глагола errar (yerre; yerrant) и самого термина yerro , как можно увидеть, стоят три разных термина: глагол delinquat , термины pacti transgressio и error :

FJuzgo , [IX]: Que el poblo non yerre contra so sennor el rey.

LVis , [IX]. De commonitione plebis ne in principes populus delinquat , et de trans-gressione fidei que principibus a populo pro-mittitur. Ex concilio toletano IV.

... Ca sacrilegio ye de quebrantar la fe que omne promete a so rey. Ca estos atales non yerrant tan solamientre contra so principe; mas contra Dios, en qual nomne fecieront la promision. <...> Ca derecho ye, que aquellos que son parcioneros en tal yerro , que seant parcioneros enna pena.

…Sacrilegium quippe est si violetur a gen-tibus regum suorum promissa fides, quia non solum in eis fit pacti transgressio sed etiam in Deum in cujus nomine pollicetur ipsa promissio. <…> Quia oportet quod una poena teneat obnoxios, quos similis error invenerit implicatos.

Второй раз yerro употребляется в законе «О содомитах», помещенном в титуле «О противоестественных прелюбодеяниях, монахах и содомитах». Этот случай интересен тем, что здесь yerro используется в качестве синонима к термину pecado и оба этих термина используются для обозначения порока содомии. В данном случае, как можно увидеть из латинского текста, термином yerro было переведено слово vitium , порок, а термин pecado использовался для перевода целого ряда терминов: facinus, flagitium, и даже lapsus :

FJuzgo, III.5.6 : Onde agora entendemos en desfazer aquel pecado descomulgado, que fazen los barones que yazen unos con otros, é de tanto deven seer mas tormentados los que se ensuzian en tal manera, quanto ellos pecan mas contra Dios é contra castidad. E

LVis, III.5.6 : Illud sane facinus detestandae libidinis abrogare contendimus, qua masculi masculos inlicita stupri actione, et immundis sordibus maculare non metuunt; tantique se flagitii coinquinationibus polluunt, quanto ea, et divinis adversus cultibus, et contraria

maguer este pecado sea defendudo por san-cta escriptura e por las leyes terrenales, tod-avia mester es que sea defendudo por la nueva ley, que si el pecado non fuere vengado, que non cayan en peor yerro .

castitati conspicimus. At vero licet hujusmodi lapsus et sacrae scripturae auctoritas, et mundanae sanctionis prohibeat omnino cen-sura, novellae tamen legis necesse est abrogari sententia; ne dum emendatio opportuna dif-fertur, peioribus crescere vitiis dinoscatur.

Третье упоминание термина yerro приходится на закон «О том, как ребенок может получить наследство отца», помещенный во 2 титуле 4 книги свода, озаглавленном «О наследниках». В этом фрагменте словом yerro обозначается не проступок или прегрешение, а заблуждение, в которое можно впасть, если не руководствоваться разумом в разрешении сомнительных ситуаций. В латинском тексте на месте yerro стоит слово error , что, в данном случае, представляется ожидаемым и оправданным:

FJuzgo, IV.2.18: La cosa que es dubdosa, si LVis, IV.2.17: Interdum rem dubiam, nisi non fuere departida por razon, muchas ratiocinationis disceptatio deducat in lucem, vezes cae en yerro.                            frequenter hanc ambiguitas praecipitat in errorem.

Четвертый раз yerro употребляется в законе, запрещающем сеньорам калечить своих рабов, помещенном в 6 книге свода законов, в титуле о человекоубийствах. В разбираемой норме речь идет о том, что сеньор лишается права наносить увечье рабу или рабыне, если только против них не будет вынесено приговора, или не будет доказано, что они совершили какое-нибудь преступление. В латинском тексте в параллельном фрагменте для обозначения преступления было использовано слово scelus :

FJuzgo , VI.5.13 : Por ende establecemos que ningun sennor, nin ninguna sennora sin juicio, o sin yerro manifiesto non taie a su siervo, nin a su sierva mano, nin nariz, nin labros, nnin lengua, nin oreia, nin pie, nin le saque oio, nin le taie nenguno de sus miembros, nin ge lo mande taiar.

