Правосознание и правовое воспитание

Правосознание без преувеличения принадлежит к числу ключевых категорий социальнофилософской мысли. По его характеристике можно судить о жизни общества в целом. Причинами являются как огромная роль права в регулировании общественных отношений, особенно возросшая в трансформационный период развития российского общества, так и теснейшая взаимосвязь правосознания с другими формами общественного сознания.

В задачи настоящей статьи входит рассмотреть правосознания с позиции соотношений с сознанием политическим и нравственным, определить его место и относительную специфику с учетом современных условий, рассмотреть диалектику правосознания в реальной жизни и теории. Также мы намерены сформулировать определение правового сознания, учитывающее ценностный аспект, потому как в современных условиях только оно позволит создать наиболее пригодный теоретический инструментарий для его формирования.

В этой работе понятия «мораль» и «нравственность» используются как синонимы, тем самым мы абстрагируемся от некоторых расхождений, которые вкладывались в них в ходе исторического развития научной мысли. Политическое сознание трактуется нами в большей степени как отражающее экономические и другие ключевые интересы человека.

Вопрос о соотношении права и правосознания играет важную роль, ввиду невозможности их раздельного рассмотрения. В учебной литературе указывается, что право «как общественное явление состоит из правового сознания (теоретического и обыденного), правовой деятельности, правовых отношений, правовых норм и правовых институтов. Все они находятся в тесной взаимной связи». Здесь право видится как правовая система. Следовательно, правосознание целиком входит в него.

Четкого подразделения общественного сознания на правовое, политическое, нравственное и т.д. не может быть на практике. Как хорошо известно, мы видим их настолько тесное взаимодействие и переплетение, что подчас затруднительно выделить отдельные составляющие. Это особенно очевидно просматривается на примере правосознания. Его невозможно объективно определить без прояснения отношений экономики, политики, морали и права. Также это трудно сделать без обращения к реальной общественной жизни, потому что тогда и только тогда просматривается его действительная сущность. Итак, остановимся на этом более обстоятельно.

Выглядит весьма обоснованно замечание В.А. Затонского, считающего что «от того, как трактуется право, от правопонимания зависит в теоретическом плане соотношение права и политики, права и экономики и т.д. Правовая жизнь...теснейшим образом взаимосвязана прежде всего с политической и экономической, «выступает по отношению к последним в виде своеобразной формы», оказывая вместе с тем на экономику и политику и обратное воздействие стимулирующего либо сдерживающего плана» [4, 12]. На наш взгляд, это утверждение выглядело бы почти безупречно, если бы не обделялась вниманием нравственная сторона жизни общества, без которой многое может превратиться «в произвол и беззаконие». Хотя и нельзя забывать, что ключевое назначение права – регулировать распределение и присвоение общественных благ. Следовательно, оно не может быть нейтральным по отношению к интересам людей.

Нужно учитывать, что социальные классы и отдельные индивиды имеют определенное правосознание, соответствующее их интересам. «Правосознание – одна из форм общественного сознания того или иного класса (в социалистич. обществе в период развернутого строительства коммунизма – всего народа), обусловленная в конечном счете материальными условиями жизни этого класса (всего народа)» [18, 351].

С другой стороны, социально-классовый подход, при котором право максимально сближается с политическим сознанием, а иногда и просто с ним отождествляется, не является допустимым. Хотя хочется не согласиться и с теми, кто говорит о марксистско-ленинском классовом понимании права без соответствующих на то поправок. С аксиологической точки зрения классовое видение права в этом учении не признается идеалом, скорее оно выступает объектом критики и последующего преодоления. Также и правосознание должно стать общенародным. Так, в Манифесте коммунистической партии в полемической форме отстаивается следующее: «Ваши идеи сами являются продуктом буржуазных производственных отношений и буржуазных отношений собственности, точно так же как ваше право есть лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса» [8, 443].

Нетрудно заметить направленность обвинения именно на изобличение в использовании изначально справедливого, высокого назначения права для поддержания существующего, часто «преступного» общественного порядка. Понятно, что учение о классовости права породила сама среда, когда правовые идеалы только провозглашались, действительность же была противоположной. Конечно, следует признать, что марксизм чрезмерно гипертрофирует по- литизированность правосознания в ущерб многим другим не менее важным его сторонам. Но факт остается фактом – без обращения к политике и экономике любые попытки определения этого явления останутся в лучшем случае бесплодными. Применительно же к современным условиям можно сказать, что «методологически правильный путь – не догматизировать марксизм, не превращать его в икону, а, критически осмысливая и сохраняя преемственность, разумно использовать те достижения, которые наряду с идеями других выдающихся мыслителей прошлого сохраняют свое значение и в современных условиях» [1, 5].

