Приходско-слободская локализация групп служилых казаков в рамках государственной политики освоения новоземельных территорий юга России XVI-XVII вв

Интерес к изучению трансграничных регионов обусловлен изменением подходов к сложившейся схеме «центр – периферия», «столица – провинция», «метрополия – колония». Современные исследователи рассматривают «пограничность», удаленность от центра не как характеристику культурной отсталости, а скорее как обладание дополнительными возможностями экономического и социокультурного развития [9].

Сохранилось немного источников о жизни провинциальных военно-служилых людей ХVI–ХVII вв. южнорусских степей. Изучение документов московских приказов о заселении и составе жителей пограничных городов Юга России показывает преобладающее количество служилых людей – «переведенцев», или «сведенцов», из других городов государства, причем людей, уже состоящих на государственной службе, а также переведенных в службу из других категорий населения (из крестьян, как правило, «черных» или монастырских земель, детей боярских, новокре-щенных инородцев, иностранцев). Поступление их на государственную «приборную службу» означало качественное изменение соци- ального статуса – интересы служилого человека государство охраняло путем нормативнозаконодательной практики, финансовой и материальной поддержки, общими идеологическими установками – чтобы «служба государева не оскудела» и «государству ущерба не было».

Складывается и особый характер жизни (уклад жизни) сословной корпорации служилых людей пограничных территорий, имеющий отличия от жизни регионов центральной и северо-восточной частей Московского государства. Жизнь в условиях границы предполагала иную манеру поведения, нежели у земледельца и жителя центра страны. Главное отличие связано с милитаризацией (военизацией) обыденной повседневной жизни, а также со сложными процессами пограничных ассимиляций, взаимосвязей, заимствований. Милитаризация быта, по мнению A. Ахиезера, складывалась постепенно и «диктовалась историческим ходом вещей» [2, с. 708]. В новых условиях жизни создавалась культура автономии, которая имела особые свойства и формировала такие качества, как активность, самостоятельность, жизнестойкость. Экстремальные условия службы и бытовой жизни определили склад дружинного характера.

Однородный характер службы в «поле», постоянные переселения, передвижения, каждодневная необходимость совместной вооруженной борьбы с неприятелем, а более всего – внезапность нападения оказывали социально сглаживающее значение, что позволяет говорить о формировании единого социокультурного пространства южных пограничных городов, складывании местного городского сообщества, а с течением времени – об оформлении из военно-служилых групп общего типа южных регионов единой группы однодворцев как отдельной этнографической группы русского народа [7, с. 40].

Наше внимание обратили на себя представители одной из военно-служилых групп пограничных городов – казаки «государевой службы». Необходимо отделять провинциальных («городовых») служилых казаков от казаков вольных, «гулящих». Данная группа служилых людей относится к новому сословию «приборных служилых людей», появившемуся во второй половине ХVI в. в Московском государстве в ходе военных реформ.

Правительство практиковало набор и расселение служилых казаков в городах погра-

ничных линий. К их числу относились города Заоцко-Брянского и Тульского краев, Рязанской и Северской земель и вновь осваиваемых земель «Дикого поля». Во второй половине ХVII в. сложилась система деления городов по географическому принципу: 8 «заоцких» городов, южнее – 5 городов Севского полка и 6 городов Северской земли. Старые засечные линии образовывали «украинные» и «рязанские» города. Южнее располагались города в «черте» (16 городов Белгородского полка). Городами по «черте» считались 27 новопостро-енных или восстановленных городов. За «чертой» находились Валуйки, Чугуев, Маяцкий, Палатов и свыше 20 мелких укрепленных фортов, крепостей и крепостиц. Во второй половине ХVI в. было известно 50 новых городов разных «украйн» (окраин), а для середины ХVII в. исследователи указывают 254 города [1, с. 5].

Служилые люди, составлявшие на первых порах большинство населения таких городов, были связаны воинской дисциплиной, от них легче было требовать соблюдения регулярности в застройке. При этом возводилась за казенный счет сразу вся жилая застройка, с полной унификацией и стандартизацией усадеб и строений.

