Проблема «палеолитической деревни» костёнковской культуры в свете исследований Зарайской стоянки
Автор: X.А. Амирханов, С.Ю. Лев, А.Б. Селезнёв
Журнал: Краткие сообщения Института археологии @ksia-iaran
Рубрика: Статьи
Статья в выпуске: 211, 2001 года.
Бесплатный доступ
Короткий адрес: https://sciup.org/143183827
IDR: 143183827
Текст статьи Проблема «палеолитической деревни» костёнковской культуры в свете исследований Зарайской стоянки
КРАТКИЕ СООБЩЕНИЯ ИНСТИТУТА АРХЕОЛОГИИ РАН. Вып. 211. 2001 год.
СТАТЬИ
X. А. Амирханов, С. Ю. Лев, А. Б. Селезнёв
ПРОБЛЕМА «ПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕРЕВНИ» КОСТЁНКОВСКОЙ КУЛЬТУРЫ В СВЕТЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ЗАРАЙСКОЙ СТОЯНКИ
Одной из важных проблем первобытной археологии является выяснение того, насколько велики были поселения людей верхнепалеолитического времени. Раскопки Зарайской стоянки возобновленные в 1994 г. и продолжающиеся до настоящего времени, предоставляют достаточно важную информацию, помогающую существенно приблизиться к решению этой проблемы применительно к памятникам костёнковской культуры, к которой этот памятник относится.
Суть данных, о которых идет речь, состоит в том, что в отличие от Костёнок и Авдеево для Зарайской стоянки имеется возможность четкой стратиграфической разбивки культурных напластований, содержащих археологические остатки. С одной стороны, членение отложений по вертикали имеет здесь отношение к проблеме общей временной и пространственной протяженности традиций костёнковской культуры на Русской равнине и продолжительности периодически возобновлявшегося заселения площади памятника носителями данной культуры. С другой стороны, оно иллюстрирует пример переслаивания крупных единообразных жилищнохозяйственных комплексов костёнковского типа. Материалы и детальные описания, которые подтверждают эти заключения, изложены в монографии, подводящей итоги разведочному этапу изучения стоянки (Амирханов, 2000). В данной работе мы используем обобщения по этим материалам, а также новые данные по раскопкам 2000 г. для аргументации итоговых заключений по рассматриваемой проблеме, которая нами ранее не была обозначена. В конкретном виде они служат проверке обоснованности положения о существовании в костёнковской культуре относительно крупных поселений или своеобразных «палеолитических деревень».
Как известно, история изучения палеолитических поселений костёнковской культуры насчитывает около семи десятилетий. Тем не менее, археологическое «прочтение» поселенческих структур и палеоэтнологические реконструкции далеко не во всем могут претендовать на необходимый уровень детальности.
Основными источниками, на которых базируются реконструкции поселений костёнковской культуры, являются четыре комплекса Костёнок 1 (слой 1) и два комплекса Авдеево. Для понимания характера этих объектов в момент их функционирования в качестве поселений принципиально важно выяснение двух взаимосвязанных вопросов. Первый касается одно-
временности или разновременности объектов культурного слоя (очаги, ямы-хранилища, «полуземлянки» и т.д ), составляющих остатки отдельных жилищно-хозяйственных комплексов. Второй имеет отношение к проблеме синхронности или асинхронности самих жилищно-хозяйственных комплексов, в пределах того или иного памятника.
Вопросы эти дискутируюся не часто. Их предметное обсуждение, по-видимому, развернется после публикаций результатов многолетних раскопок вторых комплексов Костёнок 1 и Авдеево. Однако, подходы исследователей, изучающих данные материалы, к решению указанных вопросов прямо или косвенно, с большей или меньшей степенью конкретности обозначены.
Менее других внимание исследователей привлекает первый из указанных вопросов. Известным исключением здесь является признание относительной разновременности землянки А и круглого жилища относительно основной жилой площадки комплекса 1 первого слоя Костёнок 1 (Ефименко, 1958). Высказывается мнение и о недостаточной убедительности реконструкции этого круглого жилища (Сергин, 1998, с. 151).