LVis , VI.5.13 : Ideo decernimus, ut quicumque dominus dominave absque iudicis examinatione, et manifesto scelere servo suo vel ancillae manum, nasum, labium, lingvam, aurem etiam vel pedem absciderint, aut oculum evulserint, seu quamcumque partem corporis detruncaverint aut detruncare vel extirpare praeceperint…

Все остальные 19 случаев употребления термина yerro в «Фуэро Хузго», как и было сказано, приходятся на двенадцатую книгу, посвященную иудеям и еретикам. Если быть еще более точным, то даже не на всю двенадцатую книгу, а на ее второй и третий титулы. В 13 случаях из 19 термином yerro было переведено латинское слово error,10 в двух случаях – errata. Из оставшихся четырех, в одном случае латинским аналогом yerro является слово malum11, еще в одном – peccatum;12 в двух последних фрагментах yerro употребляется рядом с понятием pecado: в одном случае в латинском тексте на их месте стоит термин perfidia,13 а в другом – delictum.14

Итого, всего в «Фуэро Хузго» термином yerro и формами глагола errar (yerre; yerrant) 15 раз переводилось слово error , 2 раза слово errata , 2 раза термин delictum или однокоренной ему глагол, по разу – термины malum , peccatum , perfidia , scelus , vitium и transgressio pacti . Очевидно, что для составителей старокастильского текста «Вестготской правды» yerro прежде всего был термином, не имевшим, по всей видимости, четкого юридического значения и обозначавшим, преимущественно, заблуждение или ошибку, т. е., явление, прежде всего, этического характера.

Для обозначения же противоправного деяния, как правило, в тексте «Фуэро Хузго» использовался термин pecado – в памятнике насчитывается более 90 случаев его употребления, при этом, более, чем в 20 случаях он был введен в старокастильский текст не в качестве перевода какого-либо термина, но с целью уточнения или пояснения смысла латинского закона. Это позволяет с уверенностью утверждать, что в эпоху правления Фернандо III (как минимум, в последние 10 – 15 лет его правления, когда окончательно оформилась тенденция к переводу основных текстов с латыни на старокастильский и к созданию новых текстов на народном языке) именно термин pecado выступал в качестве обобщающего для обозначения правонарушения, в то время, как yerro служил вспомогательным понятием, передававшим, прежде всего, этическую сторону заблуждения.

Это утверждение может быть проверено и на материале других источников. Из нормативных текстов, помимо «Фуэро Хузго», внимание исследователя привлекает один из основных сводов местного права Леоно-Кастильской Эстремадуры – пространное фуэро Куэнки, легшее в основу целого семейства фуэро. Этот памятник сохранился в трех редакциях, две из которых созданы на латыни («первоначальная форма» и «систематическая форма», согласно терминологии их издателя, Р. Уреньи-и-Сменхауда), а одна - на старокастильском (Urena у Smenjaud 1935). При анализе старокастильского текста фуэро Куэнки легко заметить, что термин yerro в нем не употребляется ни разу, в то время, как для передачи понятия «преступление» используется именно термин pecado, ¹⁵ с помощью которого кастильский переводчик передавал латинское scelus. ¹⁶

Прежде чем идти дальше, отмечу, что приведенные выше соображения относительно употребления термина pecado позволяют несколько скорректировать предполагаемую датировку перевода на старокастильский язык «Этимологий» Исидора Севильского и фуэро Куэнки. С известной долей уверенности можно говорить о том, что оба этих памятника были переведены с латыни в конце правления Фернандо III, либо в первые несколько лет правления его сына, Альфонсо Х Мудрого. Верхняя граница, как представляется, видна довольно отчетливо – эти переводы не могли быть созданы после составления при дворе Альфонсо Х свода правовых норм, известного, как «Зерцало», поскольку в нем в качестве обобщающего понятия для обозначения правонарушения уже использовался термин yerro .

