Последнее сражение Ермака: исторические источники и исследования

Когда казаки Ермака заняли столицу Сибирского ханства крепость Искер, они вряд ли осознавали, что своим подвигом ошеломят современников и вскоре станут любимыми героями народных сказаний. Причины этой славы понять нетрудно. Русские войска тогда терпели поражения в изнурительной Ливонской войне, самой продолжительной в истории Московского государства. Не только южные, но и центральные районы России подвергались опустошительным набегам крымцев и ногайцев. В памяти народа еще были свежи ужасы татаромонгольского ига. И вот целое татарское царство Кучума, казавшееся таким могущественным и крепким, рухнуло, рассыпалось вдруг после дерзкого удара казацкой дружины.

Впереди у казаков Ермака были новые походы — к верховьям Оби, на Тавду и Пелым, по Иртышу и Вагаю. Во время одного из ночных привалов они подверглись внезапному нападению кучумлян и потеряли своего предводителя. Рассказывая о последних минутах жизни Ермака, Погодинский летописец сообщает, что, отбиваясь от врагов, Ермак кинулся к отплывавшему от берега стругу «и не много доити, понеже одеян бе железом в пансыре тягче; и не доплы струга, утопе» [1. C. 135]. По другим сведениям, восходящим к татарским преданиям, покоритель Сибири сразился с кучумовским воином Кутугаем (Кучугаем), который поразил его копьем «в гортань» [2. C. 467—482].

О последнем сражении Ермака писали многие исследователи. Однако отрывочность и противоречивость исторических источников позволила им восстановить картину боя лишь в общем виде, оставляя поле для размышлений и дискуссий. Едва ли не центральное место в спорах историков принадлежит вопросу о местоположении казацкого лагеря. Согласно синодику ермаковым казакам, написанному в 1620-е гг. при участии ветеранов «сибирского взятия», их стоянка находилась «близ Вагайского устья… на перекопи» [1. C. 381]. В более поздних летописных известиях «перекопь» локализуется «не дойде Вагая реки» на Иртыше [1. C. 73, 78] или «по Вагаю реке» [1. C. 249, 314, 364, 367]. Разноречивые сведения о местоположении «перекопи» приводит С.У.Ремезов. Если в «Чертежной книге Сибири» он обозначил ее у основания Вагайской излучины Иртыша [3. Л. В], то в «Истории сибирской» [4. C. 341] и краткой сибирской летописи (Кунгурской) [5. C. 26] поместил на Агитской луке, не указанной на картах.

Особое место в этом ряду принадлежит сообщению из «Описания Сибири» — единственного исторического источника, связывающего гибель Ермака не с «перекопью», а с другим географическим объектом, в частности, с речкой Сибиркой, находившейся в 20 верстах «от Тобольска вверх по реке Иртышу», где после бегства из Искера «царь Кучум в великом страхе пребывал» [6. C. 26].

Проблема интерпретации этих известий возникла достаточно давно, однако все высказанные в литературе версии не идут далее ответственных, но формалально-логических построений, опирающихся на ту или иную группу исторических источников и фиксирующих внимание на определённых аспектах вопроса. Так, Г.Ф.Миллер, обратившись к «чертежам» и летописным известиям С.У.Ремезова, высказал предположение, что встречающиеся в них топонимы Вагайская и Агитская лука являются этимологически родственными и обозначают один географический объект — растянувшуюся на «более чем в шесть верст» большую дугу Иртыша, образованную крутым изгибом реки недалеко от места ее слияния с Вагаем. Между окончаниями этой дуги Г.Ф.Миллер «сам видел» «перекопь… длиною в версту» [7. C. 251], которая в «Чертежной книге Сибири» представлена безымянной протокой, протянувшейся к северу от «перекопи» С.У.Ремезова [3. Л. В].

Одновременно Г.Ф.Миллер указал важный природно-географический ориентир, характеризующий топографию местности близ предполагаемой «перекопи», — высокий холм, сохранившийся, кстати, и в наше время: «К югу от перекопи виден на низком ровном лугу большой бугор, который, без сомнения, не является естественным, а насыпан руками людей. Он весьма крут и в вышину простирается на 10 саженей, а на верху его есть ровная площадка, имеющая в поперечнике 30 саженей» [7. C. 251].