В учебной литературе до сих пор можно встретить замечания, что «наиболее характерная особенность права выражается в его определении как воли господствующих социально-классовых сил, возведенной в закон или узаконенной государственной воли. Правовые нормы, законы закрепляют прежде всего жизненно важные для господствующих социальных сил правила поведения. В каждом праве существуют еще и нормы, имеющие общечеловеческий, внеклассовый характер» [6, 300]. Особенно бросается в глаза год издания (2006). Примечательно, что здесь автор идет даже дальше традиции советской науки. Если тогда подчеркивалось, что из классового право превращается в общечеловеческое, то здесь этого практически нет. Данное утверждение имеет очень серьезные последствия, так как буквально переворачивает основы современной юриспруденции. Взглянув с этой стороны, становится ясно, что юридическая наука со всеми ее принципами и понятиями скорее говорит о должном. Но, в то же время, в данном определении правового сознания дается трезвый взгляд на существующую государственно-правовую практику. Представляется, что положение может улучшиться с развитием духовного смысла правосознания.

Не представляет труда заметить, что классовое право и правосознание теряют всякую самостоятельную сущность, помимо лишь средства для выражения чьих-либо интересов, естественно, отличных от воли народа. Право становится необходимым для закрепления «удобного» общественного порядка, придания ему своеобразной «легитимности». Оно перестает быть мерой справедливости, выразителем всеобщих интересов. По сути, классовость и право – вещи противоположные. Не представляет сомнения, что с этимологической точки зрения слова «право» и «закон» должны ассоциироваться в общественном сознании именно с правым, правильным, должным, призванным быть выражением справедливости и порядка. Если признать классовое видение права нормальным, то вряд ли может идти речь о правовом воспитании, имеющем целью формирование законопослушного поведения как внутренней потребности на основе осознания ценности права, уважения к праву. «Правовое воспитание – это целенаправленный, планомерный и организованный процесс формирования и развития системы социально-правовых ценностей, убеждений, внутренней готовности к активной правомерной деятельности. Оно раскрывает не только «букву», но и «дух» права, правовых явле- ний, показывает их действительную миссию, предназначение» [15, 44].

Говоря о современной российской правовой системе, важно отметить, что Конституция и законодательство по большей части декларируют именно интересы всего народа. Хотя и не всегда последовательно, при этом оставляя множество «лазеек». Но классовость продолжает быть неизменной чертой правосознания. Отношение к праву у людей различных социальных слоев детерминируется, прежде всего, материальным благосостоянием. Ведь нельзя не признать, исходя из реальной действительности, «…что к людям, имеющим власть и капитал (деньги), закон более снисходителен и покладист, чем к рядовым труженикам» [14, 563].

В классовом понимании правосознания ясно просматривается действительное соотношение различных мотивов поведения. Экономический интерес ставится на первое место, с чем нельзя не согласиться, так как он действительно служит одной из главных детерминант человеческой активности. Другое дело, что при его преувеличении нормальная жизнь деформируется, общество разрушается, если не с позиции привычно сложившегося социального порядка, то относительно должного. Духовность редко выступает непосредственным мотивом поведения, но играет важнейшую роль в его регулировании и ограничении. Потому как экономический интерес очень легко может стать корыстным и преступным.

Совершенно очевидно, что без активного участия в общественной жизни как всего населения, так и его отдельных групп, без правовой активности закрепленные права и другие благоприятствующие положения законодательства останутся нереализованными, потребности соответствующих людей и их групп – не удовлетворенными, а правовой нигилизм и разочарование в правовых средствах будут по-прежнему на высоком уровне. Так, И.В. Тепляшин указывает, «…что при становлении правового государства необходим соответствующий паритет между всеми группами граждан и политическими силами. Правовое государство строится только на основе всеобщего участия граждан в данном процессе. Представляется, что «новым» правовым решением в достижении блага для членов общества может стать их правовая активность, а также правовая активность отдельных социально-корпоративных групп» [13, 35]. Хотя важно обратить внимание на то, что действенность правовой активности социально незащищенных индивидов в случае отстаивания законных прав, без опоры на экономическое, социальное положение и т.д. возможна только при уже достаточно высоком развитии правосознания (включая уважение к праву) «обязанных» лиц, либо наличия и доступности эффективных «рычагов правового давления».