Главным, если не единственным, доказательством единовременности бытования объектов, составляющих жилищно-хозяйственный комплекс костёнковского типа, считается «цельность планировки» этого комплекса. Вопрос, связанный с тем, что геологическая одновременность объектов (т. е. расположение в одном и том же литологическом горизонте и на одном и том же уровне) культурного слоя не означает синхронности их функционирования при таком подходе в принципе не отрицается, но в обобщениях почти не берется во внимание. Необходимость стратиграфическими и/или иными методами доказывать реальную одновременность каждого из выявленных объектов друг с другом далеко не всегда рассматривается в качестве обязательной процедуры. Обычно, все множество обнаруживаемых объектов проецируется на единый раскопочный план. Этот план затем кладется в основу планиграфических и планировочных реконструкций. Если даже существуют явные признаки переслаивания объектов, т.е. случаи прямой археологической стратиграфии, единство самого культурного слоя не подвергается сомнению. Единственным основанием для проведения хронологических рубежей между группами объектов культурного слоя (если они не разделены стерильными прослойками) большинством исследователей считается наличие признаков смены археологической культуры. В остальных случаях предпочитают говорить о сложной «жизни» культурного слоя и последовательной смене одних объектов другими в процессе долговременного и непрерывного бытования поселения. Разумеется, опровергать теоретическую возможность подобного характера формирования культурного слоя было бы неверным. Но, думается, столь же неправомерно и упрощать проблему, считая указанный вариант объяснений естественным для всех конкретных случаев и не требующим исчерпывающих доказательств с привлечением всех возможных видов стратиграфических данных.
Результаты раскопок, проводимых на памятниках не только костён-ковской (Гвоздовер, Григорьев, 1977, с. 50-56), но и других культур (Леонова, 1993, с. 74-99) указывают на возможность более детального анализа составляющих культурного слоя. Параллельно с этим неудовлетворенность традиционными интерпретациями культурных слоев памятников указанного культурного круга высказывают и исследователи, занимающиеся специально проблемами палеолитических жилищ и поселений. В. Я. Сергиным отмечается, что «на поселениях со сложной структурой выявленная масса бытовых деталей соответствует всему периоду обитания, а их необходимо разделить в соответствии с фазами жизни на поселении. Разработка микрохронологии является важнейшим резервом, использовав который можно надеяться на серьезный сдвиг в исследовании поселений» (Сергин, 1998, с. 151). М. В. Александрова обращает внимание на то, что «микростратиграфия культурных слоев, там, где она была прослежена, ... дает основания говорить если не о новых культурных слоях в пределах ранее выявленных, то, во всяком случае, ставить вопрос о новых культурных горизонтах, «жилых уровнях» (горизонтах обитания) или их фрагментах внутри слоя; при этом не для одного памятника» (Александрова, 1998, с. 145).
Вторая из рассматриваемых проблем, а именно проблема одновременности или разновременности самих жилищно-хозяйственных комплексов костёнковского типа привлекала внимание исследователей довольно часто. Исходным здесь можно считать положение А. Н. Рогачёва о том, что не только разные комплексы первого слоя Косенок 1 и Авдеево, но и вся группа памятников костёнковской культуры в Покровском логу в с. Кос-тёнки (Костёнки 1, слой 1; Костёнки XIII; Костёнки XVIII; Костёнки XIV, слой 1) существовали одновременно и «здесь был единый поселок, своего рода деревня» (Величко, Рогачёв, 1969, с. 86). Костёнковское поселение сравнивалось с остатками поселений раннеземледельческих племен. Высказывалось мнение, что при благоприятных условиях рассматриваемые поселения «могли разрастаться до размеров небольших деревень, являвшихся племенными поселками» (Величко, Рогачёв, 1969, с. 86). Но в другой работе, опубликованной в том же самом издании, А. Н. Рогачёв говорит на этот счет менее уверенно. Касаясь указанной группы памятников, он отмечает: «Пока не ясно, имеем ли мы в данном случае дело с последовательной сменой мест обитания одним и тем же населением, привыкшим селиться в этом районе на одних и тех же местах или с существованием в позднем палеолите родовых поселков с рядом крупных комплексов» (Рогачёв, 1969, с. 190). Здесь сомнение высказывается в отношении одновременности группы однокультурных памятников, но сомнений по поводу единовременно-сти известных тогда трех жилищно-хозяйственных комплексов верхнего слоя Костёнок 1 (теперь их насчитывается четыре) (Праслов, 1982, с. 42-66) не возникает. В более поздней работе, обобщающей данные почти за вековую историю изучения верхнего палеолита Русской равнины, повторено заключение о том, что «имеются серьезные основания предполагать единство и целесообразность планировки всех трех комплексов», располагающихся в Покровском логу села Костёнки (Рогачёв, Аникович, 1984, с. 161271). Соответственно, остается в силе и положение о «палеолитической деревне».
