Проблема духовной самоидентификации в отечественной словесности второй половины XIX в.: теоретико-методологический аспект

Русская литература второй половины XIX в. - уникальный феномен не только отечественной, но и мировой культуры Нового времени. Этот период в истории искусства, обладая цельностью и законченностью, бесспорно, имеет последовательную логику развития при наличии ярко выраженных индивидуальных особенностей.

Д.С. Лихачев неоднократно подчеркивал органическое единство литературного и исторического процессов: «... русская литература - часть русской истории. Она отражает русскую действительность, но и составляет одну из ее важнейших сторон. Без русской литературы невозможно представить себе русскую историю и, уж конечно, русскую культуру» [4. С. 30]. Безусловно, центральным событием XIX в., во многом определившим атмосферу эпохи, стала смена общественной формации, которая выразилась в изменении ряда гражданских законоположений социальноэкономического порядка: Манифест об отмене крепостного права (1861 г.) и последовавшие за ним реформы 1863 - 1874 гг. в области судебно-административной, финансовой и военной систем, а также в сфере образования и печати.

Все эти и другие реформы - попытка «пересилить» глубочайший национальный кризис с помощью кардинальных законодательных преобразований. Причем реформирование, направленное главным об разом на решение социально-экономических проблем в стране, не в меньшей степени затронуло духовную сферу жизни русского человека. Вяч. Иванов, рассуждая о кризисных явлениях в жизни общества, с присущей ему метафоричностью писал: «Общий сдвиг внешних (политических, общественных, хозяйственных) отношений ответствует еще более глубокому, быть может, и ранее начавшемуся сдвигу отношений внутреннего порядка. В существе и основе этого душевного сдвига лежит, думается, некая загадочная перемена в самом образе мира, в нас глядящегося» [3. С. 103]. Перемены, в том числе и кризисного характера, мыслитель связывал с внутренним изменением восприятия человеком окружающего мира и, конечно, с искусством, которое испытывает на себе влияние общего духовного «сдвига». По существу в кризисные исторические моменты Вяч. Иванов видел только два выхода для искусства: или оно «вовсе перестанет существовать, или же выздоровеет и как бы возродится к иному бытию» (Там же: 105). Разумеется, расцвет отечественной литературы второй половины XIX в. продуктивно рассматривать в контексте второй тенденции, обусловленной не только негативными, но и позитивными изменениями мировоззренческого плана, общей трансформацией духовной атмосферы национальной жизни. При этом, согласно общеметодологическому принципу круговой референции, влияние внешней материальной сферы на духовную - процесс не односторонний, а двусторонний. В силу естественно-генетической взаимосвязи, внутренний кризис «ответствует» транслитерациям социального опыта, который также является одним из сущностных уровней духовности.

Подчеркнем: кризисность не следует отождествлять лишь с деструктивными тенденциями. Это явление гораздо более сложное, оно содержит в себе перелом, резкое изменение (болезненное, тяжелое, но позитивное и исторически оправданное)

фундаментальных основ национальной социокультурной ситуации. В отличие от элементарных переходных явлений, неизменно сопровождающих историко-литературный процесс, под кризисом следует понимать динамичные и глубокие изменения, затрагивающие фундаментальные онтологические и ментальные основы и, как следствие, трансформирующие аксиологическую мировоззренческую парадигму. В «Письмах о русской культуре» Г.П. Федотов совершенно справедливо заметил, что «каждая нация проходит через глубокие кризисы, которые радикально меняют ее лицо (выделено нами. - ИК.)». Напомним: многие эпохальные события российской истории сопровождались бифуркациями, «скачками», что приводило к обострению противоречий между формами старого и нового национального существования. «Противоречия русского бытия, - как справедливо заметил Н.А. Бердяев в работе “Судьба России”, - всегда находили себе отражение в русской литературе и русской философской мысли».