Переходя к рассмотрению соотношения правосознания и морали, нужно сделать ряд существенных замечаний. Имеет право на существование точка зрения, согласно которой общечеловеческая (общенародная) сущность права во многом заимствована из нравственности, при этом значительная часть нравственных принципов (справедливость, равенство, гуманизм и т.д.) приобретает правовую принад- лежность, адаптируясь в новой специфической среде. Затем они часто указываются как изначально правовые. В этом ключе выглядит весьма обоснованно точка зрения О.В. Мартышина, который считает, что «в нашей юридической литературе возникла странная тенденция объявлять универсальные (по широте охвата отношений между людьми) ценности не имеющими иного содержания, кроме правового, правовыми по своей природе». При этом он справедливо утверждает, что в этом случае «нравственность как высшая категория упраздняется. Иерархия ценностей нарушается. Право, конечно, ценность, но второстепенная, потому что оно служит средством для реализации высших ценностей - справедливости в первую очередь» [9, 6]. Но, с другой стороны, в процессе исторического развития общества многие нравственные принципы глубоко проникли в правовую среду, получив при этом значительное развитие. Следует заметить, что разграничение права и нравственности в данном контексте имеет скорее теоретическое значение, чем прикладное, и служит более глубокому осмыслению правовых явлений. Моральные принципы, постепенно интегрируясь в правовую систему, способствуют ее совершенствованию, а если рассуждать применительно к человеку, то происходит развитие его правового сознания.

Весьма важно также уяснить пределы возможного переплетения права и нравственности. Г.В.Ф. Гегель, несколько в специфической манере характеризует правосознание, при его определении исходит из различия позитивного закона и закона «должного»: «Человек не останавливается на налично сущем, а утверждает, что внутри себя обладает масштабом правого: он может подчиниться необходимости и власти внешнего авторитета, но никогда не подчиняется им так, как необходимости природы, ибо его внутренняя сущность всегда говорит ему, как должно быть, и он в себе самом находит подтверждение или неподтверждение того, что имеет силу закона» [3, 57]. Ниже Гегель добавляет: «Мысль о праве не есть нечто такое, чем каждый обладает непосредственно; лишь правильное мышление есть знание и познание предмета, и поэтому наше познание должно быть научным» [3, 58]. Тем самым он предотвращает видение возможного субъективизма в оценках права. Исходя из гегелевского понимания, можно сделать очень важный вывод о том, что правосознание – это не только знание законов, действующих в определенном месте и времени, а также обеспечиваемых принудительной силой государства, правовое сознание – это значительно большее. В первую очередь человек обращается к самому себе, как бы заглядывая в свой внутренний мир за оценкой того, что является действительно должным. Последующее замечание о невозможности непосредственного понимания сущности права имеет без преувеличения колоссальное значение, так как предупреждаются попытки представить лишь субъективным естественно данное каждому чувство должного. Указывается, что оно должно быть непременно научным. Действительно, в реальной жизни только научно выверенные естественные принципы права могут быть основой законодательства и правомерного поведения индивидов. В противном случае каждый мог бы абсолютизировать свою волю. А в обществе бы господствовали хаос и произвол.

Сходным образом видит правосознание И.А. Ильин. Он в своей знаменитой работе «О сущности правосознания» пишет, что «нормальное правосознание можно изобразить как особый способ жизни, которым живет душа, предметно и верно переживающая право в его основной идее и в его единичных видоизменениях (институтах)» [5, 189]. А затем он добавляет: «этот строй душевной жизни есть, конечно, нечто идеальное, однако не в том смысле, чтобы этот «идеал» был неосуществим. Напротив, этот способ жизни уже дан в зачатке каждому из людей, и от каждого из нас зависит – осознать, развить и упрочить в себе этот зачаток» [5, 189-190].

Весьма примечательно утверждение Ильина о том, что «…уродливое, извращенное правосознание остается правосознанием, но извращает свое содержание; оно обращается к идее права, но берет от нее лишь схему, пользуется ею по-своему, злоупотребляет ею и наполняет ее недостойным, извращенным содержанием; возникает неправое право, которое, однако, именуется «правом» и выдается за право, компрометируя в сознании людей самую идею и подрывая веру в нее» [5, 186]. Здесь также подразумевается вывод о том, что правосознание является не только знанием действующих законов (которое, по нашему мнению, могло бы частично совпадать с его подлинной сущностью только в случаях, когда закон действительно правовой), правосознание для Ильина – нечто значительно большее и является высоким личностным духовным развитием. Согласно Ильину, правосознание является нормальным только в случае отражения действительной сущности права.