Наконец, весьма интересную информацию можно почерпнуть из документов Фернандо III, написанных на старокастильском языке. До нашего времени дошло около 350 документов, опубликованных этим королем в течение последних двадцати лет своего правления,17 и примерно половина из этого количества была издана уже на кастильском. В качестве обобщающего понятия для обозначения правонарушения в документах Фернандо III используется термин tuerto (вред, ущерб), обычно использовавшийся в паре с понятием fuerça (насилие).18 Всего в королевских документах 1233–1252 гг. отмечено 23 случая его использования. Подобный выбор термина очевиден – в силу видовой специфики, в документах, как правило, содержались не общие понятия, а конкретные нормы, запрещавшие нанесение физического вреда адресатам данных грамот или их имуществу. Как представляется, это в полной мере объясняет практически полное отсутствие в текстах королевских хартий понятия pecado,19 имевшего в ту эпоху более теоретическое или, если можно так сказать, более доктринальное значение. Помимо tuerto в разобранных документах пра- вонарушения обозначались понятиями mal (3 раза), mal fecho (3 раза), malfetria (2 раза), malfiesto (1 раз), но, очевидно, эти понятия, в силу своего слабого лексического присутствия, не могли претендовать на роль обобщающих.

Понятие yerro в документах Фернандо III, изданных до 1250 года, встречается лишь один раз, в своем наиболее распространенном значении – как ошибка, заблуждение, проистекающее, в данном случае, из незнания земледельцем четких границ своего участка.²⁰ Ситуация меняется в 1250 году, когда на протяжении двух лет появляются четыре документа, в которых понятие yerro использовано как обобщающее для обозначения правонарушения. В первом из них Фернандо III приводит свое решение по тяжбе между епископом и капитулом Туйской епархии, с одной стороны, и консехо города Туй, с другой. В документе сперва подробно перечисляются все агрессивные действия горожан, направленные против служителей Церкви (они вошли в собор с оружием в руках, пытались ворваться в алтарь, повалили светильники и т. д.), а затем они же обобщаются с помощью понятия yerro. ²¹

Три других документа представляют собой одно и то же послание Фернандо III, адресованное в первом случае консехо города Уседы,22 во втором – консехо Гвадалахары,23 а в третьем – ряду консехо Эстремадуры.24 В этих посланиях король устанавливает определенные нормы взаимоотношений между деревнями и местечками на территории консехо, которым были адресованы хартии. В частности, в них содержится клаузула, запрещающая какому-либо магнату, присяжному или алькальду вводить новые подати или давать новые «дурные фуэро» тому консехо, которому адресована хартия. В случае, если они решатся ослушаться данного запрета, король обещает покарать их за этот yerro, кото- рый они совершают по отношению к нему, как к сеньору.25 Но можно ли утверждать, что в данном случае термин yerro употреблен для обозначения правонарушения вообще? Представляется, что подобное утверждение было бы некорректным, поскольку не учитывало бы цитируемого контекста во всей его полноте. Как видно из текста, понятие yerro употребляется как однородный член предложения с двумя другими – tuerto и atreuimiento. Первое из этих двух слов традиционно употреблялось в актовом материале для обозначения материального ущерба, второе же обозначало «дерзость» и служило одной из важнейших в кастильском праве характеристик преступного деяния – преступник должен был набраться дерзости, чтобы нарушить закон.26 Таким образом, разбираемую фразу можно прочесть и другим образом: «все, кто введет сеньора в заблуждение, причинит ему ущерб и дерзнет пойти против него».

Подобное прочтение подкрепляется и еще одной фразой, содержащейся в той же клаузуле. Фернандо III грозит карой тем, кто «введет его в заблуждение» ( que me errassen ) и оскорбит его ( et tuerto diciessen ) так, как это было сказано выше в той же грамоте. Исходя из этого можно предположить, что в данном документе и yerro , и errar употребляются для того, чтобы передать гипотезу обмана сеньора, введения его в заблуждение, а не для обозначения правонарушения как типа действия.