Попытка специального критического рассмотрения этой проблемы была предпринята В. Я. Сергиным. Сравнение жилищно-хозяйственных комплексов Костёнок и Авдеево поотдельности с поселениями среднеднепровского типа (Межиричи, Добраничевка, Мезин) по таким показателям, как площадь активно обжитой части стоянок, количество остатков промысловой фауны и величина каменного инвентаря привело его к выводу о том, что каждый единичный комплекс Костёнок и Авдеево, скорее всего, представляет собой остатки самостоятельного поселения. Группирование подобных комплексов в относительной близости друг от друга предложено рассматривать как следствие продолжительности заселения данной территории потомками одних и тех же общин. Высказано также предположение, что на целом ряде палеолитических поселений могло иметь место переслаивание на одном и том же участке остатков разных этапов заселения. Однако, в пределах единой толщи культурных напластований «остатки их визуально не поддаются разделению» (Сергин, 1987, с. 12).
Возможность существенного продвижения в решении обеих из обозначенных выше проблем, как уже отмечено выше, предоставляют материалы, полученные в ходе исследований Зарайской верхнепалеолитической стоян- ки в 1995-2000 гг. Особенно ценно то, что полученные данные основываются в первую очередь на строгих общестратиграфических и микростра-тиграфических показателях.
С момента открытия Зарайской стоянки раскопами и шурфами здесь изучена площадь в 234 кв. м. Раскопы и шурфы рассредоточены и охватывают достаточно большое пространство. Их расположение позволяет установить общую площадь распространения культурных отложений и прояснить особенности залегания археологических остатков на различных участках памятника. На раскоп 4, который раскапывался в 1994-2000 годах и лег в основу главных обобщений, касающихся культурно-хронологических аспектов изучения стоянки, приходится 85 кв. м культурных отложений. Детальные описания этого и других вскрытых участков уже получили освещение в печати (Амирханов, 1997; 2000). Остановимся на самых общих моментах, имеющих отношение к рассматриваемой проблеме.
Одним из итогов исследования Зарайской стоянки является установление того, что «визуальное разделение» этапов формирования культурных отложений или, другими словами, различных фаз в заселении и запустении палеолитических поселений Русской равнины оказывается не столь недостижимым. Проведенные работы еще раз подтверждают, что возможность этого во многом, если не в решающей степени, зависит от общих методических подходов к исследованию памятника, детальности анализа и непредвзятости в интерпретации полученных данных.
Уже общий взгляд на выявленные в раскопе 4 Зарайской стоянки археологические остатки подводит к необходимости их дифференцированного анализа. Если рассматривать все объекты культурных отложений в виде единого сводного плана (рис. 1) без учета стратиграфического (в том числе микростратиграфического) и планиграфического контекста, то мы увидим беспорядочное скопление большого количества очагов, плотных скоплений находок, охристых и углистых линз, многих десятков ям (при расширении раскопа их количество будет исчисляться сотнями). Дать сколько-нибудь приемлемое объяснение этой совокупности невозможно, если исходить из представления о синхронности составляющих ее объектов. Но и допущение об асинхронности предполагает выяснения того, насколько протяженными были отрезки, разделяющие время функционирования тех или иных объектов. Возникали ли они постепенно в ходе не прерывавшегося обитания на стоянке и, соответственно, непрерывного накопления культурных отложений или же связаны с различными этапами заселения, которые не отчленены друг от друга стерильными прослойками? Иначе говоря, является ли каждый объект по отдельности частью единой, развивающейся во времени структуры либо мы имеем дело с разными самостоятельными структурами, которые частично или полностью накладываются друг на друга?