Версия Г.Ф.Миллера о местоположении «перекопи» на Вагайской излучине Иртыша получила особую популярность после публикации героико-романтической думы К.Ф.Рылее-ва, в поэтической форме описавшего последний бой и гибель Ермака в водах великой сибирской реки [8. C. 142—145]. Эту версию приняли Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, Н.И.Костома-ров, Г.Е.Катанаев, А.Нечволодов [9. C. 240; 10. C. 271; 11. C. 516; 12. C. 90; 13. C. 255], а позднее А.Д.Колесников — авторы пятитомной «Истории Сибири» и энциклопедического пятитомника «Отечественная история» [14. C. 41; 15. C. 30; 16. C. 152]. В общих чертах эту точку зрения разделял П.А.Словцов. Однако в отличие от Г.Ф.Миллера он связывал «пере-копь» не с безымянной ремезовской протокой, а с находящейся к югу от нее цепочкой приир-тышских озер Табай, Становое и Собачье [17. C. 26—28], которые могут быть идентифицированы с обозначенной в «Чертежной книге Сибири» «Ермаковой перекопью».

Иными географическими объектами «Ермакова копь (перекопь)» картографирована в неопубликованном атласе Тобольской губернии, составленном в 1806 г. землемером В.Филимоновым, где обозначена протока, соединяющая озеро Табанное (возможно, это другое название озера Табай) и Иртыш в основании большой петли, которую в этом месте делает река. Перпендикулярно «перекопи» В.Филимонов показал речку Крутую, связывающую «копь» и противоположный изгиб Иртыша.

В середине 1960-х гг. историки выдвинули еще одну версию местоположения «переко-пи», перенеся ее на Вагай. В наиболее развернутом виде эту точку зрения обосновывал Д.Н.Фиалков. Он полагал, что в эпоху Ермака конфигурация устья Вагая отличалась от современной и представляла большую кольцеобразную дугу, между окончаниями которой находилась протока, внешне совпадавшая с «перекопью» в некоторых летописных описаниях. Впоследствии, считал Д.Н.Фиалков, излучина отмерла, а протока расширилась и стала частью нового русла реки [18. С. 278—282].

О гибели Ермака на Вагае писали В.Д.Назаров, Д.И.Копылов, Д.Я.Резун и М.В.Шилов-ский, А.Т.Шашков, авторы соответствующих статей в «Большой советской энциклопедии» и «Советской исторической энциклопедии» [19. C. 112; 20. C. 26; 21. C. 199—200; 22. C. 270; 23. C. 509]. В.В.Весёлкина, В.А.Могильников, В.М.Кружинов, следуя указанию синодика, располагают «перекопь» «близ устья Вагая» [24. C. 25; 25. C. 138; 26. C. 70], а Р.Г.Скрынни-ков в первом издании монографии «Сибирская экспедиция Ермака» вначале утверждает, будто бы «все (в действительности не все. — В.К., З.Н.) источники свидетельствуют о том, что Ермак погиб на Вагае», а затем, возвращаясь к данному сюжету, размещает последнюю стоянку ермаковых казаков на Вагайской излучине Иртыша. Аналогичная метаморфоза произошла в свое время и с Г.Ф.Миллером. Если в «Истории Сибири» и в «Описании Сибирского царства» [7. C. 251; 27. C. 143] он, как уже указывалось, помещал «перекопь» на Иртыше, то в «Описании городов, крепостей, острогов, слобод, сел, деревень, островов, рек, озер и других достопримечательностей на реке Иртыш и возле него вверх от города Тобольска» однозначно связывал гибель Ермака с Вагаем: «Вагай довольно большая река, которая известна главным образом потому, что в ней погиб знаменитый Ермак» [28. C. 79]. Примечательно, что, характеризуя в этой работе местоположение «Ермаковой перекопи», Г.Ф.Миллер даже не упомянул имя казацкого атамана.