Тесная связь литературы второй половины XIX в. с историческими изменениями русской жизни была очевидна людям той эпохи. Так, Н.К. Михайловский, характеризуя особенности отечественного историко-литературного процесса, справедливо отметил особо сильное влияние социально-экономических изменений в стране на литературу. Критик писал, что группа молодых беллетристов, пришедшая в искусство, стремилась «привлечь внимание общества к таким сферам, которые дотоле едва смели показаться в литературе. Это было как раз вовремя, ввиду результатов Крымской войны и последовавших за ней реформ, долженствующих коренным образом обновить весь наш общественный строй. Не мудрено, что упомянутая группа беллетристов имела большой успех -она вполне соответствовала житейскому моменту, была костью от кости и плотью от плоти его (выделено нами. - И.К.)» [8. С. 319]. Исторические эпохи, вслед за Сен-Симоном, Н.К. Михайловский делит на два вида: органические и критические. Органические, по его мнению, отличаются тем, что в них «все существующие отношения, в своих общих и коренных частях, находятся в полной гармонии с ходячими нравственными понятиями. Противоречия, существующие в нравственном складе тако го общества (общества гармонической эпохи. - И. К.). могут быть усмотрены со стороны; но для сознания огромного подавляющего большинства они просто не существуют» [8. С. 346]. Органической Н.К. Михайловский называет, в частности, национальную жизнь первой половины XIX в., которая не содержала в своей основе противоречий между материальным («фактическими отношениями») и духовным («нравственными понятиями») бытием нации. Современный же период российской истории он считал критическим, повлекшим «нарушениеравновесия духа»: расстроилась органическая гармония социальных отношений, трансформировались нравственно-этические понятия, породив ряд противоречий национально-бытийного масштаба. Новые идеалы русской жизни («новая мысль») противоречат «дореформенным порядкам»: «Le mort saisit le vif (Мертвый хватает живого - франц.) - наследие доброго старого времени не уступает своего места новой мысли». «...Летописцем или иллюстратором этой мученической неуравновешенности» [8. С. 346] был для критика Глеб Успенский. О «глубоком упадке духа» русского пореформенного общества писал и В.С. Соловьев. Однако, в отличие от Михайловского, Соловьев объясняет хаотическое состояние общества тем, что оно не сумело после реформ 1860 - 1870-х гг. «организоваться для сколько-нибудь правильной и постоянной деятельности на пользу народа». «За тридцать лет, прошедших со времени упразднения крепостного права, - писал Соловьев в 1891 г., - русское общество не сумело выйти из того хаотического состояния, в котором оно очутилось вследствие разрушения нашего старого порядка, не сумело организоваться для сколько-нибудь правильной и постоянной деятельности на пользу народа. <...> Затем (в период после отмены крепостного права. - И.К.) наступает глубокий упадок духа (выделено нами. - И.К?). Живое движение целого общества на помощь народу замирает и прекращается...» [10. С. 122]. Заметим, что Соловьев взывает о культурной помощи народу, духовно развращенному воздействием «ложной, так называемой “фабричной цивилизации”»; активные элементы образованного общества, по мнению философа, занялись устройством «дел вред- ных и сомнительных» и тем самым «отреклись от истинного христианства».

Тем не менее Н.К. Михайловский прозорливо отметил общую тенденцию в творчестве русских писателей к поискам «новой высшей гармонии», подчеркнув, что именно «критический» (кризисный) характер эпохи внес элемент драматизма в художественное воспроизведение пореформенной действительности.

Идеи Н.К. Михайловского были подхвачены Д.С. Мережковским. В статье «Рассказы Вл. Короленко» (1889) он прямо говорил о духовном кризисе, поразившем русское общество: «Напряженное, с каждым днем возрастающее страдание, которое, несомненно, свидетельствует о каком-то глубоком, всеми нами переживаемом кризисе (выделено нами. - И.К.\ - вот общий фон, основная характеристика большинства произведений молодых русских беллетристов. Все, как будто наперерыв друг перед другом, спешат заявить, что жизнь для современного человека сделалась чересчур тяжелой... что необходим какой-то радикальный, большой переворот в нравственном мире, что иначе в недалеком будущем грозит полное банкротство всех прежних идеалов и верований. Напряжение душевной боли и безысходной тоски, удручающей каждого чуткого писателя наших дней, достигло небывалых размеров...» [7. С. 58]. Как видим, несмотря на разницу мировоззрений и социальных позиций, обоих критиков объединяли понимание русской жизни как нарушенной гармонии, ощущение мучительного душевного надлома, пронизывающего сознание современного человека.