Постановка указанных вопросов применительно к Зарайской стоянке оправдана и с общеметодической точки зрения, и с учетом ее принадлежности костёнковской культуре. Присущий костёнковским памятникам специфический тип жилищно-хозяйственного комплекса далеко не в последнюю очередь определяет особое место данной культуры в верхнем палеолите восточноевропейской равнины. Находят ли свое проявление характеристики этого комплекса на Зарайской стоянке? Совмещенный план объектов всех горизонтов вместе, раскопанной части культурных отложений (рис. 1), с одной стороны, содержит по отдельности практически все элементы указанного комплекса, а с другой стороны, в их совокупности, при взгляде на этот обобщенный план, невозможно усмотреть характерную для Костёнок планировочную картину. Иное дело, если подойти к рассмотрению данных с учетом стратиграфических данных.

Рис. 1. Зарайская стоянка. Раскоп 4. Совмещенный план объектов культурных отложений.
1 - очаги; 2 - мерзлотные образования первой генерации, частично преобразованные человеком и в различной степени использовавшиеся им; 3 - ямы; 4 - границы участков, на которых культурный слой был разрушен в поздние эпохи и современной хозяйственной деятельностью; 5 - система мерзлотных трещин второй генерации.
Совокупность геологических, археологических, палеокриологических, палеопедологических, палинологических фактов, подкрепленная большой группой согласующихся с ними радиоуглеродных датировок, позволяет расчленить толщу культурных отложений Зарайской стоянки на четыре хронологических этапа. Отложения последнего - верхнего этапа связаны литологически и стратиграфически с погребенной почвой (верхняя погребенная почва по номенклатуре, принятой для Зарайской стоянки). Максимальная насыщенность кремневыми изделиями достигает здесь примерно 800 предметов на один кв. м. Нормой плотности для данного слоя на большей части раскопа 4 является показатель 300-400 находок на кв.м. Кроме того, обнаруживаются полуразрушенные и разрушенные кости крупных животных, залегающих в горизонтальном положении, а также объекты в виде очага, небольших ямок, окрашенных охрой пятен. В других раскопах выявлены плотные скопления кремня, остатки кострищ, распространенные пятна с охристой окрашенностью (Селезнёв, 1999, с. 56-58). К основанию рассматриваемого слоя погребенной почвы относятся и остатки предполагаемого сооружения, в конструкции которого использовались вбитые крупные кости животных (Трусов, 1994, с. 94-116). Существенно отметить, что на значительных участках стоянки культурные остатки представлены отложениями только одного этого слоя.
Верхняя погребенная почва, с заключенными в ней культурными остатками, сформировалась существенно позже времени затухания, имевших здесь ранее место, масштабных процессов мерзлотного растрескивания. С палеоботанической точки зрения данный слой характеризуется отдельной палинозоной. Причем, если спорово-пыльцевые данные для нижнего слоя указывают на криогигротические (этапы 1 и 2) и предположительно меж-фазиальные (этап 3) условия, то растительность времени формирования описываемого слоя (этап 4) оказывается характерной для межстадиала (Шилова, 2000, с. 230-235). Для данного слоя имеется четыре радиоуглеродные даты1. Разброс их значений - от 17900±200 до 15600±300.
Культурные отложения, залегающие под погребенной почвой, включены в единый, но варьирующий в деталях литологический горизонт красноватых (местами коричневатых) супесей или опесчаненных суглинков. Эта толща, достигающая на междуямных участках раскопа 430 см, по археолого-стратиграфическим и криостратиграфическим показателям подразделяется на три этапа формирования. В пределах этого слоя два нижних этапа (первый и второй по общему счету этапов, идущему снизу вверх) отделяет от верхнего (третьего) развитая система мерзлотных трещин.