Не более чем надуманным представляется историкам сообщение из «Описания Сибири» о гибели Ермака на речке Сибирке под Тобольском. Лишь Д.Н.Фиалков, использовавший аэрофотоснимки находившегося когда-то здесь Кучумова городища и прилегающей к нему территории, названной в Краткой сибирской летописи (кунгурской) Агинской лукой [5. C. 24], обратил внимание на целую систему отшнуровавшихся от русла Иртыша излучин, которые «располагались ближе всего к Искеру и были первым препятствием к подъему судов». Предположив, что топоним Агинская лука — это один из вариантов названия Агитской луки, на которой, по свидетельству С.У.Ремезова, погиб Ермак, Д.Н.Фиалков посчитал «естественным», что Ермак мог «устроить» здесь еще одну «перекопь» (наряду с Вагайской), чтобы использовать уже тогда формировавшуюся протоку для проведения судов [18. C. 280].

Существенным вопросом при изучении летописных известий о последней стоянке Ермака является выяснение содержания, вкладывавшегося их составителями в слово «пере-копь». Большинство летописцев не оставили комментариев на этот счет. Однако порой вместо термина «перекопь» используется слово «пролив» (варианты: «пралев», «пралав», «пролет») [1. C. 73, 78], а в различных редакциях Нового летописца — «пралир» (вариант: «пра-лив») [29. C. 131]. Цепочкой естественных протоков и небольших озер обозначена «пере-копь» в «Чертежной книге Сибири» С.У.Ремезова [3. Л. В]. Совершенно иной смысл знаменитый сибирский картограф и историк вкладывает в данное понятие в Краткой сибирской летописи (кунгурской), охарактеризовав «перекопь» как некое гидротехническое сооружение, которое Ермак «через волок учинил», чтобы «до усть Вагая реки дошедшь» [5. C. 26]. Г.Ф.Миллер, комментируя это сообщение С.У.Ремезова, высказал предположение, что во время похода к верховьям Иртыша и на Вагай Ермак приказал прокопать канал у основания Вагайской луки Иртыша, «чтобы в будущем не нужно было делать… далекий объезд рекою». Для выполнения этих работ, как полагает Г.Ф.Миллер, атаман оставил на Вагайской луке часть своих казаков, с которыми соединился на обратном пути. «Нет никакого сомнения,— заключает историк,— что эта перекопь была вырыта Ермаком или по его приказанию» [7. C. 251].

Противоположную точку зрения отстаивал И.Е.Фишер — другой участник академических экспедиций в Сибирь, считавший, что Ермак «был не в таких обстоятельствах, чтоб на такое ненадобное и ненужное дело мог употребить много времени и людей», и «так называемый канал был с самого начала настоящим речным стержнем» [30. C. 158—159], то есть природным образованием. Спустя полвека в этом же ключе высказался П.А.Словцов. Побывав на Вагайской излучине Иртыша и изучив устные и иные свидетельства, он пришел к убеждению о «невозможности казачьей гидротехники» и, таким образом, об ошибке Г.Ф.Миллера [17. C. 27—28].

Современная историография отвергает тезис о целесообразности и технической возможности «перекопания» Вагайской луки. По мнению Д.Н.Фиалкова, «слово перекопь… означало, скорее, естественное образование, чем гидротехническое сооружение», и «в прошлом понималось как протока, прорва, спрямляющий рукав реки» [18. C. 280]. Схожую позицию занимают В.Г.Мирзоев и Р.Г.Скрынников [31. C. 101; 32. C. 201]. Проанализировав сообщение Краткой сибирской летописи (кунгурской) о «перекопи», Р.Г.Скрынников предположил, что С.У.Ремезов «слишком буквально истолковал это название, записав, будто «перекопь» через волок учинил сам Ермак» [32. C. 201].

Некоторые авторы в принципе отрицают сам факт гибели Ермака на «Ермаковой пере-копи», полагая, что эти сведения появились в результате случайного созвучия имени Ермака и татарского названия одного из рукавов русла Иртыша или Вагая: ерма, йермак — река, протока, прорва, новое русло [33. C. 214; 34. C. 166]. Другие исследователи так и не решились дать окончательный ответ на вопрос о месте последней стоянки ермаковых казаков. Сохранилась, например, записка С.Ф.Платонова, в которой известный исследователь писал: «Ермак, по летописи, погиб в то время, как стал ночевать на реке «в пралире»… Что это могло бы значить? Не знаю» [Цит. по: 35. С. 89].

