Предпосылки изучения лингвокультурологии с точки зрения философии

Философия еще в древности занималась сущностью языка и его связью с познавательным процессом, примером этого может служить трактат Аристотеля «Категории». Один из вопросов, которые ставили перед собой мыслители, касался пределов возможностей языка, его связи с предметами реального мира и способности выразить истину. Блаженный Августин в диалоге «Об учителе» [1, с. 300–350] приходит к мысли, что язык не может ясно выразить мысль говорящего.

На протяжении многих веков учеными рассматривался вопрос адекватного понимания и толкования текстов, он существует давно и упоминается еще в греческой мифологии. Посредником между богами и простыми смертными был Гермес; он должен был истолковывать людям повеления богов, а богам – просьбы людей. Отсюда ведет происхождение термин «герменевтика», первоначально означающий искусство толкования изречений оракулов, древних текстов, знаков, смысла чужого языка и т. д. В Средневековье герменевтика была неразрывно связана с теологией, толкованием сочинений «отцов церкви». В период Ренессанса появилась собственно филологическая герменевтика, призванная критически исследовать религиозные тексты, освободить их от искажений, вернуть им первоначальный смысл. В трактатах о герменевтике ее основателем традиционно признается немецкий теолог Ф. Шлейермахер (1768–1834). Однако у него были предшественники, хотя и менее известные. Следует отметить имена И.-К. Даннгайера (1603–1666), И.-М. Хладениуса (1710–1759) и Г.-Ф. Мейера (1718–1777), а также таких известных ученых, как Д. Локка, Г.-В. Лейбница и Б. Спинозу.

Типичным подходом для того времени был анализ выражаемого словом понятия в составе целого высказывания и в связи с описываемой ситуацией. Неясность, которую изучает герменевтика, согласно И.-М. Хладениусу, возникает из-за недостаточного «заднего» знания, то есть незнания исторического, культурного (в широком смысле слова) контекста, или, как сказали бы лингвисты сегодня, из-за недостаточных фоновых знаний. Ф. Шлейермахер и Х.-Г. Гадамер занимаются непосредственно философией языка, поскольку именно речь, по их мнению, является предметом понимания [2, с. 578]. Они разрабатывают также понятие герменевтического круга. С одной стороны, он означает, что новое понимание основывается на предыдущем понимании, а предыдущее осмысляется с учетом нового. С другой стороны, чтобы знать конкретный смысл каждого слова в данном предложении, нужно «ухватить» смысл предложения как целого. В то же время целое предложение воспринимается лишь исходя из составляющих его слов, смысл каждого из которых контекстуализируется уже самим предложением. Так понимается Шлейермахе-ром объективная сторона герменевтического круга.

Та же идея появляется позже и у австро-английского философа, одного из ярчайших мыслителей XX в., Л. Витгенштейна: «Ведь именование и описание находятся не на одном уровне:

именование – подготовка к описанию. Именование – это еще не ход в языковой игре, как и расстановка фигур на шахматной доске – еще не ход в шахматной партии. Можно сказать: именованием вещи еще ничего не сделано. Вне игры она не имеет имени» [3, с. 103]. Это подразумевал и немецкий философ Г. Фреге, говоря, что слово обладает значением только в составе предложения [4, с. 287]. Немецкий философ-экзистенциалист М. Хайдеггер интерпретирует язык как «дом бытия», пространство, в котором бытие прежде всего приходит к существованию и где оно может быть обнаружено. Тотальный характер языка делает его значимым и для философской антропологии: «Поскольку мы, люди, чтобы быть тем, что мы есть, встроены в язык и никогда не сможем из него выйти, чтобы можно было обозреть его и как-нибудь со стороны, то в поле нашего зрения существо нашего языка оказывается всякий раз лишь в той мере, в которой мы сами оказываемся в его поле, вверены ему» [5, с. 272].

• Х.-Г. Гадамер не придает языку абсолютного значения, он говорит о диалоге как об узрении некой сути дела, которая становится условием понимания: «...Понять означает прежде всего понять само дело и лишь во вторую очередь – выделить и понять чужое мнение в качестве такового. Наипервейшим из всех герменевтических условий остается, таким образом, предпонимание, вырастающее из нашей обращенности к тому же делу» [6, с. 279]. Понимать – означает прежде всего разбираться в чем-то, а уж потом, во вторую очередь, вычленять мнение другого, разуметь подразумеваемое им [7, с. 79].

В конце XIX – начале XX в. проблемами понимания, смысла, языка занимались и многие другие философы: Э. Гуссерль, С. Кьеркегор, В. Дильтей, П. Рикер, Ю. Хабермас, Ж. Деррида, однако за долгое время существования герменевтики четкой лингвистической концепции на ее основе создано не было. Причины этого достаточно очевидны: неприятие философской герменевтикой концепции языка как инструмента; притязание на постижение связи между языком и истиной; поддержка филологической концепции текста, бывшей для лингвистики скорее точкой отталкивания; и др. Но многие направления и концепции философской герменевтики (изначально связанной именно с языковой и в некотором смысле культурной разницей и призванной ее элиминировать) могли бы быть полезны как в разработке теории языка и межкультурной коммуникации, так и непосредственно в каждодневном общении.

Идея Шлейермахера о «нормальной» ситуации недопонимания в современном мире актуальна как никогда. Общаясь с представителями других культур, мы зачастую смотрим на ситуацию «со своей колокольни», что приводит к непониманию и конфликтам, в то время как «сознательный поиск понимания» помог бы избежать многих проблем с помощью компромиссов. Применяя на практике концепцию герменевтического круга, можно за иностранным собеседником (или автором текста) увидеть культуру, нацию со своими традициями, обычаями и взглядами. Следующий шаг – восприятие собеседника (автора текста) как носителя традиций, а следовательно, некоего культурного фона, который чем-то может отличаться о собственного. В итоге возникает осознание собственной причастности к некой общности, анализируются сходства и различия, а значит – предпринимается попытка размышления и понимания.

