Предоставление компенсаций жертвам преступлений за счёт публичных фондов - благотворительность или имущественная ответственность государства?

Восстановление прав жертв преступлений имеет первостепенное значение для поддержания общественного спокойствия и обеспечения стабильности гражданского оборота. При этом достижение данной цели зачастую оказывается весьма затруднительным в связи с отсутствием у преступника достаточных средств для возмещения вреда потерпевшему или по причине не- возможности установления лица, совершившего преступление.

В подобных случаях бремя компенсации вреда, причинённого в результате совершения преступления, может быть принято на себя государством, к числу задач и функций которого относятся поддержание правопорядка и защита прав граждан. Кроме того, его финансовые ресур-

сы практически безграничны по сравнению с объёмом имущества отдельного частного лица.

Возникновению данной идеи предшествовало долгое историческое развитие европейских государств, этапами которого являлись переход от частной благотворительности к общественной [12, с. 77–95], формирование концепции гражданского общества и восприятие всего прогресса человеческого развития как этапов на пути к нему [11], а затем и осознание общественного характера борьбы с преступностью, из которого следует обязанность государства создать условия, способные сгладить преступные последствия [4].

Так, в Великобритании [27, p. 155], Индии [28, p. 170–174], Франции [4] и Японии [26, с. 68–69] создание публичных фондов компенсаций жертвам преступлений было вызвано реакцией населения на совершение крупных преступлений или на случаи вопиющей несправедливости действовавших тогда систем возмещения преступного вреда.

Изложенные выше предпосылки привели к возникновению дискуссии о необходимости предъявления требований о возмещении вреда жертвам преступлений силами государственных чиновников и создания общих публичных касс помощи указанным лицам (Конгресс международного общества криминалистов, 1891) [24, с. 268–277], а затем и к институциализации идеи об обязанности государства осуществлять компенсации в пользу потерпевших (Международный пенитенциарный конгресс 1900 года в Брюсселе) [13, с. 48–49].

Упоминания о рассматриваемых идеях можно было встретить и в русской дореволюционной литературе, что свидетельствует об их популярности в академических кругах того времени [8, с. 180].

Прошло более шестидесяти лет, прежде чем высокая правовая идея нашла своё воплощение в текстах законов. Нормативные акты, которые предусматривают выплату компенсаций потерпевшим от преступлений за счёт средств бюджета или общественных фондов, были приняты в Австрии, ФРГ, Новой Зеландии, Великобритании, Франции, Финляндии, отдельных штатах США и провинциях Канады и Австралии [13, с. 48–53].

Данная идея нашла своё воплощение на международно-правовом уровне в 1983 году с принятием Европейской конвенции по возмещению ущерба жертвам насильственных преступлений [10]. Государства-участники данного международного договора брали на себя обязанность по возмещению вреда жертвам умышленных насильственных преступлений в случае, когда подобная компенсация не могла быть обеспечена за счёт других источников. При этом государству предоставлялась возможность взыскать с правонарушителя причинённый потерпевшему ущерб в пределах выплаченной последнему суммы (ст. 10).

Прогрессивность содержания конвенции, а также уровень финансовых затрат на реализацию предусмотренных в ней мер первоначально привели к отказу многих стран от присоединения к данному международному договору. Однако впоследствии конвенция становилась всё более популярной среди стран – членов Совета Европы, а её содержание стало восприниматься как отражающее общепринятые принципы и нормы международного права [16, с. 192].

Таким образом, в настоящее время идея о возмещении государством вреда, причинённого его гражданам в результате совершения преступления, широко распространена и находит поддержку во многих странах мира. Исключением не стал и российский правопорядок, который предусматривает механизм возмещения вреда жертвам террористических актов, включающий в себя не только выплату финансовых компенсаций, но и многочисленные мероприятия по социальной реабилитации пострадавших [1].

Ключевой вопрос, касающийся возмещения преступного вреда за счёт государства, связан с определением юридической природы предоставления подобных компенсаций.

Достаточно популярным в доктрине является подход, в соответствии с которым государство, осуществляющее выплаты жертвам преступлений, тем самым несёт ответственность за ненадлежащее выполнение функций по охране общественного порядка, раскрытию преступлений и привлечению виновных лиц к ответственности [25, с. 42].

Противоположная точка зрения господствует в судебной практике, которая воспринимает возмещение преступного вреда лишь как одну из позитивных обязанностей, которые принимает на себя государство [19]. Ярче всего данная мысль выражена в Особом мнении Г.А. Гаджиева к Постановлению Конституционного Суда РФ от 21.05.2013 № 10-П: «Истолкование статьи 52 Конституции Российской Федерации как нормы прямого действия, позволяющей компенсировать ущерб от любых преступлений (за счёт государства. – Г.П.), когда не установлен обвиняемый или когда у него недостаточно средств, является преждевременным» [23].