Не прекращаются споры историков о времени гибели Ермака. Еще Г.Ф.Миллер утверждал, что это трагическое событие произошло в ночь с 5 на 6 августа 1584 (7092) г. [7. C. 251]. В XIX — начале ХХ вв. предложенная им версия стала чуть ли не аксиоматичной и использовалась в работах Н.М.Карамзина, С.М.Соловьёва, С.Ф.Платонова, А.Нечволодова [9. C. 238—240; 10. C. 270—271; 13. C. 255—256; 36. C. 200]. Из последующих исследователей ее приняли А.А.Введенский, Е.К.Ромодановская, В.Ю.Софронов, М.Н.Софронова, авторы многотомника «Всемирная история» [37. C. 109; 38. C. 43—46; 39. C. 89; 40. C. 171; 41. C. 99]. Среди наиболее важных аргументов, к которым апеллируют сторонники данной точки зрения, обычно называется ее совпадение с датировкой последнего боя Ермака в таких источниках, как синодик ермаковым казакам, сибирские летописи, Строгановская летопись [1. C. 62—63, 87, 95—96, 113—114, 117, 134—135, 138, 185, 249, 310, 345, 364, 368, 381].

Напротив, А.И.Андреев, Г.Е.Катанаев, А.Д.Колесников, Д.И.Копылов, Н.И.Костомаров, В.И.Сергеев, Р.Г.Скрынников, а также авторы многотомной «Истории Сибири» и «Советской исторической энциклопедии» считают завершающей хронологической датой сибирской эпопеи Ермака 5 августа 1585 (7093) г. [11. С. 516; 23. С. 510; 32. С. 30; 42. С. 484; 43. С. 106— 108; 44. С. 129]. В обоснование своей позиции они чаще всего ссылаются на грамоту Ивана IV Грозного промышленникам Строгановым от 7 января 1584 г., в которой царь повелевал отложить до ближайшей весны сформированную для помощи ермаковым казакам экспедицию князя С.Д.Болховского, поскольку до царя «слух дошёл, что в Сибирь зимним путем пройти не мочно» [18. C. 336—337]. В результате летописные известия о появлении отряда С.Д.Болховского в Зауралье в 1583 г. признавались недостоверными, а гибель Ермака, традиционно связывавшаяся с событиями, последовавшими через год после прихода первого царского воеводы, сдвигалась на 1585 г.

Значительно меньшее внимание в размышлениях историков уделяется военнополитическим и военно-техническим аспектам последнего похода и гибели отважного атамана. Обращаясь к мотивам казачьей экспедиции в верховья Иртыша и на Вагай, часть исследователей связывает их с намерением Ермака нанести решающий удар по противнику, разгромить его. «События последнего года, — пишет Д.И.Копылов, — показали, что главная опасность угрожает с юга… Поэтому (казачий. — В.К., З.Н. ) круг решил отправить военную экспедицию вверх по Иртыш.., надеясь покончить, наконец, с Кучумом, и установить в Сибири мир и спокойствие» [43. C. 103, 106; 45. C. 166, 170]. Схожую точку зрения высказал В.Ю.Софронов. По его словам, главной целью похода стало завоевание Верхнего Прииртышья [39. C. 89], хотя, как показали последующие события, даже многочисленным правительственным отрядам, двинувшимся вскоре за Урал, потребовалось не одно десятилетие, чтобы решить эту задачу. В результате иртышская эпопея ермаковых казаков предстает чуть ли не безрассудной авантюрой, логическим завершением которой стала гибель ее главного героя.

Некоторые историки полагают, что поход русских в верховья Иртыша и на Вагай был спровоцирован Кучумом, хитростью «выманившего казаков» из хорошо укрепленного Иске-ра, и «все время следившего за движением отряда Ермака, выжидая удобного момента для нападения» [14. C. 39, 40].

Иную интерпретацию военных планов Ермака предлагает Р.Г.Скрынников. Он отвергает тезис об авантюристической подоплеке иртышского похода и акцентирует внимание на его упреждающем характере. По мнению Р.Г.Скрынникова, главная цель экспедиции заключалась в том, чтобы сорвать наметившийся процесс консолидации татарских феодалов вокруг Кучу-ма и предотвратить нараставшую угрозу их совместных действий против русских. В этих условиях, полагает историк, риск, связанный с рейдом на юг, был вполне оправданным, поскольку, оставаясь в Искере, казаки могли «в любой момент… оказаться в кольце блокады». Кроме того, поход в верховья Иртыша нужен был для того, чтобы создать запасы продовольствия, необходимые для новой зимовки, установить связи с купцами из Средней Азии, торговля с которыми могла способствовать оживлению экономической жизни в регионе [32. C. 196—197].