Спорово-пыльцевой спектр данного слоя составляет единую палинозо-ну, подразделяющуюся на две подзоны. Одна из подзон соответствует первым двум этапам, вторая - третьему этапу формирования слоя. В сравнительном отношении эти подзоны характеризуют переход от холодных и влажных условий к влажному и несколько более теплому климату.
Подавляющее большинство (9 из 11) радиоуглеродных дат, полученных для отложений ниже уровня указанной выше системы мерзлотных трещин (т. е. ниже третьего этапа), группируются в промежутке примерно от 23000 до 20000 л. н. Все три даты, относящиеся к третьему этапу (т. е. ко времени после образования данной системы трещин), ложатся в отрезок времени, примерно, 19100-19000 л. н.
Таким образом, самостоятельная стратиграфическая значимость культурных остатков в слое погребенной почвы обосновывается с достаточной надежностью. Литологическая специфика слоя относительно нижележащей толщи культурных отложений, а также хронологический разрыв между ними, заметный по палинологическим и мерзлотоведческим данным, а также радиоуглеродным датам требуют выделения этого уровня в отдельный культурный слой. Что касается нижней части культурных отложений, то определение таксономического ранга выделяемых для нее трех этапов, зависит от общих методических подходов к членению археологических напластований палеолитического памятника. С точки зрения обыденного представления о культурном слое, как об изолированной стерильными в археологическом смысле прослойками геологической толще с погребенными в ней остатками человеческой деятельности, рассматриваемая часть должна считаться единым культурным слоем. При ином, более верном на наш взгляд, подходе основная культурно-стратиграфическая единица археологических отложений (т.е. культурный слой) в стратиграфическом, планиграфическом и хронологическом измерениях должен быть равным Одному поселению. В противном случае для материалов рассматриваемого характера будет лишено смысла и понятие «пол культурного слоя», поскольку один культурный слой может обладать лишь одним «полом», соответствующим одному уровню обитания. С этой точки зрения, этапы формирования культурных отложений на уровне ниже верхней погребенной почвы Зарайской стоянки должны были бы рассматриваться как отдельные культурные слои. Однако, как их не называть - слоем или подразделением слоя, они соответствуют моментам возобновления жизни на стоянке и образуют свои особые структурные единства находок и объектов.
Особое значение для расчленения культурных отложений Зарайска по вертикали имеют палеокриогенные образования в виде мерзлотных трещин. Здесь выделено две генерации таких трещин, каждая из которых образует свою систему. Первая генерация трещин предшествует времени заселения стоянки, а вторая, о которой говорилось выше, образовалась до начала третьего этапа формирования культурных отложений. Связанные с этими мерзлотными образованиями криостратиграфические показатели служат четкими маркерами археолого-стратиграфического расчленения культурных отложений.
Фиксированность уровней закладки трещин обеих указанных генераций, подстилание ими одних объектов и перекрывание других позволяет достаточно убедительно расчленить толщу нижнего культурного слоя на этапы его накопления. В свою очередь, детальные стратиграфические наблюдения над собственно культурными отложениями и объектами культурного слоя дают возможность сделать это членение в его нижней части еще более дробным. Микростратиграфический анализ, осуществленный в ходе исследований Зарайской стоянки, показывает в одних случаях большую хронологическую разнесенность взаимно переслаиваемых объектов, а в других - незначительность разделяющего их временного отрезка. Подобные наблюдения позволяют выявлять даже разовые акты бытовой и производственной деятельности древних обитателей стоянки. К таковым можно отнести, например, одноразовые мусорные высыпки или вторичное использование первоначальном назначении крупного очага центральной линии, спустя время, равное от одного до нескольких лет. Информация, основывающаяся на таких данных, имеет наибольшую ценность, так как она способствует реконструкции конкретной истории конкретного поселения, т. е. реализации того, что является конечной целью собственно археологической стороны исследования поселенческого объекта.
