Проблема квалификации дистанционных хищений как отдельного состава преступления

Бесплатный доступ

В статье анализируется квалификация дистанционных мошенничеств органами предварительного следствия и судами. В основном квалификация проводится по составам кражи и мошенничества. Дополнительно квалификация может идти по составам преступлений в сфере компьютерной информации. Предлагается ввести новый состав преступления – дистанционные хищения, поскольку имеется много особенностей хищений именно в этой области, которые отличают данный состав от традиционных преступлений.

Банковские операции, дистанционные хищения, квалификация преступления, кража, компьютерная информация, мошенничество, цифровой мир

Короткий адрес: https://sciup.org/140312456

IDR: 140312456   |   УДК: 343.7   |   DOI: 10.52068/2304-9839_2025_75_4_117

Текст научной статьи Проблема квалификации дистанционных хищений как отдельного состава преступления

России, составляющих практически все население, пользующееся средствами сотовой связи [2]. На этом фоне официальная раскрываемость преступлений, совершенных с использованием мобильных средств связи, в 2024 г. составила только 12,8 %, а раскрываемость преступлений, совершенных в сети «Интернет» в целом, – 21,6 % [2, c. 28–29]. Только за первый квартал 2025 г. зарегистрировано 189 тысяч дистанционных краж и мошенничеств при росте ущерба на 20 %, который составил 81 млрд рублей [4].

Соответственно, при в общем-то небольшой судебно-следственной практике разработка уголовно-правовых механизмов борьбы с дистанционными хищениями, то есть совершаемыми в цифровом пространстве, носит несколько теоретический характер, не в полной мере опирающийся на необходимые реалии. Это влечет различные подходы к квалификации преступлений как органами предварительного следствия, так и судами, хотя базовый подход основан на традиционных составах преступления как кражи и мошенничества. Так, кражи с банковского счета, а равно кражи электронных денежных средств квалифицируются, как правило, по п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ (ред. ФЗ № 111 от 23.04.2018). В свою очередь, дистанционные хищения с признаками вербального обмана по телефонной связи квалифицируются по ст. 159.3 УК РФ – мошенничество с использованием электронных средств платежа либо мошенничество без квалифицирующих признаков (ст. 159 УК РФ). И, наконец, сложная степень квалификации дистанционных хищений может иметь место по ст. 159.6 УК – мошенничество в сфере компьютерной информации, то есть хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем ввода, удаления, блокирования, модификации компьютерной информации либо иного вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационно-телекоммуникационных сетей. Вместе с тем инструментальный способ таких хищений путем активного использования компьютерных технологий и информации позволяет дополнительно квалифицировать дистанционные хищения по совокупности с составами преступлений, предусмотренных главой 28 УК РФ, – преступления в сфере компьютерной информации, в частности по ст. 272, 272-1, 273, 274 УК РФ.

Однако традиционная квалификация по ст. 158 или 159 УК РФ хищений цифровых объектов, даже если в их содержании есть денежные средства, вызывает трудности как теоретического, 118

так и практического свойства, включая терминологические коллизии. Что считать покушением на преступление и его окончанием при криминальных манипуляциях в дистанционном банковском обслуживании и соответствующих банковских приложениях? Будет ли иметь место ущерб при хищении, если деньги ушли от собственника (клиента банка), но еще не обналичены и находятся в операционной системе банка? Каким образом оценивать введение вредоносной компьютерной программы, результаты воздействия которой могут вести к хищению денежных средств в банке? В этом ракурсе классические термины уголовного закона, которые применялись веками в следственной и судебной практике, при их употреблении в зоне цифрового пространства не всегда адекватно отражают сущность тех или иных предметов и явлений. В любом случае происходит трансформация многих понятий, за которыми существуют еще достаточно сложные технические разъяснения и толкования цифровых объектов. Так, понятие кражи предполагает понятие хищения чужого имущества, которым преступник должен завладеть и иметь возможность пользоваться им. Однако тайный перевод похищенных денег на свой счет по банковской карте еще вовсе не означает, что лицо сможет им воспользоваться, если банк, например, заблокирует действие банковской карты. Да и сам термин «имущество» означает больше материальные, чем цифровые объекты, которыми собственник может свободно владеть, пользоваться и распоряжаться. Введение цифрового рубля еще больше осложнит квалификацию его хищения, если такой термин можно будет вообще применить при посягательстве на чужую «цифровую» собственность.

