Понятийная дистрибуция юридического лица в международном частном праве

В международном частном праве при определении государственной принадлежности vs. национальности vs. личного закона (личного статута) юридического лица принято выделять четыре базовых теории (критерия): инкорпорации (закон места регистрации); оседлости (закон места нахождения органов управления); центра эксплуатации (закон места осуществления хозяйственной деятельности); контроля [1, с. 90-95; 2, с. 364-368; 3, с. 168-171; 4, с. 223-230; 5, с. 130-151; 6, с. 76-84; 7, с. 36-40; 8, с. 28-58; 9, p.

3-18; 10, p. 37-39, 73-75; 11, p. 368-384; 12, p. 3-8].

Как следует из представленного классического перечня, правовой статус юридического лица по-прежнему остается той почти исключительной сферой коллизионного регулирования, где практически нет места автономии воли сторон, хотя идея отдать личный закон юридического лица на усмотрение частных субъектов не является новой и предлагалась ранее французскими учеными П. Арминьоном и Ж. Мазо [цит. по: 13, с. 113]. Однако же мнение отечественного юриста прошлого века М.И. Бруна о том, что «воля не автономна настолько, что юридическое лицо может иметь ту национальность, которую не хочет признавать за ним национальный законодатель» [14, с. 43], сегодня уже не является абсолютно истинным в свете решения Европейского Суда по делу С-378/10, VALE Építési Кft, санкционировавшего преобразование юридического лица путем изменения его личного зако-на1. Таким образом, нормативные и доктринальные теории (критерии) определения государственной принадлежности vs. национальности vs. личного закона (личного статута) юридического лица дополняются европейской судебной практикой критерием автономии воли сторон, имеющим, правда, ограниченное хождение: критерий может применяться, только если соответствующие национальные 13 правопорядки или наднациональные регуляторы его поддерживают.

В некоторых исследованиях авторы разрабатывают смешанные теории (например, теория о дифференцированности Г. Грасмана, теория суперпозиии О. Сандрока, теория ограниченного критерия инкорпорации Д. Циммера) [цит. по: 6, с. 84-86] или применяют множественные критерии (тесты) для определения национальности юридического лица [13, с. 125; 15, p. 53; 16, с. 233].

Среди изобилия дискуссионных вопросов, связанных с установлением национальности vs. государственной принадлежности vs. личного закона (личного статута) юридического лица, следует вести речь о соотношении этих трех понятий. Здесь царит плюрализм мнений, и формулировка генерального понятия не отличается определенностью среди научного сообщества, что в итоге определяют все критерии и теория контроля как один из них.

Так, например, ряд отечественных ученых говорит о государственной при- надлежности юридического лица и критериях ее определения [2, с. 364-368; 3, с. 168-171], другие – о национальности [1, с. 90; 5, с. 130-131; 7, с. 39-40; 8, с. 20; 17, с. 160; 18, с. 114-121], а третьи – о личном законе (личном статуте) юридического лица [4, с. 223-230; 6, с. 76-84]. Есть и такие ученые, которые распространяют критерии совместно на понятия «национальность» и «личный закон» юридического лица, что, очевидно, предполагает их равнозначность [13, с. 117]. Вместе с тем, хотя и проводится дифференциация между «национальностью» и «государственной принадлежностью» юридического лица, отмечаются некоторые нюансы: однородность понятий, их принадлежность к публичному праву, в отличие от понятия «личный закон (личный статут)» юридического лица, которое является понятием международного частного права; более полный объем понятия 13 национальности юридического лица при определении его правового статуса, личный закон юридического лица определяет его понятие лишь в объеме частного права [6, с. 93; 13, с. 115]. В третьем издании учебника по международному частному праву под редакцией Г.К. Дмитриевой произведено обособление критериев на критерии определения личного закона [19, с. 185-189] и критерий определения национальности юридического лица (теория контроля) [19, с. 189-192].

Аналогично отечественной доктрине российский правоприменитель противопоставляет понятия «личный закон» и «национальность» юридического лица, причем последнее отчетливо тяготеет к публичному праву, что прослеживается в Определении Верховного Суда Российской Федерации от 8 июня 2016 года по делу № А20-2391/2013: «… на основании личного закона (здесь и далее – курсив Ю.Б.) суд устанавливает информацию о существовании конкретного юридического лица в соответствующей юрисдикции, его организационно-правовой форме, его правоспособности, в том числе вопрос о том, кто от имени юридического лица обладает правомочиями на приобретение гражданских прав и принятия на себя гражданских обязанностей. Такая информация устанавливается судом на основании официальных документов, исходящих от государственных властей государства национальности юридического лица»1.