Особый интерес непосредственно для рассматриваемой проблемы имеют данные о первом и втором этапах формирования культурных отложений Зарайской стоянки. Ввиду ограниченности раскапываемой площади, до полевых работ 2000 г. мы сталкивались с большими трудностями при вычленении объектов именно двух этих этапов. Основанием для вычленения последних были только микростратиграфические показатели. Они выражались в*гом, что объекты второго этапа в подавляющем большинстве случаев фиксировались не с поверхности светлого мелкозернистого песка, который подстилает культурные отложения, а с уровня, когда археологический слой накопился уже на толщину не менее 5 см. Второй факт касался наличия прослоек указанного светлого мелкозернистого песка, частично или полностью перекрывающих объекты первого этапа и лишенных или почти лишенных культурных остатков.
Несмотря на наличие подобного рода данных, указанные трудности оставались. Поэтому мы не исключали возможности частных ошибок в осуществляемом разделении объектов. Особые затруднения возникали в случаях, когда были основания допускать использование одних и тех же объектов как на первом, так и на втором этапах. Так, например, отсутствовали основания для того, чтобы относить использование мерзлотных трещин первой генерации только к какому-то одному из этих двух этапов. Оставались сомнения и в том, соответствует ли реальности выделение на этом отрезке накопления культурных отложений только двух этапов или в действительности их было больше? Исчерпывающих ответов на эти и другие вопросы нет и до настоящего времени, хотя существование двух уже выделенных этапов находит новые подтверждения в ходе продолжающихся полевых исследований.
Принципиальный интерес с точки зрения разграничения двух указанных этапов, представляют данные раскопок 2000 г. Особенность их состоит в том, что они содержат выразительную информацию планиграфического характера, а не только микростратиграфические показатели, которыми мы располагали прежде. Наиболее важным здесь является обнаружение на участке новой прирезки к раскопу 4 трех однотипных очагов, ориентированных в направлении СЗ-ЮВ (рис. 2). Еще один очаг, относящийся к первому этапу накопления культурных отложений, был выделен в предыдущие годы раскопок. Углистое заполнение описываемых очагов в различной степени перекрыто линзами светлого мелкозернистого песка. На поверхности очажного заполнения залегают тонкие прослойки с яркой охристой окрашенностью. В сочетании со стратиграфической позицией других объектов (в том числе очагов второго этапа накопления культурных отложений) эти прослойки, по всей вероятности, относятся уже к следующему уровню обитания.
Таким образом, для первого уровня обитания (или первого этапа формирования культурных отложений) мы имеем четыре очага. Три из них образуют линию с указанной выше ориентацией. Ко второму этапу относятся два других очага, имеющих ту же ориентацию и расположенных на таком же расстоянии друг от друга, что и очаги первого этапа. Эти, параллельные друг другу линии очагов, образующие для каждого из уровней свои стратиграфические единства, отстоят друг от друга на 220-230 см.
В морфологическом отношении очаги рассматриваемых уровней единообразны внутри самих групп, но отличаются в межгрупповом отношении. Остатки очагов первого этапа представляют собой овальные в плане по верхнему краю (диаметр по длинной оси в среднем 80 см) и округлые в придонной части ямы, глубиной около 15-20 см. Дно - на большей части горизонтальное с закруглением к стенкам. Стенки вертикальные, слабоо-божженные.
Другими параметрами характеризуются очаги второго этапа (рис. 3). Здесь они в плане близки к правильному кругу (один из очагов немного растянут из-за постпозиционных процессов замерзания-оттаивания) с ди-

Рис. 2 . Зарайская стоянка. Раскоп 4.
План объектов первого этапа формирования культурных отложений (первый, древнейший уровень обитания).
Условные обозначения на рис. I.

Рис. 3. Зарайская стоянка. Раскоп 4.
План объектов второго этапа формирования культурных отложений (второй жилой уровень).
Условные обозначения на рис. I.
аметром 105-120 см. Стенки вертикальные, местами обожженные до кирпичного оттенка; дно горизонтальное. Глубина 40-50 см.
Важными являются отличия, указывающие, по всей вероятности, на характер использования описываемых объектов. В заполнении очагов второго этапа обильно встречаются небольшие сильно обожженные известняковые камни. Это не свойственно очагам первого этапа. То же самое можно сказать и в отношении мелких ямок (приочажные ямки), расположенных по окружности очагов.
