Проблема пошлости: взгляды Н.В. Гоголя и В.В. Набокова

В XIX веке под словами «пошлость», «пошлый человек» подразумевались обыденность, рутинность окружающей действительности, заурядность обычного человека. Именно Н.В. Гоголь своими произведениями придал этому понятию новое значение. В понимании классика пошлость - это, прежде всего, бездуховность, грубая телесность существования мира и обывателя в нём. Дар видеть пошлое в обыденном Н.В. Гоголь почитал своим главным свойством как писателя: «<…> уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем. Вот моё главное свойство, одному мне принадлежащее и которого, точно, нет у других писателей» [1, с. 260]. Однако, этот дар не был в полной мере понят и оценен читающей публикой XIX столетия: «Мне бы скорей простили, если бы я выставил картинных извергов; но пошлости не простили мне. Русского человека испугала его ничтожность более, чем все его пороки и недостатки» [1, с. 260]. Как видим, для Н.В. Гоголя пошлость связана с обыкновенностью, неяр-костью, невыделенностью героя, его «ничтожностью», изображением мелочей. Все это обретало особое значение в сопоставлении со все ещё типичным для гоголевского времени романтическим героем.

Следует отметить, что ключевая для творчества Н.В. Гоголя проблема пошлости получала разную интерпретацию в русской критике разных периодов. Так, например, В.Г. Белинский вслед за Н.В. Гоголем пошлость приравнивал к «мелочности и обыкновенности описываемых автором происшествий» [2, с. 3]. И. Анненский, отмечая, что Гоголь распознает пошлое в обыденном, акцентирует внимание на различных оттенках явления: «Мы видим в «Портрете» пошлость, уже не робкую и наивно тупую, как у Шпонь-ки, не бессмертно торжествующую, как у поручика Пирогова, не амбициознощепетильную, как у майора Ковалёва, не ухарски-наглую, как у Кочкарёва, а безы- менную, почти мистическую пошлость -пошлости» [3]. Внимание критика сфокусировано на бездуховном начале образов пошлых героев, уничтоживших в себе подобие Бога, дарованное им от природы.

В современной филологии наблюдается активный интерес к осмыслению рассматриваемого понятия. И.Б. Левонтина отме- чает, что в русском слове «пошлость», как и в английском «вульгарный», присутствуют значения обыкновенности «1) обыкновенный, простонародный; 2) безвкусный; 3) непристойный;

4) банальный, тривиальный» [4]. При этом слово «пошлый» более применимо при внутренней содержательной и социальной характеристике: «пошлым называют вкус человека, который хочет подняться над своей социальной группой и заимствует внешние атрибуты более высокого пласта культуры, неорганичные для него» [4]. Ис- следовательницей отмечен эстетический план: «пошлость убивает в каждом явлении то, что составляет его сокровенный смысл, и поэтому она невыносимо оскорбительна для вкуса» [4]. Сложный эстетизм русской языковой картины, базирующийся на нравственном содержании понятия, выводит его смысл на этический уровень, позволяющий оценивать те или иные явления по формуле «это некрасиво и поэтому плохо».

Однако такая многоплановость концепта «пошлость» отвергается некоторыми исследователями. Так, например, М. Ямпольский определяет пошлость как эстетический феномен: «Гоголь стремился впрыснуть морально-этическое и религиозное измерение в своих персонажей. Но<…> последовательно эстетическое никак не превращается в моральное» [5].

По мнению В.В. Глебкина, одна из значимых для русской религиозной философии тенденций состоит в переводе категории пошлости на язык религиозной онтологии и персонологии [6]. Это делает В.А. Воропаев, когда, руководствуясь наблюдением о том, что «пошлость у Гоголя – это печать духовного убожества» [7], раскрывает метафизический смысл названия поэмы «Мертвые души» в контексте евангельской традиции: мертвая душа – признак личности духовно умершей. Следовательно, основная идея поэмы состоит в попытке духовного воскрешения падшего человека.

М.М. Дунаев также рассматривает понятие «пошлость», ключевое для всего творчества классика, как «понятие прежде всего религиозное» [8], а не эстетическое: это богоотступничество персонажей, нарушение заповедей Христовых, совершаемое ими в повседневности. Обличение богоотступнической пошлости в «Петербургских повестях», по мнению исследователя, приводит Гоголя к осознанию двойственности земной красоты, равно способствующей как возвышению человеческого духа, так и его гибели. Так в гоголевском творчестве постигается проблема искусства, эстетическое рассматривается сквозь призму нравственного. Вслед за

В.А. Воропаевым духовное развитие Гоголя трактуется М.М. Дунаевым как процесс эволюционный: на смену внешнему пути к Богу, заключающемуся в стремлении указать обществу на его недостатки и пороки, приходит путь внутренний, когда силы писателя нацелились на искоренение этих недостатков в себе самом [8]. Наметились, таким образом, две основные тенденции в понимании идеи пошлости – эстетический подход и подход с религиознонравственной позиции.

Позицию Гоголя по данной проблеме ярко демонстрирует поэма «Мертвые души», рассуждая о которой, автор сказал: «<…> один за другим следуют у меня герои один пошлее другого» [1, с. 260]. В «Мертвых душах» тема пошлости мира реализуется посредством контраста живого и мертвого, омертвления живого.

