Повседневность сельских жителей Иркутской губернии начала ХХ в.: методологические подходы к изучению источников

Повседневность как исследовательская область появилась относительно недавно, в ХХ в., в процессе эволюции европейского гуманитарного знания.

Первенство теоретического конструирования этого понятия принадлежит философам и социологам, историки же, скорее, включают и адаптируют эту исследовательскую категорию сообразно контексту развития исторической науки.

Философ-феменолог ХХ в. Б. Вандельфельс определяет повседневность как совокупность повторяющихся практик, ритуалов и взаимодействий, которые формируют структуру и содержание жизни людей. Она охватывает материальные условия существования, социальные отношения, культурные нормы и символические практики, которые обусловливают ежедневное поведение и мировоззрение индивидов [1]. Повседневность включает в себя широкий круг аспектов: от работы и досуга до семейных и общественных отношений, от личных привычек до коллективных обрядов и праздников. Эта дефиниция помогает понять, как люди организуют свое время и пространство, как они воспроизводят и трансформируют свои социальные и культурные реалии.

Одним из первых значимых шагов в этом направлении стали работы французских историков, таких как М. Блок и Л. Февр, которые в 1920‒1930-е гг. заложили основы школы «Анналов» [3, c. 93‒113]. Они настаивали на необходимости изучения повседневной жизни, материальной культуры и ментальных структур для глубокого понимания исторических процессов. Школа «Анналов» внесла значительный вклад в развитие микроисторических подходов, которые позволяли исследовать историю «снизу», фокусируясь на жизни обычных людей.

В середине XX в. работы социологов Э. Гоффмана и А. Шюца содействовали теоретическому осмыслению повседневности с точки зрения символического взаимодействия и социальной феноменологии. Гоффман в своей теории драматургии рассматривал повседневную жизнь как сцену, где индивиды играют свои роли, следуя определенным сценариям и нормам. Шюц, в свою очередь, исследовал субъективный опыт и интерсубъективные отношения, которые формируют основу повседневной реальности [1].

В последние десятилетия исследования повседневности стали важным направлением в таких дисциплинах, как культурная антропология, этнография, социология и история. Например, микроистория, представленная работами К. Гинзбурга и Д. Леви, предполагает детальное изучение отдельных событий, сообществ или индивидов, что позволяет реконструировать повседневную жизнь с высокой степенью точности [2]. Этот подход помогает выявить уникальные аспекты повседневности, которые могут оставаться незамеченными в более широких исторических исследованиях.

Историческое развитие понятия повседневности прошло через несколько ключевых этапов, отражающих изменение научных парадигм и методологических подходов. В классической историографии XIX в. повседневная жизнь обычно оставалась на периферии исследований, уступая место политической, экономической и военной истории. Однако уже в начале XX в. некоторые ис- торики и социологи начали обращать внимание на важность повседневных практик для понимания широкой исторической динамики.

Один из самых известных современных отечественных историков-повседневоведов Н. Л. Пушкарева выделяет три области повседневности: 1) событийную область публичной повседневной жизни, прежде всего, мелкие частные события, пути приспособления людей к событиям внешнего мира; 2) обстоятельства частной, личной домашней жизни, быт в самом широком смысле; 3) эмоциональную сторону событий и явлений, переживание обыденных фактов и бытовых обстоятельств отдельными людьми и группами людей [3].

В литературе мы не встретили релевантного определения, уточняющего представление о сельской повседневности, разграничивающего миры городской и сельской повседневности. Думается, что это предмет последующих научных дискуссий.

Таким образом, применяя понятие повседневности в исторических исследованиях, мы приближаем фокус внимания к человеку в многообразии его отношений, с одной стороны, и получаем возможность изучения масштабных общественно-политических, экономических, социально-культурных трендов глазами «маленького» человека — с другой.

Исследование сельской повседневности Иркутской губернии начала ХХ в. строится на ключевых исторических принципах и методах, среди которых принципу историзма отведена мировоззренческая роль, предлагающая оценивать явления и события в конкретных исторических реалиях. Историкосравнительный подход позволит выявить общее и особенности повседневной жизни непосредственно сельских сообществ Иркутской губернии в указанный период.

Исторические исследования, на наш взгляд, играют ключевую роль в изучении повседневной жизни, так как они позволяют реконструировать повседневные практики прошлых эпох. Историки используют архивные документы, дневники, письма и другие письменные источники, чтобы выявить изменения в повседневной жизни людей. Важным аспектом является микро-исторический подход, который фокусируется на небольших сообществах или отдельных личностях [1]. Это позволяет увидеть, как крупные исторические события отражаются на уровне индивидуального опыта и повседневных практик.