Таким образом, происходит тот самый процесс «представления» мира, о котором говорит Хайдеггер. «Представить означает тут: поместить перед собой наличное как нечто противостоящее, соотнести с собой, представляющим, и понудить войти в это отношение к себе как в определяющую область. […] Где такое происходит, там человек составляет себе картину сущего. Составляя себе такую картину, однако, человек и самого себя выводит на сцену, на которой сущее должно впредь представлять, показывать себя» [8, с. 50].

Важным и, на наш взгляд, бесспорным, является также вывод философов об актуализации одного из элементов значения слова в высказывании, или, другими словами, одной из сем. На основе этого утверждения российские лингвисты Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров делают вывод о моносемности высказывания [9], то есть актуализации одной семы у всех слов, составляющих предложение либо словосочетание, и нейтрализации остальных. Кроме того, «сочетание слов в осмысленной фразе обусловлено их лексическими фонами» [10, с. 98], иначе говоря, контекстом, пропозицией или «задними» знаниями, которые, безусловно, нуждаются в изучении и толковании, если речь идет об иноязычном тексте. Верещагин и Костомаров наряду с другими исследователями обнаруживают двойственный характер коммуникации [11]. Рассматривая общение с точки зрения дихотомии «язык – речь» Ф. де Соссюра, общественный характер коммуникации можно отнести к языку, а индивидуальный – к речи. Таким образом, идеи, выдвинутые и развитые философской герменевтикой, нашли продолжение в современной лингвистической науке. Верещагин и Костомаров, по праву признанные основателями лингвострановедения, если и не опирались на выводы герменевтов, то, конечно, их учитывали. Об этом говорит и тот факт, что фактически треть книги «Лингвострановедческая теория слова» посвящена философам, многие десятилетия назад заложившим базу науки, которая получила развитие только в середине XX в. И это неслучайно, ведь проблемы взаимопонимания возникли вместе с самим общением людей.

В последние десятилетия благодаря прогрессу и новым средствам связи в несколько раз интенсифицировалось общение между людьми, а следовательно, проявились и стали более сложными проблемы коммуникации, в том числе межкультурной. Также процесс «понимания» стал изучаться более глубоко и разносторонне. Решение вопроса понимания – непонимания по-разному осуществляется в разных отраслях знания. Разнообразие подходов объясняется как известной изолированностью наук друг от друга, так и, безусловно, сложностью самого объекта описания. Разногласия в трактовках касаются практически всего, за исключением признания значимости проблемы и необходимости поиска ее решения. По-видимому, его следует искать на стыке дисциплин, поскольку понимание – категория явно междисциплинарного порядка.

Среди наиболее известных исследователей этой проблемы можно выделить российских ученых Л.П. Доблаева, А.А. Залевскую, В.З. Демьянкова, В.В. Богданова, А.А. Брудного, А.Л. Никифорова, И.И. Халееву, американских – Р. Шенка, Дж. Лакоффа и др. С социально-психологической и культурологической точек зрения результатом понимания текста можно считать «приобщение к большинству» (социализацию) реципиента, «получающего через тексты культуры программы социального наследования, формирующие человека как личность» [12, с. 102]. Понимания можно достигнуть не только вербально, но в некоторых ситуациях и с помощью жестов, мимики и т. п. Следовательно, непонятное следует трактовать достаточно широко: «это могут быть и незнакомый язык, и несвойственные реципиенту стандарты восприятия мира, потребности и системы ценностей» [13, с. 4]. Поэтому незнакомую культуру, по словам российского философа и психолога Д.И. Дубровского, нужно рассматривать как самоорганизующуюся систему, обладающую специфическим для нее набором кодов, являющихся для другой культуры "чуждыми"» [14, с. 65].

Об этом говорит и Ю.Д. Апресян в предисловии к книге «Лексическая семантика»: «Нынешняя эпоха развития лингвистики – это, бесспорно, эпоха семантики, центральное положение которой в кругу лингвистических дисциплин непосредственно вытекает из того факта, что человеческий язык в своей основной функции есть средство общения, средство кодирования и декодирования определенной информации» [15, с. 3]. Процесс понимания чужой культуры есть, таким образом, расшифровка кодов, если говорить о коммуникации в терминах теории информации. Под кодами, повторимся, подразумевается тот объем культурологической информации, который стоит за отдельными словами и который предстоит адекватно истолковать и понять носителям разных культур, чтобы акт коммуникации прошел без сбоев.

Ссылки:

• 1.    Аврелий Августин. Об истинной религии. Теологический трактат. Минск, 1999.

• 2.    Микешина Л.А. Философия науки. М., 2005.

• 3.    Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. Ч. 1. М., 1994.

• 4.   Микешина Л.А. Хрестоматия по философии науки. М., 2005.

• 5.   Хайдеггер М. Путь к языку // Время и бытие. М., 1993.

• 6.   Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

• 7.   Гадамер Х.-Г. О круге понимания // Актуальность прекрасного. М., 1991.

• 8.    Хайдеггер М. Путь к языку. С. 50.

• 9.    Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М., 1980.

• 10.    Там же. С. 98.

• 11.    Там же.

• 12.    Брудный А.А. Проблема языка и мышления – это прежде всего проблема понимания // Вопросы философии. 1977. № 6.

• 13.    Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Культура и текст. Введение в лакунологию. М., 2008.

• 14.    Дубровский Д.И. Расшифровка кодов: Методологические аспекты проблемы // Вопросы философии. 1979. № 12. 15. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1974.