Немало возникает вопросов при квалификации дистанционных хищений в виде мошенничества, то есть когда речь идет об обмане или злоупотреблении доверием. Названные действия как обман или злоупотребление доверием предполагают, во-первых, непосредственный контакт преступника с другим лицом, у которого есть имущество или собственность – в данном случае денежные средства, которые преступник изымает, но не заставляет, допустим, получить кредит, когда речь идет уже о банковской собственности. Далее, сам обман должен действовать при изъятии чужого имущества, а не параллельно с «забалтыванием» потерпевшего, когда происходит конкуренция с кражей. Ну и один из главных вопросов – это понятие самого потерпевшего, которым может быть либо сам банк, либо клиент банка, что является основанием признания ма- териального вреда и возмещения ущерба, когда банк категорически не считает себя потерпевшим, считая, что деньги похищены у клиента банка, и, разумеется, не желает его возмещать.

На сегодня квалификация различных видов дистанционных хищений проводится следующим образом.

Первая группа уголовных дел касается простых способов дистанционного хищения, когда мобильным телефоном либо банковской картой завладевают посторонние лица (чаще – знакомые, родственники). Хищение происходит путем простых манипуляций как снятия денежных средств с банковской карты владельца через платежный терминал либо с операционной системы банка на телефоне путем его открытия и перечисления денежных средств на свой счет. В этом случае не производятся сложные действия, связанные с описанием диспозиции ст. 272–273 или 159.6 УК РФ, как путем ввода, удаления, блокирования, модификации компьютерной информации либо иного вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационнотелекоммуникационных сетей, а также путем создания, распространения или использования компьютерных программ и иной компьютерной информации, заведомо предназначенных для несанкционированного уничтожения, блокирования, модификации, копирования компьютерной информации или нейтрализации средств защиты компьютерной информации. Как правило, такие деяния квалифицируются по п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ как кражи и не требуют дополнительной квалификации по составам главы 28 УК РФ – преступления в сфере компьютерной информации [11].

Вторая и основная группа уголовных дел – это дела о дистанционных хищениях, совершаемых в условиях крайней неочевидности, которые происходят путем телефонных звонков неизвестных лиц по самым различным поводам (перевести деньги на «безопасный» счет, продлить договор с банком или с оператором сотовой связи, помочь родственнику, попавшему в беду, и т. д.). Полностью раскрытых преступлений, по которым установлены и привлечены к уголовной ответственности все участники подобных комбинаций, немного, осмелимся предположить, что их просто нет. К уголовной ответственности по таким делам привлекаются чаще всего второстепенные лица, или так называемые курьеры, которые по заданию исполнителей забирают у пострадавших наличные деньги и через банковские терминалы переводят их на счета преступников.

Как правило, в большинстве случаев подобные преступления при возбуждении уголовных дел квалифицируются по п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ как кражи, поскольку происходит именное тайное изъятие денежных средств без участия пострадавшего [12]. При этом, как пишет Е.Г. Быкова, даже оформление кредитного договора в процессе действий преступника рассматривается как способ получения денежных средств потерпевшего (владельца банковского счета), которыми в дальнейшем завладевает посягающий [5, c. 3–13]. К такому же выводу приходит А.В. Архипов, ссылаясь на ч. 3 п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 № 48 (ред. от 15.12.2022) «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», где четко указано, что в случаях, когда лицо похитило безналичные денежные средства, воспользовавшись необходимой для получения доступа к ним конфиденциальной информацией держателя платежной карты (например, персональными данными владельца, данными платежной карты, контрольной информацией, паролями), переданной злоумышленнику самим держателем платежной карты под воздействием обмана или злоупотребления доверием, действия виновного квалифицируются как кража [6, c. 15–19]. М.И. Третьяк по этому поводу указывает, что данное постановление в основном выработало единую практику квалификации рассматриваемых преступлений как вид квалифицированной кражи по п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ [7, c. 52–64]. В то же время следственная и судебная практика идет по пути квалификации действий, направленных на обман жертвы, чаще всего, пенсионного возраста, о якобы попавших в беду близких родственниках и направлении к этим пенсионерам курьеров для получения наличных денег (якобы для взяток), как мошенничества. Как мошенничество квалифицируются и действия по открытию кредита и переводу кредитных средств преступникам (Уголовное дело № 1-243. Архив Советского районного суда г. Уфы.).

Другой случай, когда при разговоре с потерпевшими, например о продлении договора с оператором сотовой связи, осуществляется тайное проникновение в личный кабинет интернет-банка потерпевшего, и деньги переводятся на счет преступника. В этом случае речь больше идет о квалификации кражи с электронных средств платежа, поскольку речевой контакт на посторонние темы маскирует тайное хищение чужого имущества (Уголовное дело № 12401800064000285 по признакам п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ; уголовное дело № 12401800064000263 по признакам п. «б» ч. 4 ст. 158 УК РФ. Дела изучены в следственном отделе Отдела полиции № 4 Управления МВД РФ по г. Уфе).