Ю. Манн выделил два типа характеров в «Мертвых душах». В первом типе персонажей сильно выражены мотивы куколь-ности, автоматичности, которые «обез-жизнивают» образы, несмотря на их глубину: Манилов, Коробочка, Собакевич и др. Второй тип персонажей, к которым относятся Чичиков и Плюшкин, ещё находится в движении, пусть и слабом. Герои еще переживают «отражение чувства», в них еще возможно «человеческое развитие» [9, с. 144]. Надо полагать, что именно первый тип ярко воплощает идею пошлого характера.

Тема пошлого мира и человека, как его неотъемлемой части, в художественном сознании Н.В. Гоголя развивалась по пути эволюционному. Историческая эпоха -буржуазная, послужившая первопричиной опошления мира, постепенно уступает место антропологической концепции, направленной на поиски положительного в природе человека и ресурсы, способствующие изменению к лучшему. Человек как сложный механизм взаимодействия общественного и личного – вот предмет исследования в позднем творчестве Н.В. Гоголя. Герой способен преодолеть бездуховность, развивая в себе личное начало, обретая его заново. Чувства – главный ресурс, способный обратить процесс опошления вспять. Особую силу в этой борьбе, по мнению Гоголя, герой может почерпнуть из искусства и веры, которые помогут возродить то доброе, что изначально заложено в природе человека. Идея о ценности живой и творчески свободной личности объединяет произведения Гоголя, в которых он выступает обличителем пошлости буржуазного мироустройства.

Среди писателей XX века осмысление проблемы пошлости продолжил В.В. Набоков, который вслед за классиком уделил много места для осмысления данного понятия не только в пространстве собственной прозы, но и в публицистике: в эссе «Николай Гоголь» (1944) и «Пошляки и пошлость» (1952).

Несомненно, что в творчестве В.В. Набокова тема пошлости вырастает из гоголевской традиции, но акценты иные. В третьей главе эссе «Николай Гоголь», посвящённой «Мертвым душам», Набоков делает небольшое отступление, посвященное роли рекламы в буржуазном обществе: «Густая пошлость <…> исходит не из ложного преувеличения достоинства того или иного полезного предмета, а из предположения, что наивысшее счастье может быть куплено и что такая покупка облагораживает покупателя» [10, с. 67]. Эту мысль писатель выскажет ещё однажды в эссе «Пошляки и пошлость». В разговоре же о творчестве Н.В. Гоголя данное умозаключение подводит к утверждению, что литература - «один из лучших питомников пошлости» [10, с. 68], поскольку зачастую она «мнимо значительная, мнимо красивая, мнимо глубокомысленная, мнимо увлекательная» [10, с. 70]. Таким образом, В.В. Набоков отождествляет пошлость и фальшь. Лживость, поддельный блеск явлений, вещей – вот что роднит рекламу как иллюзию идеального мира, где обыватель осчастливлен покупкой, и литературу, в которой нет глубокого смысла, высоких идей, нет нравственного потенциала. Писатель отвергает точку зрения критиков XIX века, усматривающую в гоголевском обличении пошлости взаимосвязь со средой и социальными условиями, поскольку, в его понимании, ошибочно искать в про- изведениях классика подлинную русскую действительность. По мнению Набокова, Гоголя привлек в пошлости присутствующий в ней лоск, глянец. Чичиков назван в эссе «колоссальным шарообразным пошляком» [10, с. 71], это пошлое существо из иррационального гоголевского мира, «низко оплачиваемый агент дьявола, добродушный, упитанный, но внутренне дрожащий» [10, с. 70], а мертвые души, которые скупает герой, являются другой составляющей этого пошлого мира. Для Набокова очень важны инструменты, при помощи которых Н.В. Гоголь создает образ пошлого героя: мотив округлого в пошлости, мотив пустоты. Однако, ключевым является понимание того, что пошлость – это проблема наднациональная, общечеловеческая, вневременная. Заслуга же Н.В. Гоголя состоит в открытии сложности и губительности данного явления.

В эссе «Пошляки и пошлость» В.В. Набоков продолжает говорить о способах распознания пошлости в обыденной жизни. Для Набокова синонимичны понятия «обыватель» и «пошляк», поскольку первый характеризуется как «конформист, приспособившийся к своей среде. Ему присущи лжеидеализм, лжесострадание и ложная мудрость. Обман – верный союзник настоящего обывателя. Великие слова Красота, Любовь, Природа – звучат в его устах фальшиво и своекорыстно» [10, с. 390]. Пошляк, по Набокову, это человек, слишком зависимый от материального мира, подчиненный идее наживы, и, как следствие, бездуховный, не умеющий мыслить, отстоящий от мира искусства.

По мнению писателя, умение разглядеть пошлое даёт возможность человеку не только оценить это с эстетической точки зрения, но и сотворить нравственный суд. И хотя В.В. Набоков, как известно, был чужд морализаторства, все же рассматривать его творчество сквозь призму данной проблемы не только можно, но и нужно.

Приведённый выше краткий обзор публицистики В. Набокова позволяет говорить о том, что проблема пошлости является для писателя XX века, как и для Н.В. Гоголя, одной из ключевых, и реша- ется им в гоголевском ключе: вслед за классиком, Набоков трактует данное понятие как бездуховность, устремление человека к материальному миру, обыкновенность. Но если Н.В. Гоголь своим творчеством и публицистикой стремился указать путь развития русскому обществу, то Набоков расширяет границы влияния: «Обыватель – явление всемирное» [10, с. 389]. Примечательно, что оба эссе Набокова на- писаны в англоязычный период творчества. Уникальность публицистики писателя, на наш взгляд, заключается в умелой проекции концепта «пошлость» на западную культуру, за счет чего происходит обогащение значения (усиление эстетического компонента) и актуализация знаний о понятии.