Проблема криминализации публичных призывов к совершению геноцида

Одним из преступлений, представляющих наибольшую общественную опасность, является геноцид. Впервые ответственность за данное деяние была закреплена в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г., принятой резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН (далее – Конвенция ООН 1948 г.). В ст. II этого акта было впервые дано нормативное определение геноцида. В соответствии со ст. V Конвенции ООН 1948 г. нормы, предусматривающие уголовную ответственность за геноцид, начали появляться в национальных законодательных актах различных стран. Как и во многих зарубежных странах, понятие геноцида нашло закрепление и в российском законодательстве – в ст. 357 УК РФ 1996 г. Понятие геноцида в ст. 357 УК РФ также является производным от того, что содержится в Конвенции ООН 1948 г., а оба определения во многом повторяют друг друга.

Анализ исторических событий, содержащих признаки геноцида, свидетельствует о том, что это преступление, как правило, совершается на определенной социальной почве. Проведенные криминологические исследования показывают, что условием совершения геноцида выступают существующие в обществе неприязнь и нетерпимость по отношению к представителям некоторых этнорелигиозных групп, что подразумевает проживание на определенной территории нескольких разных групп [1]. Но неприязнь не всегда приводит к геноциду. В конкретные действия она выливается, как правило, в периоды политической, экономической и иной социальной нестабильности. Социальноэкономические проблемы как объективные явления порождают психологическое состояние, обозначаемое американскими психологами термином «тяжелые времена» (hard times), характеризующееся депрессией, ощущением безнадежности, окруженности врагами и несправедливости по отношению к своему народу, этносу, расе и религии [2]. В этом состоит конкретная социальная ситуация, в которой может проявиться геноцид.

Понимая колоссальную общественную опасность подобных ситуаций, Конвенция ООН 1948 г. закрепила ответственность за деяния, которые предшествуют совершению действий, направлен- ных на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы, т.е. собственно геноциду. Речь идет о действиях, которые могут выступить искрой, воспламеняющей конфликт до состояния открытого противостояния. В ст. III Конвенции ООН 1948 г. такие действия именуются «прямым публичным подстрекательством к совершению геноцида».

Необходимо установить, что скрывается за словами «прямое и публичное подстрекательство», ведь подобная понятийная конструкция не характерна для УК РФ, и ее толкование может вызывать затруднения у специалистов в российском национальном уголовном праве. На наш взгляд, термин «прямое» означает, что должно иметь место склонение к совершению конкретного преступления – геноцида, причем, призыв к его совершению должен высказываться определенно и недвусмысленно.

Содержание признака публичности, с нашей точки зрения, удачно трактуется в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. №11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности». В п. 4 этого акта говорится, что под публичностью понимается выраженное в любой форме обращение к другим лицам с целью побудить их к осуществлению преступления. Публичными будут являться обращения к группе людей в общественных местах, на собраниях, митингах, демонстрациях, распространение листовок, вывешивание плакатов, размещение обращения в информационно-телекоммуникационных сетях общего пользования, включая сеть Интернет, например на сайтах, в блогах или на форумах, распространение обращений путем веерной рассылки электронных сообщений и т.п. Анализируя приведенный перечень, можно увидеть, что все примеры публичных обращений адресуются неопределенному кругу лиц. Лицо обращается не к конкретным, персонально определенным субъектам. Индивидуальные характеристики лиц его не интересуют. Именно такой характер обращений и является определяющим признаком публичности.

Руководствуясь изложенным пониманием прямого и публичного подстрекательства к совер- шению геноцида, можно понять, что это деяние с точки зрения ч. 4 ст. 33 УК РФ подстрекательством вовсе не является. Последнее характеризуется индивидуальной определенностью, поскольку возбуждать решимость к совершению преступления можно только у конкретных лиц [3; 4]. Подстрекательство к геноциду, согласно Конвенции ООН 1948 г., признаком индивидуальной определенности не обладает. Используя терминологию российского уголовного законодательства, мы считаем верным назвать такое деяние публичными призывами к совершению геноцида.

Отсутствие самостоятельной нормы об ответственности за данные деяния в действующем УК РФ ведет к несоответствию российского национального законодательства положениям Конвенции ООН 1948 г. и выступает безусловным препятствием для надлежащей правовой оценки публичных призывов к совершению геноцида. Вопреки существующему мнению [5] эти действия не охватываются и другими статьями российского уголовного закона. Так, они не подпадают под положения ст. 280 УК РФ. Согласно диспозиции указанной нормы, она предусматривает ответственность за публичные призывы лишь к экстремистской деятельности. Круг деяний, охватываемых этим понятием, обозначен в ст. 1 Федерального закона от 25 июля 2002 г. №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» [6]. При этом ни геноцид в целом, ни составляющие его способы в данном перечне не упоминаются. Публичные призывы к совершению геноцида не охватываются понятием экстремизма и по признаку преступления, совершенного по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо из социальной групп. Геноцид, как и публичные призывы к нему, не связан какой-либо обязательной мотивацией, а состав преступления, предусмотренного ст. 357 УК РФ, соотносится с составами преступлений экстремистской направленности как смежный.