Вопросы уголовно-правовой квалификации имеют значение при установлении преступников и всех иных обстоятельств, подлежащих доказыванию. Однако при раскрываемости подобных преступлений от 10 до 20 % вопросы квалификации всегда предварительны или, как их определяют, по признакам преступления. В отличие от уголовно-правовых проблем пострадавшую сторону не меньше, а иногда и больше интересуют проблемы возмещения ущерба, которые могут решаться исключительно в гражданско-правовой плоскости.

Тем самым квалификация указанных преступлений исходит из различных действий и умысла преступников при дистанционном хищении – как кражи или мошенничества – в зависимости от установления фактических обстоятельств преступления. В то же время, учитывая сложности разграничения кражи и мошенничества, высказано мнение, что данные преступления требуют отдельной квалификации, поскольку преступники для их совершения используют особые психологические приемы, предметом преступления выступают безналичные денежные средства, а сам контакт между преступником и жертвой происходит без личной встречи [8, c. 99–103].

В данном случае необходимо учитывать, что дистанционные хищения, совершаемые с использованием средств связи, тесно связаны с киберпреступлениями либо являются их частью, когда активно используются компьютерные устройства или новые телекоммуникационные технологии. Как определяет Верховный Суд РФ, к числу подобных компьютерных устройств могут быть отнесены любые электронные устройства, способные принимать, обрабатывать, хранить и передавать информацию, закодированную в форме электрических сигналов: мобильные телефоны, смартфоны, иные электронные устройства, способные взаимодействовать друг с другом или с внешней средой без участия человека [13]. Для совершения рассматриваемых хищений применяется совокупность способов, типичных для киберпреступлений: заражение компьютерными вирусами-шпионами и кибератаки, создание ложных объектов в виде поддельных документов, включая паспорта, дипфейки и др. [9, c. 61–64]. В различных вариациях перечисленные и другие современные технологии могут быть использованы для совершения сложных дистанционных хищений, своевременно выявить, раскрыть и пресечь которые трудно.

В данном аспекте анализ излагаемых проблем при самой широкой распространенности дистанционных хищений с причинением огромного ущерба гражданам и банкам, с одной стороны, и сложные схемы квалификации таких хищений с конкуренцией различных составов, с другой стороны, позволяют ставить вопрос о новом составе преступления как дистанционные хищения. Аналогом такого состава могут служить преступления, предусмотренные, к примеру, ст. 164 УК РФ – хищение предметов, имеющих особую ценность, или ст. 226 УК РФ – хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. То есть в этом случае предмет преступления имеет особый характер, требующий отдельной квалификации по всем видам традиционных хищений, предусмотренных УК РФ.

Обоснованием отдельной квалификации дистанционных хищений являются следующие доводы:

– сложная квалификация действий преступников, когда происходит тесная конкуренция составов мошенничества и кражи и когда затруднительно отделить их друг от друга;

– при дистанционных мошенничествах практически всегда имеются признаки преступлений в сфере компьютерной информации, хотя умысел направлен исключительно на завладение чужими денежными средствами;

– банки, как ответственные хранители денег, часто исключаются из числа потерпевших, которым причинен материальный вред. Однако именно механизм уголовно-правовой квалификации дистанционных хищений по аналогии с требованиями ФЗ «О национальной платежной системе» позволит возложить на банки материальную ответственность за хищение у них денежных средств путем использования компьютерных технологий;

– особый предмет хищения, связанный с цифровым миром, что позволяет рассматривать денежные средства в виде особого динамического объекта со специфичными квалифицирующими признаками как совершение преступления в группе, с проникновением в особые цифровые зоны. При этом необходимо четко определить стадии преступления и их окончание с возможностью или невозможностью получения денег на бумажном носителе;

– дистанционные хищения находятся или соприкасаются с зоной искусственного интеллекта, когда необходимо определить роль человека в создании криминальной ситуации, способствующей хищению денежных средств различными способами при опосредованном воздействии преступника [10, c. 188–210];

– речь идет о повышении уголовной ответственности за дистанционные хищения, поскольку техническая квалификация, масштабы и размеры похищенных сумм требуют особой иерархии уголовных наказаний.

В данном случае мы не предлагаем проект уголовно-правовой нормы (или норм), которая вводила бы особый состав преступлений в виде дистанционных хищений. Проект такой нормы должны обсуждать специалисты уголовного права, специалисты по компьютерной информации или «айтишники», знатоки гражданского и банковского права. В то же время мы исходим из четкого понимания необходимости отдельной квалифицирующей нормы за совершение дистанционных хищений, поскольку в цифровом мире идет лавинообразное увеличение цифровых хищений денежных средств населения, когда должна быть адекватная реакция уголовного закона.