Подводя промежуточные итоги, можно сказать, что в эпоху Фернандо III понятие yerro, в основном использовалось в своем основном значении, как «ошибка», «промах», «заблуждение» и имело, опять-таки, в основном, этическое значение. Функцию понятия, использовавшегося для передачи идеи правонарушения вообще, в этот период играл термин pecado. Таким образом, можно отметить своеобразное «семантическое раздвоение» понятия греха в кастильском языке первой половины XIII века: понятие yerro приняло на себя изначальное значение греческого ἁμαρτία, да и латинского peccatum – «промах», «ошибка», «погрешность» (Дворецкий 1958; Ernout–Meillet 1979, 747; Фуллер 2007, 26), в то время, как термином pecado обозначалась более материальная, если можно так сказать, уголовно-правовая составляющая греха. Однако уже в этот период иногда встречаются отдельные случаи употребления yerro как правонарушения вообще, что указывает на то, что подобное значение не было чуждо этому термину. В этом контексте более логичным выглядит выбор именно этого понятия юристами Альфонсо Х Мудрого в качестве обобщающего при описании правонарушений.

YERRO в старокастильском языке эпохи Альфонсо Х Мудрого

В правовых текстах, созданных при дворе короля Альфонсо Х Мудрого (1252– 1284) терминология, используемая для обозначения противоправного, претерпела серьезные изменения. Среди основных причин этих изменений следует признать то, что Альфонсо Х, по общему мнению исследователей, осознанно инспирировал процесс создания национального литературного языка и сам лично принимал в этом активное участие. Это выражалось, прежде всего, в построении системы определений старокастильских терминов, привязываемых им к их латинским аналогам – чаще всего эти термины вводились знаменитой формулировкой Альфонсо Х “ en romance tanto quiere decir como en latin ”, то есть «что-либо на романсе означает то же самое, что на латыни…», после чего следовал латинский термин.²⁷

Эти изменения напрямую коснулись термина yerro , ставшего основным объектом исследования в данной статье. В основном правовом своде, созданном под руководством Альфонсо Мудрого, – в «Семи Партидах» – именно этот термин стал основным для обозначения разного рода правонарушений и преступлений. Однако, представляется логичным предположить, что этот термин не сразу получил столь широкое распространение, как в «Партидах» (только в «Седьмой Партиде» насчитывается 310 случаев его употребления). Должен существовать текст, предшествовавший «Партидам», в котором yerro был бы введен в оборот в качестве обобщающего понятия для обозначения правонарушений.

В интересующий нас период, – со времени перевода на старокастильский язык «Вестготской правды» и до создания «Партид», – при дворе Фернандо III, а затем при дворе Альфонсо Х, было создано значительное количество юридических текстов, различных масштабов и важности. Наиболее заметными из них были, конечно, труды, созданные по иницитиве Альфонсо Мудрого: «Зерцало» и «Королевское Фуэро»; кроме них можно также назвать «Цветы права» (Urena y Smenjaud-Bonilla y San Martin 1924) - произведение одного из наиболее известных юрисконсультов той эпохи, магистра Хакобо де лас Лейес. Если расположить эти тексты в порядке их появления на свет, согласно принятой на сегодняшний день хронологии, то мы увидим, что сначала были написаны «Цветы права» (1251), затем «Зерцало» (1255), затем «Королевское Фуэро» (1255). В конце 50-х годов началась работа над «Партидами» и нормативные тексты, созданные после этой даты, уже не могли влиять на их лексику, но наоборот, как представляется, должны были испытывать их влияние. Среди этих текстов стоит назвать «Законы главных аделантадо», «Новеллы» (Leyes Nuevas) и «Постановление об игорных домах», изданные как дополнения и разъяснения к «Королевскому Фуэро», а также труды уже упоминавшегося Хакобо де лас Лейес, – «Учебник» и «Сумму о девяти временах тяжбы».