Согласно разъяснениям, данным в п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, предусмотренными ст. 282 УК РФ, следует понимать, в частности, высказывания, обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида. Может показаться, что публичные призывы к совершению геноцида будут охватываться этой категорией. Однако уже в п. 5 приведенного постановления говорится о разнице между публичными призывами и публичным обоснованием. Конкретные признаки, позволяющие провести их разграничение, при этом не называются. Для решения вопроса о наличии таких признаков, а, следовательно, и об отличиях в объективной стороне этих деяний необходимо соотнести понятия «обоснование», «утверждение» и «призыв».

Обосновывать – значит приводить убедительные доводы для подтверждения чего-либо, подкреплять доказательствами что-либо. Соответственно, обоснование необходимости геноцида имеет место тогда, когда приводятся доводы и аргументы в пользу его осуществления. Утверждать – уверенно высказывать что-либо. Утверждение необходимости геноцида – это высказывание о том, что осуществление геноцида нужно, полезно для достижения определенных целей. Утверждение отличается от обоснования отсутствием аргументации утверждаемых высказываний. Призывать – требовать, просить вести себя определенным образом. В рассматриваемом случае – требовать осуществления действий, составляющих геноцид [7]. В отличие от утверждения и обоснования, призыв рассчитан на последующие действия со стороны других лиц согласно высказанным требованиям, просьбам.

Использование рассмотренных терминов видится вполне оправданным. Обоснование и утверждение подчеркивают необходимость объективного выражения мнения и целей субъекта при совершении преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ. Призыв же отражает желание субъекта привлечь других лиц к совершению геноцида в соответствии со специальной целью данного преступления. Следовательно, действия лиц, совершающих указанные деяния, должны быть направлены на достижение цели соответствующего преступления. Публичные призывы к совершению геноцида имеют цель – полное или частичное уничтожение национальной, расовой, этнической или религиозной группы. Преступление, предусмотренное ст. 282 УК РФ, совершается с целью возбудить ненависть либо вражду. Таким образом, публичные призывы к совершению геноцида ст. 282 УК РФ не охватываются.

На основании изложенного выше можно сделать вывод о том, что прямое публичное подстрекательство к совершению геноцида, запрещенное ст. III Конвенции ООН 1948 г., сегодня не охватывается нормами УК РФ. Это обстоятельство является единственным препятствием для надлежащей правовой оценки деяний, как правило, предшествующих совершению геноцида. Изложенную ситуацию необходимо разрешить, введя в УК РФ статью, закрепляющую ответственность за публичные призывы к совершению геноцида. Таким образом, устранение рассмотренного упущения законодателя приведет норму об ответственности за геноцид в отечественном уголовном законе в соответствие с положениями Конвенции ООН 1948 г., которые требуют наказуемости публичных призывов к совершению геноцида. При этом такая норма будет иметь широкий потенциал для применения в отношении деяний, совершенных иностранными гражданами за пределами территории РФ. Дело в том, что практическое применение норм об ответственности за геноцид принято связывать с универсальным принципом действия уголовного закона в пространстве [8].

В нашей стране положения, касающиеся данного принципа, находят воплощение в ч. 3 ст. 12 УК РФ. Широкие возможности для использования универсальной юрисдикции в России многократно отмечались в научной литературе. Универсальная юрисдикция государств по преследованию геноцида была подтверждена Международным судом ООН в деле «Босния и Герцеговина против Югославии», в котором он указал на отсутствие территориальных ограничений для государств в решении вопросов предупреждения и наказания за преступления геноцида [9].

Существуют и практические примеры осуждения конкретных лиц за геноцид в рамках данной процедуры. Наиболее известным из них является дело гражданина Боснии и Герцеговины Николы Йоргича, которого власти ФРГ привлекли к ответственности за совершение геноцида на территории бывшей Югославии. Обжалуя это решение в Европейском Суде по правам человека, Йоргич посчитал, что был признан виновным в геноциде немецкими судами, не обладавшими компетенцией выносить такое решение. Однако Европейский Суд по правам человека встал на сторону ФРГ, отметив в п. 67, что формулировка ст. 6 Конвенции ООН 1948 г. не исключает возможность для национальных судов считать себя компетентными на основании принципа универсальной юрисдикции и что эта статья должна толковаться как устанавливающая обязательство для компетентных национальных судов судить лиц, подозреваемых в совершении актов геноцида, вместе с тем не запрещая преследовать в судебном порядке акты геноцида в иностранных национальных судах [10].

В данном решении Европейского Суда по правам человека толкуется право на справедливое судебное разбирательство, закрепленное в ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Будучи подписанным и ратифицированным Россией, данный международный правовой акт устанавливает нормы, которые обязательны и для нашей страны в понимании, данном им Европейским Судом по правам человека. Таким образом, национальная норма об уголовной ответственности за геноцид может применяться не только в отношении действий, содержащих признаки геноцида и совершенных на территории РФ, но и в отношении таких действий, совершенных за пределами России иностранными гражданами, в силу универсального принципа действия уголовного закона. Сказанное в полной мере относится и к норме об ответственности за публичные призывы к совершению геноцида, предложение о введении которой в УК РФ было сформулировано нами ранее, что также открывает перспективы для ее потенциального применения в будущем.