В 50-е гг. ХVI в. в писцовых книгах стали фиксироваться данные о новых категориях служилых поселенцев – стрельцах-пищальниках, казаках, пушкарях, ямщиках. В 1552 г. писцовые книги пограничного Серпухова отмечали появление среди традиционного посадского населения города дворы ратных людей – казаков [24, с. 311–334]. Документы показывают, что это местные жители, поступившие в «казачью службу», которые проживали «всумес» (вразброс) с посадскими жителями – гончарами, кузнецами, иногда во дворах своих отцов или братьев [Там же, с. 314– 316]. За «стенами города» в Сокольничей слободе села Сельцо была расселена небольшая группа в 13 казаков «во своих дворах», хотя планировалось разместить в Серпухове тысячный казачий «приказ». Видимо, вследствие малоземелья «старорусского» города эта идея была не реализована. В 1620 г. земли серпуховских казаков были выделены в слободу и «обелены» от налогов [Там же, с. 320].

В старых городах (Москва, Тула, Вязьма) деление на сотни и слободы сложилось задолго до XVII в. благодаря группировке ремесленников по профессиям, а также в связи с организацией городского ополчения. В летописях есть упоминания о расположении вокруг каменного Тульского Кремля слободских земель: «Донская» слобода, заселенная казака- ми, выходцами с реки Дон, «Стрелецкая», «Казачья» и «Сторожевая» слободы [16].

Особенность города Вязьмы как пограничного военно-гарнизонного города – большое количество житниц как складочных хлебных мест, принадлежавших в том числе и служилым людям [4, с. 64]. Житницы располагались в острожной части города, и в них хранилось общинное станичное зерно на случай осады. Дворы же казаков разных станиц располагались за пределами острога – на Флоров-ской стороне в особой Казачьей слободе [Там же, с. 58].

В Боровске Казачья слобода была устроена на «порозжих» и выморочных землях по Можайской дороге. В 1619 г. в слободе числилось 45 человек с семьями [Там же, с. 80]. Они получали опустевшие за Смутное время дворы служилых людей разных чинов в разных частях города, не образуя отдельной слободы [13].

В период Ливонской войны была введена практика расселения приборных служилых людей на вновь присоединенных территориях «на вечное житье». Так, после удачного завершения Полоцкого похода 1562 г. в Полоцком повете (уезде) были поселены казаки Григорьева прибору Бурцова и Салтанакова прибору Елагина в количестве 50 человек [8, с. 465]. В городе Нещерде была устроена Казачья слобода на 400 человек прибора казачьего головы Макара Ляпунова сына Мисурского на Большой улице [8, с. 549].

К концу ХVI в. наиболее обустроенными для жизни приборных служилых людей были города «Тульской украйны». Дедиловская приправочная книга 1588 – 1589 гг. [16, с. 1263– 1299] показывает, что главнейшим населением города были ратные люди, число которых доходило до 500 человек, из них 376 казаков в трех слободах в 375 дворах на посаде. А всего жителей Дедилова по писцовой книге этого периода – 690 человек. Данные переписи указывают на основательность жизни служилых казаков в городе [19, с. 155–161]: в острожной части города находились «клетные» места служилых людей, в том числе и казаков. Деди-ловские казаки Дергилевской и Луговой сотен отличились в военных экспедициях того времени и получили придаточные (добавочные к основному окладу земли в уезде «за Азовскую и Черкасскую службу» – походы 1563 и 1565 гг.), постоянно проживали уже не в городе, а в уезде на своих землях [15; 27, с. 159].

Создавая в конце 60-х гг. ХVI в. Епифан-ский уезд, князь И.Ф. Мстиславский использовал полученный в Дедилове опыт земельно- го обустройства и организации службы казаков. Однако, если в Дедилове казаки являлись одной из категорий служилых людей, то Епи-фанский уезд уже создавался как практически полностью служило-казачий [26].

Город Епифань, поставленный И.Ф. Мстиславским на своих частных землях, имел, кроме воеводы, казачьего сотника и 126 рядовых стрельцов, конных и пеших казаков в семи слободах, 7 сотников и 497 казаков рядовых (но всего казаков тут должно было быть ровно 700 человек – в этих слободах было еще 13 дворов пустых и 190 дворов, данных для казаков, которых еще надо прибрать). «А садились те казаки у князя Ивана Федоровича Мстиславского на льготе в 7075 году (1566 год), а льготы им дал князь Иван на 10 лет» [19, с. 155–161]. Каждая сотня центром слободы имела церковь и церковный двор с погостом. Слобода делилась на улицы и тупики, которые выходили к Дону. Правительство старалось максимально сосредоточить служилых одной группы вместе – например, из Шеверевой слободы сотни Гаврилы Андреева сына Романова были переселены 2 двора кожевенников в черную слободу, а их места даны под казачьи дворы [14, с. 1592].