В «Цветах права» – трактате по процессуальному праву, созданном магистром Хакобо для Альфонсо Х, в бытность того инфантом, единое обобщающее понятие для обозначения правонарушения практически отсутствует. Единственный раз во всем произведении в качестве такого понятия был употреблен термин pecado. ²⁸ Интересно отметить, что в «Третьей Партиде», почти полностью написанной этим юристом несколькими годами позже, а затем в «Учебнике», который он написал для своего сына спустя еще несколько лет, в качестве подобного обобщающего понятия широко использовался именно термин yerro , иногда прямо отождествлявшийся с понятием crimen. ²⁹

В «Королевском Фуэро» также практически не содержится обобщающих понятий для обозначения правонарушения. Несколько раз с этой целью употреблялось слово culpa30 но редкость его употребления не позволяет нам делать сколько-нибудь серьезные выводы. Понятие pecado также употреблялось редко и только в своем прямом значении – «грех», – например, применительно к содомии и прелюбодеянию,31 а термин yerro был употреблен единственный раз во всем тексте памятника в значении «ошибка».32

А вот в «Зерцале», напротив, yerro употребляется именно в качестве обобщающего понятия для обозначения правонарушений. Под термином yerro здесь объединяются предательство, измена, насилие, убийство, кража, грабеж и другие противоправные действия.³³ Всего в 5 книгах «Зерцала» встречается 45 упоминаний термина yerro , из них менее 5 – в значении «ошибка», «заблуждение», тогда как в остальных случаях, этот термин употреблялся для обозначения различного рода правонарушений. В качестве понятий, синонимичных yerro в «Зерцале» периодически использовались термины malfetria и pecado . Таким образом, именно «Зерцало» было, по всей видимости, первым юридическим текстом, в котором термин yerro был впервые употреблен в интересующем нас значении: на это указывают, с одной стороны, относительно небольшое количество случаев его употребления, а с другой, уже устоявшийся спектр его значений в данном тексте.

Однако, если допустить справедливость данного утверждения, то необходимо дать логичное объяснение тому, что исследуемый термин практически не употребляется в тексте «Королевского Фуэро», опубликованного на несколько месяцев позже «Зерцала». Представляется, что этот факт можно объяснить двумя причинами. Во-первых, тем, что по мнению многих ученых, «Королевское Фуэро», хотя и было опубликовано позже «Зерцала», но разрабатывалось задолго до него, еще до вступления Альфонсо Х на трон,³⁴ и, следовательно, лексика, употреблявшаяся в нем, также была лексикой более раннего периода, по отношению к лексике «Зерцала». Второй, и, по нашему мнению, куда более важной причиной такого различия, является характер двух рассматриваемых текстов: «Королевское Фуэро», как известно, было систематизированной компиляцией норм местного леоно-кастильского права, в то время, как «Зерцало» в гораздо большей степени испытало на себе влияние общего права, Ius commune .

Это различие и повлекло за собой некоторые различия в употребляемой лексике, – если в «Королевском Фуэро» использовалась, в основном, лексика местных фуэро, то в «Зерцале» старались употреблять книжные слова, одним из которых был рассматриваемый в данной статье термин yerro . В пользу подобной гипотезы говорит и тот факт, что в юридических текстах эпохи Альфонсо Х, созданных уже после «Партид», сохраняется то же различие. Термин yerro совершенно не употребляется в памятниках права, издававшихся для местного употребления, в качестве разъяснения и толкования непонятных мест «Королевского Фуэро»: в «Законах главных аделантадо», «Новеллах», «Постановлении об игорных домах»; в то же время, он входит в активное употребление в текстах ученых, носящих скорее теоретический или дидактический, чем прикладной юридический характер: в качестве примера можно привести уже упоминавшийся «Учебник» магистра Хакобо де лас Лейес и, конечно же, сами «Семь Партид».