Во все времена, особенно в периоды своего расцвета, русская литература стремилась удовлетворить в первую очередь духовную потребность нации, сделав в эпоху реализма огромный прорыв в художественном постижении индивидуума. Однако, в отличие от предшествующих десятилетий, во второй половине XIX в. она не ограничивается индивидуально-этическим аспектом и возводит проблемы человековедения к проблемам социально-психологического макрокосмоса, нации в целом. Инвектива И.Л. Солоневича, что русская литература «отражает только отдельные клочки национального быта - и, кроме того, клочки, резко окрашенные в цвет лорнета наблюдателя (писателя. - И.К.')», как необоснованная, не требует комментирования, т. к. это откровенная идеологическая аберрация [12].

Такое расширение границ художественного познания позволило наметить новые ориентиры осмысления духовных процессов русской жизни в их целостности и единстве. «Нация, - писал Н.О. Лосский, -есть конкретное живое бытие» [6. С. 324]. Современный литературовед и философ С. Г. Семенова совершенно справедливо заметила, что «русская литература, начиная со своего золотого XIX века, может быть, как никакая другая в мире, озабочена мировоззренческими вопросами, причем предельными, выходящими к последним обоснованиям и целям явления человека в мир, к сущности его сложной, противоречивой природы, к отношению с фундаментальными реальностями его бытия: Богом, природой, космосом, злом, смертью, эросом, другими людьми...» [9. С. 5]. Выделяя «человековедческую функцию» как доминирующую, С.Г. Семенова вместе с тем замечает, что «все же человек не бывает оголенным просто человеком, один на один перед лицом этих вечных реальностей. Он так или иначе включен в малую или большую общность людей -по соседству, по единой участи, по счастью или несчастью, по профессии и убеждению, по стилю жизни, по группе, классу, народу, историческому времени... Литература особенно чутка, намного больше, чем философская мысль, к живой конкретности человеческой жизни; именно в приуроченной к отдельному человеку и обществу образной, художественной детализации бьются вечные метафизические вопросы бытия» (Там же. С. 7). Фундаментальные изменения на всех уровнях дали русским писателям исследуемого периода уникальный материал для художественного освоения бытийных проблем. Напомним слова С.Л. Франка, что «в России наиболее глубокие и значительные мысли и идеи были высказаны не в систематичных научных трудах, а в литературной форме. Мы видим здесь художественную литературу, пронизанную глубоким философским восприятием жизни». В то же время необходимо учитывать, что характерной чертой русской философии был, как справедливо заметил Н.О. Лосский, ее акцент на этической проблематике. «Утверждение о том, что русские мыслители по преимуществу занимаются этикой, - пишет Лосский, - содержит лишь некоторую долю истины, ибо, даже занимаясь областями философии, далекими от этики, они, как правило, не упускали из поля зрения связь между предметами их исследований и этическими проблемами» [5. С. 515].

Не вызывает сомнений тот факт, что у отечественного литературного процесса есть и своя собственная логика, и свои, имманентные, законы развития, но их непосредственная или опосредованная связь с историей страны несомненна. Освещению этой связи уделялось достаточно много внимания литературоведением советского периода. Однако в аспекте поиска духовной самоидентификации, который не прекращается начиная с момента возникновения искусства слова, отечественная словесность изучена сравнительно мало. Более того, осмысление художественного процесса как феномена, в котором немаловажную роль играет принцип самоорганизации, представляет в современной науке принципиально новое и перспективное направление исследовательской деятельности.