Конечно, можно усомниться в том, что идеал столь высокого сознательного поведения осуществим. Немного тех, кто руководствуется в своем поведении высшими ценностями, значение которых для жизни не так легко понять. Экономический интерес, деградировавший в корысть повсеместен. Так, Ларин А.А., говоря о кризисе правосознания, потребительских ценностях и деградации личности, отмечает, что «основным фактором, сдерживающим личность от совершения противоправных действий в таких условиях, становится не правосознание и правовая культура, а перспектива лишиться возможности пользоваться привычными материальными благами» [7, 21].

Ясно, что Гегель и Ильин рассматривают право в тесной связи с нравственностью, с внутренним развитием, даже самосовершенствованием. На наш взгляд, их вклад в философско-правовую сокровищницу огромен и, что особенно важно, крайне актуален в современных российских условиях. Действительно, в плане правового обучения и воспитания, формирования правосознания, существенно знание законодательства и осознание своих интересов как одной из важнейших предпосылок правовой активности. Но гораздо важнее высокие духовные качества личности, когда ее поведение все менее нуждается во внешнем регулировании и надзоре, а питается собственным духовно-нравственным чувством. Ко- нечно, интересы (экономические и другие) никуда не исчезают, но в этом случае они находят гармоничную реализацию, и не возникает, например, ситуаций, когда личные цели чиновника противоречат объективным нуждам населения и т.д.

Система законодательства сама является крайне неоднородным явлением. Поэтому можно говорить, что отрасли права в различной степени испытывают влияние морали. Что варьируется даже между нормами разных правовых институтов. Применительно к правосознанию можно заключить, что в реальной жизни оно функционирует как постоянное диалектическое взаимодействие основных (в том числе экономических) интересов и моральных начал в человеческой психике, которые дополняют и ограничивают друг друга, выступая стимулом социального развития и одновременно барьером для общественного саморазрушения.

Выявление места права среди других смежных явлений общественной жизни, в том числе политики и морали, способствует более точному уяснению его сущности и преодолению деформаций правосознания, как-то: правового нигилизма или преувеличения регулятивных возможностей правовых норм. «Продолжение реформ в России требует прочной правовой основы, особенно в экономической сфере. Однако при этом важно иметь четкое представление о пределах и реальных возможностях юридических законов, путях их воплощения в жизнь. Давно сказано: чтобы не разочаровываться, не следует очаровываться. Обществу необходимо преодолеть как правовой нигилизм, так и правовой идеализм, которые питают друг друга» [10, 16].

Вопрос о сущности правосознания весьма не прост. Прежде всего, стоит разобраться в том, является ли правосознание только отношением (не важно, хорошим или плохим) к праву и правовому регулированию. Или же следует говорить именно о достаточно высоком уровне уважения к праву, признания его самостоятельной ценности и т.д., как мы пытались обосновать это выше. Высказываются разные точки зрения.

Так, О.Г. Щедрин утверждает, что «правосознание - это форма сознания, выражающая отношение к праву (действующему и желаемому), к практике его реализации и к государству, его создающему, которая формируется на основе полученного знания о праве и государстве, а также под влиянием этнических и национальных особенностей, – далее автор продолжает - правосознание существует в каждом субъекте права и независимо от своего уровня , вида и стадии (курсив наш. – М.З.) способно регулировать юридически значимое поведение своего носителя как правомерное, так и неправомерное» [7, 7]. Представляется, что это понимание правосознания в плане правового воспитания малопродуктивно, так как объявляется, что правосознание существует независимо от уровня своего развития (что же тогда понимать, когда говорят про его деформацию?).

На наш взгляд, Ю.В. Шумова занимает более обоснованную позицию полагая, что «правосознание – это, по существу, оценка права, существующая в обществе, выражающая критику действующего пра- ва и формулирующая определенные надежды и пожелания к правовой сфере, ее изменениям, определяющая, что считать правомерным, а что неправомерным» [16, 7]. С аксиологической точки зрения, это определение выглядит основательнее, так как ведет к более определенному разграничению правомерного и неправомерного, общественно полезного и вредного. Но, по нашему мнению, допустимо пойти еще дальше. Ценностный аспект можно существенно развить. Ведь очевидно, что самими упоминаниями о деформациях правосознания, о необходимости его формирования, развития, укрепления и т.д. подразумевается, что им может быть далеко не любое отношение к правовому регулированию, а уж тем более не правовой нигилизм.