В зарубежных англоязычных правовых исследованиях широко используется понятие nationality [9, p. 1-26; 15, p. 50-60; 20; 21, p. 70-86; 22, p. 417-472 и др.], а в рамках конфликтного права – понятие personal law [10, p. 37-39, 73-75; 11, p. 368-384; 23, р. 62, 342]. Однако использование понятия nationality представляет определенную опасность, поскольку содержит не только юридический, но и по- 14 литический контекст [9, р. 2; аналогично:

Городисский А.М., цит. по: 8, с. 22]. В юридическом же смысле под национальностью юридического лица автор понимает применение законодательства какого-либо государства к юридическому лицу в качестве личного закона [9, р. 2].

На основании проведенного в рамках настоящей статьи исследования необходимо указать, что все три понятия «национальность», «государственная принадлежность» и «личный закон (личный статут)» юридического лица лежат в одной плоскости, а потому все три понятия могут быть взаимозаменяемыми в определенных случаях. Понятие «государствен-ная принадлежность» целесообразно рассматривать в качестве генерального, собирательного понятия, охватывающего как публично-правовой, так и частноправовой аспект юридического лица; при этом понятие «национальность» юридического лица, характеризующееся исключительно публично-правовой природой, при таком подходе поглощается поняти- ем «государственная принадлежность» юридического лица, и они соотносятся как часть и целое.

То же самое можно сказать и о соотношении понятий «государственная принадлежность» и «личный закон (личный статут)» юридического лица: исходя из понятийного аппарата, выявленного как в российской доктрине и праве, так и в зарубежных источниках, можно согласиться с утверждением, что личный закон (личный статут) юридического лица используется в рамках международного частного права, коллизионного права и подчеркивает частноправовой аспект юридического лица. Думается, понятие «национальность» появилось в доктрине международного частного права и его использование оправданно как раз применительно к теории контроля, когда национальность юридического лица носит производный характер от национально- 14 сти физических лиц. В подтверждение последнего тезиса можно сослаться на факт совместного употребления российским правоприменителем понятия «национальность»: так, в определении Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 года по делу № А40-2065/2014 говорится о «национальности юридических лиц и индивидуальных предпринимателей, основанной на регистрации»2. Если задаться вопросом, а может ли понятие «личный закон (личный статут)» юридического лица полностью совпадать с понятием «национальность» юридического лица, то здесь следует, скорее, ответить отрицательно; т. к. критерий контроля только тогда и применяется, когда по «обычным», не разрушающим целостность юридического лица (т. е. без снятия корпоративной вуали) коллизионным привязкам невозможно определить его истинную государственную принадлежность. И только в случаях, если национальный закон либо международный договор ясно допускают или даже предписывают определение личного закона юридического лица первично и/или исключительно на основе теории контроля, только тогда можно говорить о синонимии понятий, что, однако, маловероятно, поскольку традиционно теория контроля как способ определения личного закона юридического лица стоит последней в иерархическом ряду и требуются особые условия для легитимации ее применения.

Таковыми причинами, в частности, могут быть: сохранение суверенитета государства, поддержание его экономической безопасности [2, с. 365-366; 3, с. 171; 4, с. 229-230]. В дополнение к сказанному теория контроля может применяться и в «мирных целях»: для достижения беспристрастного, независимого арбитражного разбирательства, что в

• 15 конечном счете служит установлению и сохранению правового государства.

Однако необходимо признать, что дифференциация понятий (особенно тройная, принятая в российском международном частном праве) чаще служит иллюстрации их природы, но не всегда необходима в практическом смысле: при отсутствии нарушений, включая «обход закона», каких-либо чрезвычайных обстоятельств, презюмируется, что юридическое лицо имеет, например, французскую государственную принадлежность, его личным законом выступает французское право и оно имеет французскую национальность.

Таким образом, необходимо указать, что понятия «государственная принадлежность», «национальность» и «личный закон (личный статут)» юридического лица лежат в одной плоскости, могут при определенных обстоятельствах быть взаимозаменяемыми. Тем не менее такая тройная дифференциация понятий слу- 15 жит иллюстрации их правовой природы.