Применение culpa in contrahendo в российском коллизионном праве

Динамичные процессы глобализации в современном мире охватывают практически все стороны общественных отношений, среди которых и международное частно-правовое сотрудничество. С развитием транснациональных деловых отношений и институтов рыночной экономики растет необходимость в создании качественно новых способов правового регулирования отношений между контрагентами из разных государств. Безусловно, превалирующим направлением в мировой практике является разработка правовых норм, регулирующих договорные отношения. Однако помимо них существует и огромный пласт внедоговорных отношений, значение которых для контрагентов не менее велико, поскольку все больше отношений выходят за рамки действия обычного договора.

Одной из новелл отечественного гражданского законодательства является норма, регламентирующая порядок проведения переговоров о заключении договора, а также преддоговорную ответственность (ст. 434.1 ГК РФ [1]). Эта норма появилась в Гражданском кодексе Российской Федерации (далее - ГК РФ) лишь в 2015 году, хотя необходимость ее введения в действующий кодекс была определена еще в 2009 году в Концепции развития гражданского законодательства (п.7.7) [2]. Интересно отметить, что в коллизионном праве институт преддоговорной ответственности появился на два года раньше: он был имплементирован в ч.3 ГК РФ в 2013 году и нашел закрепление в ст. 1222.1 ГК РФ.

Какие же недостатки можно найти в указанной коллизионной норме и каковы пути их устранения? Чтобы ответить на эти вопросы, следует сначала обратиться к истории появления института преддоговорной ответственности и мировой практике его применения. Итак, доктрина culpa in contrahendo (вина при заключении договора), возникшая в конце XIX века, впервые показала особое значение преддоговорного регулирования и определила ответственность за недобросовестное ведение переговоров. Ее появление стало закономерным результатом необходимости удовлетворения потребностей международного коммерческого оборота в защите не только при существовании фактических договорных отношений, но и в процессе взаимодействия с потенциальным контрагентом.

Рассматриваемая доктрина получила нормативное закрепление во множестве международных актов, среди которых Принципы УНИДРУА, Принципы европейского договорного права, Модельные правила европейского частного права и другие [4]. Но наиболее полное и широкое толкование преддоговорной ответственности содержится в Регламенте Европейского Союза Рим II [3] (далее - Регламент), где рассматривается комплекс прав, подлежащих применению во внедоговорных обязательствах. Несмотря на то, что в России этот регламент официально не применяется, его можно рассматривать как пример гармонично сформированных комплексных норм, регулирующих, в том числе, и преддоговорную ответственность [5].

Анализируя положения ст. 1222.1 ГК РФ и сравнивая их с нормами Регламента, можно выявить недостатки и достоинства отечественного правового регулирования в данной сфере и предложить способы совершенствования соответствующих норм российского права.

Итак, в ГК РФ, как и в ст. 12 Регламента содержится четыре коллизионные привязки: в ГК РФ это привязка к праву договора, закон автономии воли, закон одного места жительства/регистрации контрагентов, закон места причинения либо наступления вреда; а в Регламенте - привязка к праву договора, принцип наиболее тесной связи, закон одного места жительства/регистрации контрагентов, закон места наступления вреда. Несмотря на то, что некоторые привязки совпадают, качественно они все же различаются. Рассмотрим наиболее интересные из них.

Первая и основная привязка исходит из принципа следования права за договором: к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора, применяется право, подлежащее применению к договору, а если договор не был заключен, применяется право, которое применялось бы к договору, если бы он был заключен. Она содержится в обоих нормативных актах. На первый взгляд, данное положение не вызывает вопросов о применении его на практике. Это подводит нас к основной проблеме коллизионного регулирования преддоговорной ответственности, характерной и для российского права: большое количество коллизионных привязок, подходящих для определения применимого порядка к ординарным ситуациям, далеко не всегда помогает выбрать правопорядок в случаях, когда в правоотношениях содержится сразу несколько признаков, по которым можно применить ту или иную привязку. Допустим, оба контрагента осуществляют деятельность в одной стране и зарегистрированы в другой, а юридический факт, повлекший причинение вреда, имел место в третьей стране. В данном случае можно применить три правопорядка, но как их выбрать - вопрос открытый.

Однако с другой стороны такое многообразие привязок можно рассматривать и как своеобразную гибкость коллизионных норм Гражданского кодекса. Например, в отличие от Регламента, где сказано, что применимое право определяется правопорядком только страны, где наступает вред, в ГК РФ оно может определяется и местом причинения, и местом наступления вреда.

Видится необходимым отметить и еще одно достоинство норм ст. 1222.1 ГК РФ - в ней нашел отражение принцип автономии воли в выборе правопорядка при причинении вреда в преддоговорных отношениях, что, например, не характерно для Регламента. Возможность выбора правопорядка после причинения вреда дает большую свободу сторонам в выборе наиболее подходящей для обоих контрагентов модели разрешения конфликта без больших потерь для деловых отношений.

Кроме того, стоит сказать и о еще одном важном различии. Принцип наиболее тесной связи с одной из стран контрагентов прямо закреплен в Регламенте, в то время как в ГК РФ он содержится в общей норме статьи 1186. Такое незакрепление принципа наиболее тесной связи в качестве специальной нормы правового регулирования преддоговорной ответственности диктуется тенденцией развития ГК РФ, прописанной в Концепции, а именно уменьшение круга отношений, к которым применяется принцип наиболее тесной связи с целью конкретизации норм применительно к каждому отдельному виду правоотношений.

Подводя итог вышесказанному, можно сделать несколько выводов. Во-первых, коллизионное регулирование преддоговорной ответственности в российском праве, безусловно, требует некоторой доработки, поскольку большой выбор коллизионных привязок охватывает далеко не все ситуации, которые могут возникнуть на практике. Во-вторых, с другой стороны, такое многообразие моделей выбора применимого правопорядка определяет гибкость соответствующего коллизионного регулирования для ординарных ситуаций. Кроме того, преимуществом является возможность выбора правопорядка сторонами, внедрение которой диктуется тенденциями развития современного коллизионного права.