В тексте «Семи Партид» yerro становится одним из ключевых понятий для всей концепции уголовного права. Именно через этот термин, как уже говорилось, юристы Альфонсо Х определяли преступление ( crimen ).³⁵ В классификации грехов, вошедшей в текст некоторых рукописей «Первой Партиды», именно через понятие yerro описывается еще один принципиально важный концепт – «преступный грех», pecado criminal. ³⁶ Как видно из приведенных контекстов, эти термины синонимичны друг другу: они оба определяются через термин yerro , оба охватывают один и тот же круг явлений; фактически старокастильское pecado criminal и представляет собой буквальный перевод латинского crimen .

Рассматривая приведенные контексты, можно отметить и еще одну особенность употребления термина yerro в текстах эпохи Альфонсо Мудрого. Во всех текстах предшествующего периода, приведенных и разобранных в этой работе, кроме, пожалуй, отрывков из кастильского перевода «Этимологий» Исидора Севильского, термин yerro занимал самостоятельную позицию, не входя в состав каких-либо устойчивых словосочетаний. Исключение, как и было сказано, представляют только «Этимологии», в тексте которых встречается выражений yerro del fecho. В тексте же «Семи Партид» yerro неоднократно включался в состав устойчивых словосочетаний, таких, например, как разобранные выше yerro de culpa, pecado de yerro, а также yerro de traycion и т. д.37 Подобная практика словоупотребления роднит yerro с латинским понятием crimen, также постоянно включавшимся в словосочетания в качестве квалифицирующего элемента состава (ср. crimen adulterii, crimen laesae maiestatis, etc.).38 На основе такого употребления исследуемого понятия можно предположить, что оно приобрело для юристов Альфонсо Х характер технического термина и, соответственно, рассматривалось как слово из профессионального юридического языка, а не как обычная, «профанная» лексема.

Забегая вперед, можно заметить, что если принять это предположение как верное, становится понятным вытеснение из уголовно-правовых текстов понятия yerro термином delito , имевшее место в начале XVI века. Будучи поставленными перед необходимостью вписывать свою терминологическую и категориальную систему в контекст системы Ius commune , испанские юристы начали заменять непонятный иностранным юристам термин yerro более привычным их слуху латинским delictum , превратившемся в испанское delito . Впрочем, этот тезис заслуживает отдельного подробного разбора с привлечением нормативных и нарративных источников XV–XVI вв.

Принятие термина yerro в качестве основной категории уголовного права повлекло за собой разработку его теории и идеологии. О теоретических основах этого понятия, его родовых и видовых признаках было подробно написано ранее (Марей 2008), поэтому сейчас я позволю себе кратко остановиться на его идеологической стороне, отразившейся в правовой риторике нормативных и актовых памятников эпохи Альфонсо Х.

Для понимания сути yerro в его интерпретации юристами Альфонсо Х принципиально важны несколько понятий, среди которых следует отметить уже упоминавшийся термин pecado в его основном значении, то есть, «грех», метафора дороги (carrera), понятия «забвения» (oluidança), «дерзости» (atreuimiento) и, безусловно, «гордыни» (soberuia). Согласно прологу Седьмой Партиды, именно забвение и дерзость в душах людей становятся причиной того, что они совершают проступки и преступления, поскольку люди забывают о грозящих им за это наказаниях и, вследствие этого, дерзают преступить за- кон. Отягощает творимое зло то, что совершают его люди, будучи обуянными гордыней и даже получая от совершенного удовольствие.39

Этот, сугубо риторический в своей основе, образ дает основание говорить о двух аспектах восприятия yerro составителями «Партид». С одной стороны, все перечисленные выше термины не имеют технического правового значения. В разбираемом фрагменте пролога понятие yerro характеризуется, с этической точки зрения, как категория, скорее, морально-этическая, нежели правовая. Эта сторона рассматриваемого понятия освещается и в знаменитом фрагменте из первой «Партиды», с цитирования которого была начата данная статья.⁴⁰ Yerro предстает там как ошибка, которую совершают люди, отступающие с того пути, в конце которого их ждет любовь Божья и совершающие проступки, печалящие Господа. Данная характеристика yerro возвращает к сделанным выше замечаниям о том, что это понятие аккумулирует в себе черты, изначально присущие библейскому понятию греха.