Существенно различаются и тафономические особенности очагов рассматриваемых двух этапов. В очагах первого этапа мелкоуглистое заполнение обнаруживается только в придонной части и максимальная мощность его составляет не более 7-10 см. Края очагов по верхнему контуру здесь иногда смяты и частично разрушены. Что касается очагов второго этапа, то очажная масса в одном случае заполняет весь объем очага целиком, а в другом - имеет толщину до 20 см. Края очагов сохраняются практически на всю высоту. У одного из очагов стенки обожжены до самого верха, затрагивая и участок стенки, сложенный культурным слоем, накопившимся до того, когда в нем была выкопана очажная яма.
Из приведенных выше замечаний видно, что группы очагов первого и второго этапов отличаются не только по стратиграфическим, но типологическим и планиграфическим показателям. Каждая из этих групп вместе со связанными с ними другими объектами (ямы-хранилища, ямы-клады, мусорные ямы, скопления находок, «приочажные ямки» и там, где они есть, - крупные ямы) составляют отдельные структурные общности. При таком их восприятии рассматриваемые группы объектов обнаруживают внутри себя структурную целостность и планировочное единство. Для первого этапа освоения стоянки (рис. 2) мы фиксируем четыре очага (три из них расположены линейно), несколько ям-хранилищ, ямы-клады, ямы с мусорными отсыпками. Объекты второго этапа накладываются на указанный уровень с некоторым смещением. Здесь, на охваченной раскопом части жилого пространства, устанавливается два очага и в дополнение к объектам первого уровня еще два типа ям - «приочажные ямки» и крупные ямы (к настоящему времени частично вскрыты две крупные ямы) (рис. 3).
Таким образом, рассматриваемые материалы двух начальных этапов формирования культурных отложений Зарайской стоянки можно определить как фрагменты переслаивающихся обширных жилищно-хозяйственных комплексов, связанных с двумя различными уровнями обитания. Комплексы эти в целом однотипны и они оба в одинаковой степени обладают специфическими характеристиками, свойственными центральной части жилых площадок костёнковского типа. По существу это остатки двух разных, наложившихся друг на друга, стоянок и хронологический разрыв между ними весьма невелик. Разделяющее их время вряд ли превышает отрезок продолжительностью несколько десятков лет. А, скорее всего, оно составляет несколько лет. Судить об этом можно, в частности, по тому, что одни и те же полости мерзлотных трещин первой генерации в различной степени использовались как на первом, так и на втором этапах обитания. Другое дело, если говорить о времени, которое разделяет от указанных третий и четвертый этапы формирования культурных отложений. Как уже отмечалось выше, второй и третий этапы отделены друг от друга выразительной системой трещин второй генерации, а четвертый этап совпадает со временем образования верхней погребенной почвы.
Таким образом, Зарайская стоянка представляет собой пример того, когда крупные жилищно-хозяйственные комплексы, характерные для Костёнок и Авдеево, обнаруживаются не в рассредоточенном, пространственно-изолированном виде, а перекрывают друг друга, образуя различные уровни обитания. Структура и размеры отдельной стоянки на каждом из уровней обитания оказываются совпадающими с одним обширным жилым комплексом. В связи с эти встает вопрос: не составляют ли отдельные стоянки и каждый из аналогичных комплексов по отдельности в Костёнках и Авдеево? Ответ здесь может быть скорее утвердительным. В противном случае пришлось бы допустить, что синхронные и однотипные по всем показателям памятники одной и той же культуры в одном районе представлены совокупностью нескольких одновременных жилищно-хозяйственных комплексов костёнковского типа, а в другом, столь же активно осваиваемом, - только одним. Тем более, что зарайский комплекс остается единичным для данного памятника и в том случае, если отвлечься от переслаивания здесь разных уровней обитания, или даже игнорировать этот факт. Следовательно, рассмотренные данные не только не подтверждают, но опровергают предположение о существовании в костёнковской культуре столь крупных поселений, которые можно было бы расценивать, как, пусть даже своеобразные, «деревни» или «поселки».