Культурология и философия играют важную роль в анализе символических аспектов повседневности. Исследование ритуалов, праздников, обрядов и других символических практик позволяет понять, как культурные нормы и ценности формируют повседневную жизнь. Теоретические подходы к изучению повседневности, в частности работы Мишеля де Серто и Вальтера Беньямина, предоставляют концептуальные рамки для понимания того, как повседневные практики могут быть актами сопротивления или адаптации к социальным структурам [1].

Письменные источники и изучение материальной культуры предоставляют методы для воссоздания повседневной жизни в прошлом через исследо- вание материальных артефактов. Анализ пространственной организации, например планировки домов и использования внутреннего пространства, помогает понять социальные и экономические условия, в которых жили люди, и как эти условия влияли на их повседневные практики.

Например, работы Матвея Николаевича Хангалова, исследовавшего повседневную жизнь в Иркутской губернии, демонстрируют важность этнографического подхода для понимания местных особенностей и уникальных практик. Хангалов, проводя полевые исследования в сельских общинах, смог выявить аспекты жизни, которые были бы трудно уловимы с помощью только документального анализа, такие как локальные традиции, взаимоотношения между соседями, роль обрядов и праздников в социальном сплочении [5].

Изучение сельской повседневности в указанных территориальных и хронологических рамках было проведено на базе совокупности различных эгодокументов. В Государственном архиве Иркутской области (ГАИО) отложился личный фонд М. Н. Хангалова, который содержит личное дело из учительской семинарии. Данный документ предоставляет нам возможность более подробно рассмотреть деятельность М. Н. Хангалова во время обучения в семинарии. Документ состоит из семи листов, где наиболее ценным из них нужно считать свидетельство об окончании Иркутской учительской семинарии. Также в ГАИО хранятся 4 авторские рукописи «Женская община и шаманизм», «Материалы по шаманству», «Описание коллекций по шаманству» и «Зэгэтэ-аба».

К данной группе источников относятся документы, хранящиеся в архиве Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. Здесь имеется личный фонд М. Н. Хангалова, в состав которого входят переписка с родными, востоковедами Ц. Жамцарано, Д. Клеменцем, А. Рудневым, Г. Потаниным, Б. Барадиным и др.; служебные материалы (прошения, докладные записки, указы); труды, статьи по фольклору, этнографии, шаманизму (ули-геры, сказки, легенды, предания, шаманские мифы, призывания, песни, поговорки, народные приметы); описания религиозных и бытовых обрядов, этнографические наблюдения, полевые записи ; материалы по вопросам здравоохранения, народного образования в Иркутской губернии.

В состав источников личного происхождения входит фонд Национального музея Республики Бурятия, в котором представлены полевые дневники М. Н. Хангалова в количестве 13 штук. В данном случае нас будет интересовать Дневник № 12, датируемый 1910-1911 гг., который вел М. Н. Хангалов в с. Бильчир Иркутской губернии. Дневник находится в мягком переплете, обложка черного цвета, сохранность удовлетворительная, имеются пятна и потертости. Анализ дневника показывает, что автор вел дневник неравномерно. В дневнике присутствуют ежедневные записи с ноября 1910 г. по январь 1911 г., затем записи прерываются без объяснения причин до сентября 1911 г., после чего возобновляются снова. В дневнике также представлены простые рисунки позиции людей во время обрядов, шаманской атрибутики и другие.

Рис. 1. Дневник М. Н. Хангалова, 1911 г., с. 26

Подводя итог источниковедческому анализу, необходимо подчеркнуть, что это лишь небольшая часть набора источников, который в реальности гораздо шире и включает в себя значительный объем материальных источников (повседневных артефактов, изобразительных и т. д.), способствующих объективации исследования.

Содержание дневников М. Н. Хангалова было описано в ряде предыдущих публикаций авторского коллектива и здесь целесообразно привести общую оценку их наполнения. Изучение дневниковых записей позволяет обнаружить их основные сюжеты: этнографические наблюдения и рисунки, прежде всего шаманские обряды иркутских прибайкальских бурят, что является важным средством сохранения религиозного наследия и передачи его последующим поколениям, небольшие статьи, школьная повседневность учителей Бильчирского училища, где с 1902 г. преподавал и сам М. Н. Ханга-лов, конфессиональные, общественные и бытовые аспекты народной жизни и сюжеты о своей семье [5].

Вышеизложенное позволяет сделать вывод о достаточности методологических и методических инструментов, источниковой базы для анализа сельской повседневности Иркутской губернии на рубеже XIX‒XX вв. Применение терминов, понятий и методов истории повседневности позволяет исследователям выявить «вторые» и «третьи» пласты содержания дневников М. Н. Хангалова. Изучение эго-документов ученого насыщает историческую ткань подробностями и деталями жизни «обычных» сельских жителей, проживавших на периферии Российской империи.