Исторические источники приводят разноречивые сведения о численности отправившегося в поход отряда. В синодике ермаковым казакам дружина Ермака характеризуется как «невеликая» [1. C. 381]. С некоторыми нюансами эта оценка повторяется в Есиповской и Строгановской летописях [1. C. 63, 87]. В Краткой сибирской летописи (кунгурской) численность отряда определяется в 50 человек [5. C. 26]. По другой версии, «Ермак Тимофеев да 108 человек пришли против Кучума царя, и на Вагайской перекопи стали ночевать». Встречаются также известия, как правило, более поздние, о 150 и даже 300 русских воинах, участвовавших в походе [1. С. 78, 138; 46. С. 33].

Одну из первых попыток объяснить эти противоречия предпринял Г.Ф.Миллер. Оценив общую численность участников похода по Иртышу в 300 человек, он полагал, что на обратном пути отряд разделился: 150 казаков отправились с Ермаком на Вагай, тогда как остальные остались на «перекопи», которую атаман «велел копать» [7. C. 251—256]. Н.М.Карамзин и С.М.Соловьёв положили в основу своих оценок сообщение Краткой сибирской летописи (кунгурской) [9. C. 239; 10. C. 270]. Впоследствии, однако, в историографии стала доминировать тенденция к использованию более ранних летописных известий, считающихся наиболее достоверными. Так, по предположению Д.И.Копылова, в поход по Иртышу отправились 150 человек, часть которых вскоре возвратилась в Искер с собранным ясаком, а «сотня казаков» во главе с Ермаком пошла на Вагай и приняла ночной бой на «перекопи» [44. C. 103, 106; 45. C. 166, 170]. Близкая цифра (108 человек) приводится Р.Г.Скрынниковым [32. C. 197—198].

Скудость и противоречивость исторических источников не могла не отразиться на реконструкции событий 5 августа 1584 (или 1585) г., непосредственно предшествовавших последнему бою Ермака. В изложении Г.Ф.Миллера казаки, возвращаясь в этот день с Вагая, встретились на «перекопи» с другими участниками иртышского похода и из-за усталости и приближающейся ночи решили остаться здесь до следующего утра. Для охраны лагеря атаман выставил караульных, которые, не ожидая нападения противника, укрылись от начавшегося ливня и заснули [7. C. 257]. В обоснование своего рассказа Г.Ф.Миллер ссылался на «некоторые летописи», в которых, однако, сведений о «спящем карауле» не содержится, но зато сообщается, что казаки, «утрудившеся от многаго пути», «стражу (вариант: «крепкую стражу») не поставиша». Среди иных подробностей, подмеченных Г.Ф.Миллером, — почти сказочное сообщение летописцев о татарском лазутчике, который, воспользовавшись беспечностью казаков, не только дважды пробрался в лагерь Ермака, но и доставил Кучуму три русские пищали и три лядунки с порохом [7. C. 257].

Из современных исследователей версию Г.Ф.Миллера о «заснувших караульных» разделяет Д.И.Копылов: «К вечеру 5 августа,— пишет он,— разразился дождь. Ермак решил сделать привал в первом подходящем месте. …Быстро разбили стан, поставили шатры и пологи, зажглись костры. После короткого ужина все улеглись спать. Ермак, как обычно, приказал расставить караулы. Ночью дождь усилился. Утомлённые походом воины скоро погрузились в глубокий сон. Под мерный шум дождя заснули и караульные, уверенные в полнейшей безопасности… Под плотной завесой дождя татары… окружили лагерь» [45. C. 171].

Р.Г.Скрынников, ссылаясь на отсутствие в исторических источниках сведений о «заснувшем карауле», полагает, что кучумовичи сумели внезапно напасть на русских «благодаря темноте и ночной непогоде». Он также посчитал вымыслом сообщения летописцев как о прокравшемся в казачий лагерь разведчике Кучума, так и о беспечности Ермака, будто бы не окружившего стан крепкой стражей или не выставившего ее совсем [32. C. 202].