По нашему мнению, при решении рассматриваемого вопроса нельзя оставлять без внима- ния то обстоятельство, что преступность является естественной и неотъемлемой частью жизни общества, а потому она в принципе не может быть побеждена [9, с. 39–44]. Следовательно, по меньшей мере, наивно предполагать, что каждое преступление может быть предотвращено, а совершившее его лицо привлечено к ответственности. В таких условиях вряд ли можно говорить об ответственности государства и связанной с ней обязанностью по возмещению ущерба потерпевшим, что подтверждается и практикой интеграционных образований [22], и отсутствием на сегодня стран, система компенсаций жертвам преступлений в которых была бы основана на принципе ответственности публично-правовых образований, а не социальной солидарности [5, с. 379–383]. Таким образом, мы склонны согласиться со второй из проанализированных позиций.

По изложенной причине судебные споры, связанные с предоставлением финансовой помощи со стороны государства, должны быть охарактеризованы как носящие публичный, а не исковой характер. Их содержание заключается в контроле за деятельностью государственных органов, наделённых властно-распорядительными полномочиями, по выплате компенсаций в предусмотренных законом случаях.

Несмотря на то, что в настоящее время в России не существует централизованной системы публичных фондов поддержки жертв преступлений, попытки её создания в отечественном праве не прекращаются уже в течение нескольких десятилетий.

В качестве стимула для развития анализируемого правового института в российской юридической науке послужили разработка общетеоретического понятия юридической ответственности [14, с. 11–18] и появление криминологических работ, посвящённых социальным последствиям преступности [2], в 70-е–80-е годы XX века.

Поскольку действовавшее в то время материальное право исходило из крайне ограничительного подхода к объёму и способам возмещения преступного вреда, под влиянием общественности и доктрины практика возмещения преступного вреда была изменена судами, которые в середине 80-х годов допустили его взыскание с государственных учреждений в случае отсутствия имущества у преступника. С молчаливого согласия Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР описанный выше подход был фактически легализован на практике [3, с. 230–231].

В 1990 году обязанность возмещения вреда государством в случае невозможности получения компенсации с преступника была признана в отечественном законодательстве. Так, п. 30 ст. 30 Закона РСФСР от 24.12.1990 № 443-1 «О собственности в РСФСР» предусматривал обязанность государства возместить потерпевшему ущерб, причинённый в результате совершения преступлений против собственности, при этом публично-правовое образование получало право регресса к преступнику [21]. Однако, как отмечают исследователи, данная норма фактически не применялась, а её действие было приостановлено в 1993 году вплоть до отмены содержащего её закона [5, с. 382–383].

По существу, применение рассматриваемого механизма возмещения преступного вреда в отношении неопределённого круга потерпевших в современной России связано с действием анти-террористического законодательства [20], то есть носит крайне ограниченный характер [7, с. 56].

В то же время на заседании Межпарламентской ассамблеи государств – участников Союза Независимых Государств 27.11.2020 был принят модельный законопроект «О возмещении причиненного вреда гражданам, потерпевшим от преступлений» [15], который адекватно отражает современные тенденции развития данного института [6, с. 110–114]. Несмотря на то, что данный акт не накладывает на Российскую Федерацию каких-либо обязательств и – с учётом значительного объёма расходных обязательств бюджета на его практическую реализацию – вплоть до настоящего времени не применяется ни в одной из стран-участниц данного интеграционного объединения, сам факт разработки модельного закона и пристальное внимание, которое было уделено ему со стороны российских исследователей и чиновников, не позволяют относиться к нему как к простой декларации [7, с. 185–186].

Кроме того, отдельные элементы системы «государственного страхования» преступного вреда можно усмотреть в действующей в настоящее время редакции ч. 6 и 8 ст. 43 закона «О полиции» [18], которые предусматривают возмещение вреда, причинённого жизни и здоровью сотрудников полиции или их близких родственников, за счёт государства с последующим взысканием выплаченных сумм в пользу последнего с причинителя вреда в порядке регресса [17, п. 13]. Опыт правоприменения, приобретённый в ходе рассмотрения указанных споров (в том числе, при разрешении вопросов об определении причинной связи и размера подлежащего возмещению ущерба), впоследствии может быть использован при организации работы системы государственной поддержки жертв преступлений.

Изложенное позволяет утверждать, что в будущем вопрос создания публичного фонда компенсаций жертвам преступлений в России со значительной степенью вероятности перейдёт из числа гуманистических идей в область повседневной социальной практики.