В городе Веневе слобода служилых казаков располагалась на государевой земле рядом с «заповедными» лесом и озером. Всего в Озе-ринской слободе города Венева «старых казаков 46 дворов, а старых и новых казаков в Озе-ренской слободе 100 человек» [22]. Обращает внимание то обстоятельство, что в Епифа-ни и Веневе казачьи стольники и пятидесятники имели дворы уже в слободах среди своих сотен, а не отдельные усадьбы в городе или в уезде и правительство строго контролировало процесс размещения военных соединений в одном месте, наказывая за невыполнение приказа.

Казачья слобода города Пронска в 1596– 1598 гг. располагалась в острожной (защищенной) части города. Из 425 ратных людей города по книгам числилось 235 казаков в трех слободах, а остальные – стрельцы в двух слободах: «Слобода Казачья служилых казаков, а в ней Ивановой сотне Харитонова казачьих дворов 101 двор, а людей в них 103 человека. На той же слободе дворы казачья Дмитриеевой сотни Молчанова, а в ней казачьих дворов 73, а людей в них тож <...> Сотня Ненаша Колыш-кина, а в ней двор сотника Ненаша Колышки-на да казацких дворов 56 а людей в ней тож» [18, с. 259–260].

По такому же приходско-слободскому принципу расселяло правительство донских казаков и большие группы «черкасов», пере- шедших на службу к московскому правительству [21]. По челобитью донских атаманов М. Шлыка и Р. Дробыша «с товарищи 30 человек» правительство разрешило поселиться «на Ельце» отдельной слободой «за рекою Сосной под Лутовым болотом» на 100 человек [5]. Новые поселенцы получали хлебное и денежное жалование по своему челобитью и «селитбин-ные деньги» [Там же].

На воронежских землях обустраивались целые деревни и села служилых казаков – как переведенцев из других мест Московского государства, так и переселенцев из-за рубежей – черкасс и малороссов. Здесь в состав служилых казаков правительство включает и отдельные группы иноверцев – мордвы, мещеры, нагайских татар. Историки-краеведы подчеркивали, «что особенно много было в Воронежском крае казаков из туземных татар Ногаев, принявших крещение и водворившихся среди русских» [23, с. 78]. По мнению знатока воронежского края Л.Б. Вейнберга, ядром воронежских служилых казаков стали переведенцы из рязанских земель – касимовские татары [3, с. 3].

Позднее всех заселялся и осваивался Тамбовский край. Хотя документы указывают, что «шацкие сторожилые и полковые казаки и пушкари промеж себе исстари владели Верхоценской волостью» («А слободы на посаде около того города поселены сведенцами из Шатского города, из Переславля Рязанского, из Коломны, разных городов сведенцами») [11, с. 5]. В состав тамбовских служилых людей записывались выходцы с Дона и Запорожской Сечи. Так, в 1636 г. в слободу на Кузьминой Гати переехали на постоянное место жительства 45 донских казаков и атаманов. Отдельной слободой на Лысых Горах поселились выходцы с Дона. Запорожские казаки селились в особой Панской слободе г. Тамбова и только во второй половине XVII в. слились с полковыми казаками [6; 12].

Новоземельные города южной степной зоны ХVII в. строились в соответствии с потребностями государства, прежде всего военными [17, с. 22]. Расширение и освоение новых территорий южнорусских степей считалось делом государственным и геополитически важным. Отличительными признаками нового военного города были заранее предусмотренное деление на специальные военные слободы и отсутствие посадской общины [28, с. 165]. Новопостроенные города южной степной зоны в 30–60-е гг. ХVII в. были городами «сельского типа» [Там же, с. 168]. Служилые казаки дворовое строительство практиковали по типу сельского поселения – крестьянская усадьба («двор», по терминологии XVII в.). Усадьба служилого человека состояла из собственно двора — огороженного участка с важнейшими постройками, овощного огорода и огуменника — участка для хранения и первичной обработки (молотьбы и др.) урожая зерновых культур. По мнению А.А. Шенникова, именно «огуменник» характеризует сельскую составляющую новоземельных городов: «И тот новый город Коротояк устроен в угожьем месте и в крепком у лесу и у воды и от приходу воинских людей стал тот новый город к заступлению. И в степь с того нового города Ко-ротояка за реку за Дон на Ногайскую сторону видит далеко верст на двадцать и больше, а за реку за Тихую сосну на Крымской стороне в степь видит с тово нового города верст с 15 и больше» [10, с. 1880].

