Правовые цели иска о признании права или обременения отсутствующим: опыт инструментального подхода

Современная наука частного права уже давно существует в полисмысловых теоретических границах. На различных этапах ее развития преобладали естественное (философское) правопонимание, представленное преимущественно в трудах первых отечественных цивилистов [3] и воссоздаваемое в некоторых современных работах [2], историческая школа права [4] и др. В данной связи не нуждается в дополнительной аргументации очевидный факт многогранности права и многоликость методов его познания.

Инструментальный подход, впервые представленный в сколько-нибудь оформленном виде в трудах Б.И. Пугинского [8], в настоящее время представляет собой динамично развивающееся теоретическое направление.

Одна из трудностей оперирования категориями инструменталистики связана с тем, что в современной науке сложились два относительно самостоятельных направления, по своему интерпретирующих исходные положения данной методологии. В предельно обобщенном виде первое направление ассоциируется с работами представителей теории права, под инструментализмом понимающих специальноюридическую теорию, исследующую служебную роль права как систему правовых средств [11, с. 35], при этом правовые средства определяя как правовые установления или самостоятельные сущности, объединяющие все те правовые явления, призванные в своем функционировании обеспечивать реализацию указанных в законодательстве целей [14].

Качественно иным инструментализм разработан в исследованиях представителей науки частного права. Критикуя догматико- нормативный подход, присущий в том числе теории гражданского права, Б.И. Пугинский провозглашает деятельностное представление об объекте правовой науки, предложив отказаться от анализа и комментирования правовых норм в пользу практической деятельности людей, применяющих право [8, с. 16]. Правовые средства в его понимании приобретают характер сочетания (комбинации) юридически значимых действий, совершаемых субъектами с дозволенной степенью усмотрения и служащих достижению их целей (интересов), не противоречащих законодательству и интересам общества [8, с. 17].

В наиболее завершенном виде деятельностный подход развит в трудах С.Ю. Филипповой. По мнению ученого, данный подход подразумевает исследование правовых явлений с позиции их целесообразности, функциональной пригодности для использования в процессе правовой деятельности людей для достижения ими собственных правовых целей [13, с. 32].

Таким образом, инструментальное исследование подразумевает изучение трех взаимосвязанных элементов: правовой цели – правового средства – правовой деятельности. Лишь с включением с предметную область человека с его целям, интересами и практической деятельностью теория правовых средств приобретает качественно новое значение. Рассмотрение же правовых средств в изолированном функциональном срезе, как представляется, не несет в себе значимый эвристический потенциал, оставаясь усовершенствованным вариантом догматики.

Идентификация правовой цели как научная задача

Как известно, появление иска о признании права или обременения отсутствующим в отечественной правовой действительности связано с принятием постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации №10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» [7] (далее – Постановление №10/22).

При относительно большом количестве публикаций, специально посвященных определению правовой природы данного средства защита, в науке до настоящего времени отсутствуют исследования, связанные с проблемой правовой цели настоящего иска.

Игнорирование инструментальной природы рассматриваемого средства как феномена встречного нормотворчества заведомо обрекает попытки его исследования к выводам предельно поверхностного содержания. В отрыве от уяснения реальных причин, целей, детерминирующих данную форму правозащитной деятельности человека, установить сущность анализируемого явления можно лишь путем искусственного наложения известных законодательных трафаретов на совершенно новую динамично развивающуюся область правовой жизни, что в наименьшей мере отвечает критерию научной обоснованности.

В данной связи следует признать, что первоначальным этапом научного поиска должна служить задача идентификации правовой цели иска о признании права или обременения отсутствующим.

Содержание правовой цели

Постановлению №10/22 известны три правовые ситуации, при которых применим иск о признании права или обременения отсутствующим: (i) право собственности на один и тот же объект недвижимости зарегистрировано за разными лицами; (ii) право собственности на движимое имущество зарегистрировано как на недвижимое имущество; (iii) ипотека или иное обременение прекратились.

Изложенное свидетельствует о том, что рассматриваемое средство тесно связано с межотраслевым институтом государственной регистрации прав на недвижимое имущество, являясь механизмом судебного опровержения зарегистрированного права.