С другой стороны, за понятиями дерзости, гордыни и удовольствия, получаемого от преступления, явно прослеживается формирующаяся концепция вины как субъективного психологического отношения к совершенному. Неизвестная юристам древнего Рима и раннего Средневековья, эта концепция формируется в рамках канонического права, благодаря разработанному канонистами понятия греха как личного переживания деяния, противоречащего заповедям Господним. В «Партидах» можно наблюдать одну из первых попыток европейской юриспруденции ввести этот субъективный элемент в концепцию уголовного преступления.

Продолжая анализ правовой составляющей понятия yerro, следует привлечь внимание ко второй части того же пролога к Седьмой Партиде. В ней yerro рассматривается уже не как абстрактное деяние, печалящее Бога, нарушающее его заповеди и губящее душу человека, но как проступок, противоречащий положениям земных законов, обычаев и фуэро.41 Те же две линии в употреблении тер- мина yerro – риторическая и формально-юридическая, – сохраняются и в документах, выходивших из канцелярии Альфонсо Х. Сам термин употребляется там всего несколько раз, но среди них есть возможность выделить два типа словоупотребления. Так, в документе, датируемом 1262 годом, Альфонсо Х употребляет понятие yerro как технический правовой термин, синоним латинского crimen, воспроизводя классический принцип права, согласно которому за одно преступление человек не должен наказываться дважды.42 С другой стороны, в приписке (кодицилле) к своему завещанию, составленному в 1284 году, объясняя решение лишить наследства своего старшего сына, инфанта Санчо, король мотивирует это тем, что короли издавна имели право проклясть тех из своих потомков, кто выступал против них с «ужаснейшими преступлениями».43 Очевидно, что, употребляя выражение yerro descomunal, Альфонсо Х не имел в виду какого-то конкретного состава преступления, обозначая этими словами весь комплекс проступков, совершенных Санчо по отношению к своему отцу.

Основные выводы

Переходя к заключению, можно кратко обобщить выводы, достигнутые в процессе исследования. Во-первых, понятие yerro в кастильской правовой и филологической традиции до Альфонсо Х имеет, скорее, этический характер, нежели юридический: основными его синонимами в латинском языке выступают понятия error, vitium и только затем crimen и delictum ; в старокастильском yerro сближается с понятием греха (pecado) , перенимая часть его традиционных значений, в то время, как само понятие pecado использовалось, в основном, для передачи уголовно-правовых коннотаций.

Во-вторых, в период правления Альфонсо Мудрого понятие yerro окончательно становится частью юридической фразеологии и, по всей видимости, начинает восприниматься современниками как технический правовой термин. В этот период разрабатывается концепция yerro , объединяющая в себе как правовые, так и этические его коннотации. При этом следует отметить известный синкретизм, свойственный правовому сознанию исследуемой эпохи: в понятии yerro объединяются представления о преступлении, как противоправном деянии, грехе, как деянии, противном заповедям Господним и о проступке, как о этически неверном действии.

Наконец, в-третьих, следует еще раз отметить тот факт, что понятие yerro продержалось в кастильской правовой терминологии не очень долго, будучи заменено в начале XVI века термином delito. Основной причиной этого, как представляется, была проходившая нарастающими темпами интеграция Испании в общеевропейское культурное и, в том числе, правовое пространство. Кастильская терминология преступления, основанная на национальных культурных традициях, не была понятна европейским юристам традиции Ius Commune, пользовавшимися, в основном, категориальным аппаратом римского и, отчасти, канонического права. Следствием этого, применительно к теме данной статьи, стал отказ от термина yerro и замена его классическим римско-правовым понятием delictum, превратившемся в испанском языке в delito.