Сам по себе акт духовной самоидентификации и его отражение в искусстве слова можно рассматривать в диахроническом и синхроническом аспектах. Синхронический подход дает возможность представить этот феномен в тот или иной период его развития. При диахроническом подходе вскрываются социокультурные и эстетические постулаты духовности, складывавшиеся в разные культурно-исторические эпохи. Диахронический анализ акцентирует сам процесс формирования и развития ценностных приоритетов через осознание литературой своей специфики.

Духовная самоидентификация вырабатывается в ходе самоанализа, в процессе которого та или иная национальная литература осуществляет самосопоставление своих ценностей с аксиологическими координатами других литератур. Она также заключается в осознании литературой себя как таковой, в признании себя словесностью, выработавшей устойчивую систему координат нравственного целеполагания. Одни координаты проходят через всю историю отечественной культуры, являясь духовными и художественными константами, другие (меньшая часть) формируются на определенных этапах развития и могут быть отнесены к вариативным.

Бесспорно также, что понятие духовной самоидентификации близко понятию духовное самосознание литературы. Схематично данное соотношение можно представить следующим образом: в ходе само-осмысления литература духовно идентифицирует себя, расширяя и углубляя сферу самосознания. Конкретные формы воплощения духовной самоидентификации, ее инварианты в отечественном литературоведении последних лет получали различные определения: духовная культура, духовный мир, национальное своеобразие, православный характер, соборность, пасхаль-ность и т. и.

Содержание понятийного комплекса духовная самоидентификация зависит также от того, какое значение вкладывается в феномен духовности, который все увереннее входит в проблемное поле гуманитарного знания. В современном научно-культурном обиходе духовность понимается в широком (как концептосфера) и узком (как самостоятельный концепт) смысле. Концепт духовность в узком, преимущественно религиозно-теологическом значении, выражает инспирированность художественного творчества Высшим Началом, его соотнесенность с Божественной Сущностью.

В широком значении духовность - это ментальная сфера, включающая в себя такие позитивные нравственно-этические концепты, как «добро», «правда», «истина», «красота» и другие, ориентированные на константные ценности бытия и культуры как религиозного, так и светского типа. Духовность в широком смысле относится к области сознания, мышления, психологических способностей - всему тому, что внутренне побуждает к действиям и деятельности, является внутренним мотивом, определяющим эту деятельность. Поэтому исследование поисков духовной самоидентификации отечественной словесности должно ориентироваться на уяснение всего комплекса ее внутренних мотивов (стремления) к высшим ценностным посылам. Современные гуманитарии говорят об онтологии духовности, занимаются выяснением ее культурологических и антропологических аспектов, поднимают вопрос о социокультурных основаниях.

Русских писателей второй половины XIX в. роднит общее осознание неустроенности и несовершенства окружающей жизни, стремление к справедливому, а зна- чит, совершенному устройству национального бытия. Такое восприятие действительности (социального, экономического, духовного и т. д. уклада) во многом определяло характер ее художественного воспроизведения, вызывало желание понять причины неустройства и ответить на извечный русский вопрос «Что делать?». Сильнейшие деформационные сдвиги, характерные, как отмечалось, для всех сфер национального бытия второй половины XIX в., придали извечному русскому вопросу философско-эвристическую направленность на общее нравственное оздоровление национальной жизни.

Доминирующий в русской культуре конфликт старых (дореформенных) и новых (пореформенных) форм организации социума, а также внимание писателей, заостренное на проблемах противоречивого неустроенного миропорядка, предопределили тот накал драматизма, который присущ большинству произведений этого периода. Драматизм становится неотъемлемой чертой всей литературы второй половины столетия, художественно запечатлевшей свое время как «великую драму», а иногда и трагедию национального бытия.