Коротоякская строенная книга 1647 г. сохранила подробные данные и описания города и свидетельствует о наметившемся планомерном подходе к строительству: «Да в том новом городе устроены осадными дворами для осадного времени коротояцкие служилые люди дети боярские, казаки и стрельцы и пушкари разных городов переведенцы 500 человек» [Там же, с. 1884]. Традиционно в остроге Ко-ротояка были поставлены осадные дворы служилых людей разных служб. Слободы были устроены с трех сторон от города. Переведенцы из других мест были расселены по слободам компактными группами – «переведенцы» – «ефремовские» казаки, «талечане», «лебедян-цы» и «епифанские» казаки. Слободы заранее планировались на определенное количество человек – ровно по 150 человек в каждой.

В отличие от старых городов, имеющих радиально-кольцевое расположение, улицы новых городов прямые и одним концом своим обязательно выходят к реке. А.А. Шен-ников считал этот способ строительства характерным для всего южнорусского региона, в том числе для городков донских казаков [28].

«Да соборным попам Воскресенскому большому 2 рубли, другому попу да дьякону по рублю человеку. Дьячку да понаморю да про-скурнице по полтине человеку. Успень пречистые богородицы одному попу рубль, а другому попу Семену рубль дан на Москве, успенскому дьячку да пономарю да проскурнице полтину. И всего ружником 7 рублев с полтиной» [25, с. 356].

Как и в старорусских городах, обязательным было выделение места под церковь и погост при строительстве новых городов. В состав новопоселенцев входили «ружные попы», состоящие на службе в разряде*. разряд посылал оборудование для вновь построенных церквей городов. Разряд ведал не только строительством городов, но и духовной жизнью новопоселенцев.

Общий тип слободского расселения также соответствовал сельскому расселению по типу «прихода» – приходская церковь с дворами духовенства и кладбищем. Тут же жили в избушках (кельях) нищие. Нередко они организовывались в монастырь, не подчиненный центральным церковным властям и служивший фактически богадельней для отставных служивых людей. Большая часть поселенцев (стрельцы, городовые казаки, солдаты и др.) вначале имела осадные дворы в крепостях и зимние усадьбы в примыкавших к ним слободах, а при дальних полях в уездах — лишь летние станы. Со временем наметилась тенденция переселения служилых городских слобод-приходов в уезды, ближе к пашенным и сенокосным землям.

Применительно к новоземельным территориям южнорусских степей на этапе колонизации местные служилые сообщества изначально складывались дихотомично: на основе, с одной стороны, корпоративного принципа организации службы, включенного в общую структуру «служилого города», с другой – традиционной системы общинного устройства «гражданского мира». В условиях не-обустроенности на новом месте, когда нужно было заново строить поселение, осваивать «дикие» земли, возводить укрепления для обеспечения безопасности, чувство коллективизма, сопричастности играло первостепенную роль. Разные социальные слои объединялись общностью проживания в одной местности, общими интересами и нуждами. Социальная сплоченность местного сообщества становилась условием стабильного развития нового города. Нивелировке социальной стратификации на местном уровне способствовало создание территориально-конфессиональных объединений – церковных приходов, объединявших жителей слободы, где находился храм, и приписанных к ним деревень.

Таким образом, приходско-слободская форма расселения может рассматриваться как форма организации жизни местного сообщества служилых людей пограничных городов. Основой их бытовой жизни стала культура детей бо- ярских московских городов (великорусская). Приходско-слободская форма сохраняла на новых территориях традиционные формы общественной жизни, стала средством социокультурной унификации местных сообществ и их связи с остальными жителями страны.