Историки по-разному оценивают характер ночного боя 5 августа 1584 г. (или 1585 г.). Г.Ф.Миллер, следуя версии о «заснувшем карауле», утверждал, что казаки не оказали противнику «никакого сопротивления», и «храбрость татарская проявилась в том, что они просто душили спящих русских», перебив 300 человек, включая Ермака [7. C. 257]. В этом же ключе рассказывают о событиях трагической ночи и потерях казаков Н.М.Карамзин и В.И.Сергеев — из 51 человека лишь один «бежал в Искер» [9. C. 240; 44. C. 129], авторы многотомной «Истории Сибири» — из 150 дружинников «почти все были перебиты» [15. С. 30] — и Д.И.Ко-пылов, наиболее пространно описавший гибель казацкого отряда: «В первый же миг был уничтожен спящий караул. Словно призраки сновали кучумовцы меж казацких шатров, душили и кололи спящих людей. Шатер Ермака стоял в центре лагеря, и туда устремилась большая группа татар. Атаман оторвался от сна, когда отряд почти весь был уже уничтожен. С горсткой уцелевших воинов он стал отходить к берегу, где стояли струги. Дождь вывел из строя фитильные ружья. Ермак с товарищами саблями прорубали дорогу через массу разъяренных врагов. Уж близок был спасительный берег, когда пал последний казак и Ермак остался один. Истекая кровью, он бросился к берегу и прыгнул в ближайший струг, но… оступился и пошел ко дну, «понеже одеян бе железом в пансыре тягче». …Только несколько казаков уцелело в этой битве. Возможно, они несли вахту на стругах и, увидев гибель атамана и всей дружины, под покровом темноты скрылись от преследования» [43. C. 107].

Позднее Д.И.Копылов дополнил этот рассказ сюжетом из татарского предания о поединке Ермака и Кутугая (Кучугая): «Атаман действовал саблей, татарин — коротким копьем. Противники дрались с ожесточённым упорством, и Ермак уже «нача одолевати» Кутугая. Но у атамана развязался шлемный ремень, и обнажилось горло. Этим воспользовался Кутугай и «прободе [Ермака] в гортань». Истекая кровью, атаман бросился к берегу и прыгнул в ближайший струг, но… оступился и пошел ко дну, “понеже одеян бе железом в пансыре тягче”» [45. C. 172].

По другому сценарию ночного боя, описанному Р.Г.Скрынниковым, нападение кучум-лян на русский лагерь, пусть даже неожиданное, не внесло дезорганизации в ряды казаков. Воспользовавшись ночной темнотой и непогодой, они во главе с атаманом сумели пробиться к берегу и погрузились на суда. «Ермак, — пишет Р.Г.Скрынников, — бился с врагами до последней минуты, прикрывая отступление отряда. Благодаря этому казаки избежали поголовного истребления»: из 108 человек, ходивших на Вагай, остались в живых 90 [32. C. 202—203].

В пользу этой версии, кажется, свидетельствует сообщение начальной редакции синодика ермаковым казакам, из которого можно заключить, что большинство участников сражения с татарами «в бегство преложишась» и лишь некоторые — Яков, Роман, Петр 2, Михаил, Иван, Иван и Ермак — «кровь свою пролиша» [1. C. 381]. Однако это не означает завершения обсуждения вопроса, так как в большинстве других исторических источников приводятся иные сведения [1. C. 63, 73, 95, 135, 185; 5. C. 28], в том числе и использовавшиеся в работах оппонентов Р.Г.Скрынникова.

Исследователи единодушны в том, что гибель Ермака означала скорое завершение экспедиции русских казаков в Зауралье. Причины этого обычно видятся в истощении сил отряда, на протяжении нескольких лет переносившего невыносимые лишения и оторванного от русских границ. Но Ермак и его дружина совершили самое главное: располагая небольшими силами, они разгромили основные силы Сибирского ханства и открыли одну из самых значительных страниц прошлого России, связанную с освоением огромного и пока таинственного региона, об овладении которым мечтали многие европейские и восточные государства.