Тем не менее спорным было бы именовать его в качестве иска об оспоривании зарегистрированного права. Представляется, что оспоривание зарегистрированного права равным образом не представляет собой ни способ защиты нарушенного гражданского права, ни цель, к которой в действительности стремятся субъекты граж- данского оборота. Более точным следует признать, что оспаривание есть правовой эффект (результат) разрешения спора о праве.

Реалии повседневной юридической практики и здравый смысл убеждает нас в очевидности факта того, что цель, к которой стремится человек, предъявляя в суд иск о признании права или обременения отсутствующим, вовсе не сам факт оспоривания регистрационной записи, а устранение правовой неопределенности, нарушающей или создающей угрозу правореализационной деятельности титульного собственника или обладателя иного вещного права. В условиях формирующейся судебной практики применения анализируемого средства, настоящий вывод не является столь очевидным фактом и, во всяком случае, нуждается в соответствующей аргументации.

Достаточно рельефно данная цель проявляется в ситуации, когда право собственности на один и тот же объект недвижимости зарегистрировано за разными лицами. Верифицируемость данного утверждения иллюстрируется при ближайшем соприкосновении с правовой деятельностью. Так, в решении Арбитражного суда Самарской области от 28 апреля 2014 года по делу №А55-23311/2012 [9] суд рассмотрел встречные требования сторон о признании права отсутствующим на объект недвижимости – здание автобусной остановки (кассовый павильон). Спор возник между коммерческой организацией и муниципальным органом по поводу одного и того же объекта, право собственности на которое было одновременно зарегистрировано за сторонами. При этом в правоустанавливающих документах одной стороны объект был поименован в качестве здания автобусной остановки, переданного коммерческой организации в порядке приватизации, а в правоустанавливающих документах муниципального органа тот же объект был определен в качестве кассового павильона с аналогичными индивидуальными характеристиками, зарегистрированного на основании постановлении органа публичной власти. Применительно к рассматриваемой пробле- матике принципиально важным и верным следует признать вывод суда о том, что одной из целей обращения лица в суд с иском о признании права является подтверждение судом факта отсутствия или наличия права в отношении спорного имущества, в результате чего устраняется неопределенность в правоотношениях на данное имущество.

Представляется, что воспринимать позицию суда в приведенном деле не следует как некий искусственный акт творчества теоретической мысли правоприменителя, в данном случае суд лишь констатировал наблюдения реалий правовой жизни. Ситуация, когда право собственности расщеплено подобным образом, безусловно, является аномалией, сложившаяся правовая неопределенность фактически лишила обе стороны возможности каким-либо образом распоряжаться судьбой недвижимого имущества. Кроме того, коммерческая организация не могла реализовать предусмотренные законом преимущества, вытекающие из права собственности, в частности приобретения прав на земельный участок. Не нуждается в дополнительной аргументации и то обстоятельства, что традиционный арсенал вещноправовых инструментов защиты не способен был разрешить спор о праве. В итоге недвижимое имущество выпадало из нормального гражданского оборота, обрекая потенциального приобретателя действовать в условиях существенного правового риска.

Сложнее ситуация обстоит в случаях, когда движимое имущество зарегистрировано в качестве недвижимого. Чаще всего с данным требованием обращаются собственники земельных участков, на которых возведен объект, не отвечающий признакам недвижимого имущества, но зарегистрированный в качестве такового. Конструкция приведенного требования может показаться схожей с целями негаторного иска, обеспечивающего, как отмечает Т.П. Подшивалов, восстановление положения существовавшего до нарушения права и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения [6]. Данное обстоятельство, как представляется, вызвано смешением категорий иска о сносе самоволь- ной постройки, негаторного требования и иска о признании права отсутствующим.