Подчеркнем, речь идет исключительно о драматизме, художественно воспроизводимом писателями, драматизме как черте времени, обусловленной преобразованиями глобального исторического плана, но никак не о потере мировоззренческих гуманистических ориентиров. Напротив, кризисность бытия способствовала пробуждению авторского самосознания и во многом содействовала развитию литературы как формы смысложизненных исканий. В лучших произведениях писателям второй половины века удалось, отразив тупиковые моменты онтологического плана, внедрить в общественное сознание мысль о необходимости приобщения человека к универсальному одухотворенному началу. Ибо «русская литература XIX века, - как отметил Н.А. Бердяев в одной из своих работ, - всегда была литературой служения и учительства». В этом плане духовный опыт и художественные открытия русской литературы внесли неоценимый вклад в отечественную и мировую цивилизацию. С.Л. Франк относительно специфики национального сознания и этики совершенно справедливо заметил: «Русскому сознанию чуждо индивидуалистическое толкование этики: в нем речь идет не о той ценности, которая делает добрым, спасает или исцеляет лично меня, а о принципе, порядке, в конечном счете, о религиозно-метафизическом основании (выделено нами. - И.К.), на которое опирается и жизнь всего человечества, и даже устройство всего космоса и благодаря которому человечество и мир спасутся и преобразятся. Теснейшим образом это связано с глубоким общинным чувством, которым проникнуто русское мировоззрение на жизнь» [13. С. 313]. В этом аспекте открытия русской литературы XIX в., безусловно, имеют всемирное значение.

Творческие достижения русских классиков тускнеют перед глубиной познания ими русского духовного мира. Более того, психолого-антропологический аспект художественных новаций был, конечно, одним из основных, но далеко не единственным. Уникальность литературы как образно-художественной формы освоения действительности заключена в том, что она способна охватить жизнь целиком, включая бытие личности в широчайший контекст национального домостроительства.

В современной науке о литературе до сих пор отсутствуют работы, которые рассматривали бы феномен художественного осмысления писателями второй половины XIX в. процессов духовной сферы национальной жизни в органической совокупности и цельности входящих в это понятие смысловых компонентов, в том виде, в котором эта цельная картина духовного мира русского общества предстает перед читателем на страницах произведений классиков отечественной литературы.

Актуальность исследования путей и форм духовной самоидентификации посредством художественного слова обусловлена возросшим в последние десятилетия интересом гуманитариев к проблемам ценностного содержания сознания.

Литературоведение советского периода, рассматривая художественные творения, делало акцент на изображении писателями социально-классовых противоречий российской жизни, что в значительной степени нивелировало художественное своеобразие их творчества, а иногда сводило на нет нравственно-философский аспект произведений. Подобная недооценка как следствие ущербных идеологических и методологических установок недопустима по отношению к творчеству мастеров отечественной словесности.

Разумеется, сама природа изящной словесности как формы человековедения требовала обращения к проблемам духовного бытия индивидуума. И в этом отношении российское литературоведение располагает собственным «золотым» фондом исследований, посвященных широкому спектру вопросов художественной антропологии, в том числе и феномену духовности. В последнее время получил широкое распространение термин «духовный реализм», в основе которого лежит общий посыл христианства рассматривать духовность как стремление личности к нравственному совершенству и стяжению благодати (А.М. Буланов, М.М. Дунаев, А.А. Дыр-дин, И.А. Есаулов, Л.В. Жаравина, В.Н.Захаров, В.Т. Захарова, В.А. Котельников, А.М. Любомудров, Т.Г. Мальчукова, С.Г. Семенова и др.).

Однако (мы особо акцентируем этот момент) русская литература изучаемого периода не ограничивалась художественным исследованием феноменальности отдельной личности и восходила от духовного микромира к макромиру -познанию духовных основ национальной жизни в целом.

Осмысление внутреннего (духовного) мира человека и духовной сферы национального бытия - это, безусловно, два разных уровня художественного познания действительности. Но именно крупномасштабный бытийный охват изображаемого позволил отечественным литераторам второй половины XIX в. запечатлеть во всей полноте и цельности неповторимый характер своей эпохи, постигнуть глубинную сущность жизненных процессов.