Нужно отметить, что выделение нами наряду с общим и ценностного подхода к определению правосознания не имеет целью умалить научность предыдущего. Подобные размышления инициированы необходимостью развития теории правового воспитания. И использование того или иного инструментария зависит от целей и задач исследования. Полагаем, что правосознание можно понимать в относительно нейтральном аспекте по отношению к общественной самоорганизации, а также ценностном (при максимальном учете общественного блага), видя правосознание либо как оно есть в реальной жизни без учета должного состояния, либо подразумевая ценностно-целевой его характер. Определение Щедрина, хотя и позволяет разграничивать должное и его противоположность, но характеризует общество с позиции, скорее, незаинтересованного и «невклю-ченного» наблюдателя. С его точки зрения, и высокий уровень осознания реальной ценности права и правовой нигилизм могут являться равноценными разновидностями правового сознания. Как уже упомянуто, когда говорят о деформации правосознания, деградации личности, о необходимости правового воспитания, об укреплении правового сознания, то уже этим подразумевается, что существует и его состояние, которое должно быть. Именно так его видят Гегель и Ильин.

Этот подход применим и ко многим иным правовым явлениям. При определении политикоправовых категорий следует учитывать, содержат ли они характеристику настоящего или же ориентирует относительно желательной цели в общественном развитии. В частности, это можно отнести к Конституции РФ, многие положения которой ориентированы на будущее.

Итак, с позиции ценностного подхода можно сформулировать другое определение. При таком видении правосознание – это форма общественного сознания, такой уровень развития когнитивных, эмоциональных и поведенческих элементов на основе сформированных духовно-нравственных качеств человека, когда экономические и другие важнейшие интересы личности облагораживаются нравственными принципами, что обеспечивает гармоничное сосуществование ее с обществом. С этой точки зрения правосознание является высоким уровнем осознания значимости принципов права в общественной жизни и соответствующего законопослушного поведения, правовой активности, играющими важную роль в улучшении правового регулирования и росте стабильности, нормализации социальной обстановки.

Ценностное видение правового сознания концентрирует внимание на человеке. Можно с уверенностью утверждать, что среди таких «социальных формул», как правовое государство, демократические процедуры и т.д. незаменимым «…субъектом отношений гражданского общества, его основой и смысловым центром является индивид во всей полноте своих прав как носитель определенной социально-правовой инициативы. Атрибутами такого ин-дивида…должны быть социальная и правовая активность, наличие осознанной позиции по отношению к обществу и праву, развитое правосознание и соответствующая ему личная правовая культура» [12, 38]. Нужно отметить, что такое понимание правосознания служит надежной основой развития гражданского общества и демократии. Только когда мы сами изменимся, то одновременно и наше общество можно будет назвать полноценно демократическим. «Утверждение политической демократии, обретение ее институтами необходимой устойчивости возможно лишь при приобщении подавляющей части общества (включая не только политические, общественные организации, институционализированные группы интересов, но и массовые слои населения) к ценностям демократии, то есть когда массы осознают ее как наиболее совершенную форму политического устройства по сравнению со всеми другими его формами» [2, 15]. Принятие ценностей происходит при осознании их роли для собственного благополучия.

В современной России в связи со многими обстоятельствами, главными из которых выступают переходный период и нестабильность, существенно деформировались многие общественные институты. Нравственные нормы, непосредственное значение которых не всегда уловимо, стремительно теряют свой престиж в общественном сознании. Право подвержено большинству тех же разрушительных процессов. Проблема формирования правосознания встает особенно остро, и для этого требуется соответствующая теория. Ценностный аспект правосознания имеет важное методологическое значение в плане правового воспитания. Мы снова подходим к мысли, что учения классиков как упомянутых нами, так и многих других обретают в современных российских условиях новую актуальность и, следовательно, новую жизнь. Так, «учение Ильина о правосознании может иметь продуктивное преломление в свете сегодняшних российских социальнополитических реалий: именно творческое развитие и углубление этой области общественного сознания должно вести к гармонизации социальнополитических и правовых взаимоотношений. Теория правосознания Ильина актуальна и в практическом плане: она может быть востребована в области воспитания правосознания личности и общества в целом, в области законотворчества, правоприменения, в сфере формирования государственной правовой идеологии и разработки программ социального развития» [11, 93].