Несмотря на то, что в судебной практике в основном сложилось представление о негаторных свойствах иска о сносе самовольной постройки, до настоящего времени в науке продолжаются дискуссии о его правовой природе. В отличие от признания права отсутствующим, данное средство защиты является прямо предусмотренным гражданским законодательством и применяется в ситуации, когда лицо возвело объект недвижимого имущества с нарушением императивных предписания градостроительного и земельного законодательства либо на чужом земельном участке без разрешения правообладателя. Как отмечают А.Ф. Бакулин, А.В. Петухова, в основе гражданско-правовой природы такового требования лежит нарушение права собственности на земельный участок в результате неправомерного возведения на нем устранимого препятствия [1]. Предъявляя иск о сносе самовольной постройки, обладатель прав на земельный участок преследует правовую цель устранения препятствий фактического характера.

Иной характер приобретает спор, когда признается отсутствующим право собственности на имущество, не обладающее свойствами недвижимого. Так, в решении Арбитражного суда города Москвы от 25 января 2011 года по делу №А40-25521/09-113-213 [10] собственник земельного участка в лице органа местного самоуправления обратился с требованием к коммерческой организации о признании отсутствующим зарегистрированного права собственности на объект, поименованный в качестве сооружения: комплекс автомойки. Требование было мотивировано тем, что зарегистрированный объект по своим характеристикам не является недвижимым имуществом. Принимая решение об удовлетворении исковых требований, суд указал, что при заключении договора аренды земельного участка третьему лицу, осуществившему первоначальное возведение спорного объекта, было разрешено размещение на земельном участке временного моечного поста и не давало право на проведение строительных работ. Имеющиеся в материалах дела доказательства не подтверждают создание спорного объекта в установленном законом порядке как объекта недвижимости, кроме того, имеется техническая документация МосгорБТИ, согласно которой данный объект является временным строением и по нему ведется документация по форме, соответствующей некапитальным объектам.

В данном контексте в наибольшей мере проявляется преюдициальная природа исков о признании права отсутствующим, наподобие actiones praeiudiciales, известных римскому правопорядку. Закрепление недвижимых вещей в качестве самостоятельного объекта гражданских прав связано, прежде всего, с объективно существующими различиями в сравнении с движимостью, а также повышенной ценностью для субъектов гражданского оборота. Практически во всех известных правовых системах, данная идея воплощена в законодательстве путем закрепления специального правового режима, опосредующего оборот недвижимости. Ситуация, когда движимое имущество зарегистрировано в качестве недвижимого создает правовую неопределенность в свойствах объекта, что создает значительные трудности для субъектов гражданского оборота. В рассматриваемом споре иск о сносе самовольно постройки являлся бы, во-первых, ненадлежащим способом защиты, так как комплекс автомойки был возведен на условиях, предусмотренных договором аренды, во-вторых, не привел бы к восстановлению нарушенного права. Поскольку правовой статус недвижимости порождает целый ряд правовых последствий, особенно для собственника земельного участка, в ряде случаев лица, обращающиеся в суд за защитой, заинтересованы именно в устранении неопределенности в правовых свойствах объекта. В анализируемом деле спорный объект не раз был предметом купли-продажи, а следовательно, с переходом права собственности переходили и права на использование соответствующей части земельного участка, что существенно ограни- чивало правомочия муниципального органа, как собственника земельного участка. Судебное подтверждение отсутствия свойств недвижимой вещи устраняло неопределенность в статусе объекта. Достигнутый эффект самостоятельно обеспечил восстановление нарушенного права, обладая при этом, преюдициальным значением в потенциальных спорах.

Выводы

Вышеизложенное приводит к мысли о том, что конструкция правой цели иска о признании права или обременения отсутствующим двойственна: в одних случаях, это устранение правовой неопределенности в принадлежности титула, в других – устранение неопределенности в свойствах объекта имущественных прав.

В связи с этим следует критически отнестись к точке зрения С.А. Синицына, полагающего, что интересы истца по данной категории дел направлены на устранение регистрационной записи в ЕГРП, подвергающей сомнению неограниченность или действительную принадлежность права правообладателю в глазах третьих лиц [12, с. 26], именуя изучаемое средство – иском о корректировке реестра [12, с. 30].

Приведенная позиция является примером перевернутой цели, именно устранение сомнений в неограниченности прав правообладателя является тем, к чему стремится субъект, техническое устранение записи лишь один из инструментов в сложном механизме (наборе правовых средств) восстановления нарушенного права.