Проблема происхождения, локализации и хронологии тарьинской поздненеолитической культуры Камчатки

Данная статья посвящена одной из интересных и еще не до конца изученной тарьинской культуре позднего неолита Камчатки. Целью данной работы является обсуждение вопросов, связанных с происхождением, критериями выделения, размещением, временем существования тарьинской культуры, а также характерными чертами и особенностями в ее материальной культуре, контактами с сопредельными общностями.

Впервые стоянки тарьинской культуры в Авачинской губе исследовались В. И. Иохельсо-ном в 1910 г. [Johelson, 1928]. Он попытался систематизировать собранные коллекции артефактов, выявить сходство с материалами соседних регионов. В 1921 г. шведская ботаническая экспедиция под руководством С. Бергмана проводила раскопки стоянок этой культуры в бухте Тарья близ Петропавловска. Археологические материалы были опубликованы И. Шнеллом, который отнес их к неолитическому времени и провел сравнение с курильскими и алеутскими находками [Shnell, 1932]. Небольшие раскопки в 1926 г. на Мишенной сопке в районе Петропавловска, в Авачинской губе, в Тарье произвела Е. П. Орлова [1999]. Находки кратко и частично были опубликованы в сборнике КСИИМК [Орлова, 1955].

Н. А. Гурьевым, помощником капитана траулера «Красноармеец», в 1934 г. была привезена в Ленинград коллекция каменных изделий с Камчатки, собранная в яме, вырытой под фундамент постройки, в районе бухты Тарья недалеко от Соленого озера, где ранее проводились раскопки В. И. Иохельсоном и И. Шнеллом [Дикова, 1983]. Эта коллекция обстоятельно описана археологом Д. Н. Левом [1935]. В ней находилось несколько десятков орудий, а также зооморфные и антропоморфные фигурки. Материалы стоянки датировалась концом неолита и определялись более древними, чем другие археологические находки с Камчатки.

Существенный вклад в обобщение археологических данных сделали С. И. Руденко [1948], который разработал типологию костяных и каменных орудий, и В. В. Антропова [1949], подготовившая обзор всех археологических камчатских находок. И. С. Руденко пришел к выводу о том, что тарьинский период является более древним, чем время существования другой южнокамчатской стоянки у Курильского озера, исследованной В. И. Иохельсоном.

А. П. Окладников считал, что наиболее древними из всех известных к тому времени памятников Камчатки являются остатки углубленных жилищ на берегу бухты Тарья, которые он относил к развитому неолиту и определял по времени II–I тыс. до н. э. [Очерки…, 1953, с. 752].

В 1971 г. Н. Н. Диков обнаружил Авачинскую многослойную стоянку на окраине пос. Авача, расположенную в пригороде Петропавловска-Камчатского. Исследования этой стоянки были проведены Т. М. Диковой в 1975 и 1977 гг. [Дикова, 1983, с. 118–165].

Неолит Камчатки изучен пока очень слабо [Пташинский, 2006]. Несомненно, в этот период существовали различные оригинальные культуры, но для их выделения необходимы более значимые и обоснованные критерии. Тарьинская культура исследована пока недостаточно.

Общая характеристика тарьинской культуры

Большой вклад в изучение тарьинской культуры внесли Н. Н. Диков [1977; 1979], Т. М. Дикова [1983] и А. К. Пономаренко [1985; 2000; 2014]. Исследователи по-разному характеризовали тарьинскую культуру и предлагали свои варианты хронологии.

Тарьинскую культуру относят к развитому или позднему неолиту. Исследователи определяли территорию распространения этой культуры в пределах Центральной и Южной Камчатки (от м. Лопатка на юге до р. Тигиль на северо-западе и р. Озерная на северо-востоке) [Диков, 1979; Дикова, 1983; Пономаренко, 2000]. Множество стоянок находится на побережье Авачинской губы и по долинам рек, впадающих в нее. Н. Н. Диков подразделял памятники тарьинской культуры на две группы – южнокамчатскую и среднекамчатскую [1979, с. 120]. К первой группе отнесены стоянки, расположенные в районе Петропавловска-Камчатского, на берегу бухты Тарья, около д. Сероглазка, на Мишенной сопке, у с. Елизово, на левом берегу р. Авача. Ко второй группе – стоянки в долине р. Камчатка (у с. Ключи, на Домашнем озере, Култук (Ушки III), Застойчик). К южной группе тарьинской культуры отнесены стоянки Копыто II, Жупаново (III слой), Большой Камень, Рябухина, исследованные А. К. Пономаренко [Российский Дальний Восток…, 2005, с. 279].

По мнению Н. Н. Дикова [1979], южнокамчатские памятники тарьинской культуры являются более древними, чем среднекамчатские, и именно с юга тарьинцы могли распространяться в долину р. Камчатки.

Т. М. Дикова [1983] выделяет ранний период тарьинской культуры, определяемый хронологическим интервалом от 5 200 ± 100 (МАГ-306) л. н. – датой, полученной по углю из культурного слоя III стоянки Авача, до 4 210 ± 135 (МАГ-306) и 4 380 ± 79 (МАГ-312) л. н. – предполагаемый возраст участков III и IV на м. Лопатка. Для данных комплексов характерно сочетание мелких и крупных орудий из камня, различные варианты листовидных наконечников, острообушковые тесла и топоры с подтреугольным сечением, отсутствие изделий из кости. Жилище, обнаруженное в слое III стоянки Авача, являлось наземным, с деревянным каркасом и, вероятно, было покрыто берестой и засыпано землей. Определить его форму и размер сложно, так как исследовался только небольшой участок на этом памятнике. Эти комплексы выглядят разнородными.

Большинство стоянок, которые действительно могут быть объединены в единую культуру (тарьинскую, по Н. Н. Дикову) и имеют наибольшее сходство в материальных комплексах, относятся ко II–I тыс. до н. э., их радиоуглеродный возраст определяется в диапазоне от 3 900 ± 100 до 2 200 ± 100 (см. таблицу) [Диков, 1977; 1979; Дикова, 1983; Пономаренко, 2014]. В это время увеличивается количество и разнообразие каменных орудий. Имеются различия в инвентаре с комплексами стоянок предшествующих этапов развития Камчатки (в первой и второй неолитических культурах Камчатки широко развита пластинчатая техника, отсутствует шлифовка орудий, нет костяных орудий). На ранненеолитических стоянках Авача-1 и Авача-9 топоры и тесла имеют только частично пришлифованные лезвия.

Зимние жилища тарьинцев были углубленными с прямоугольными или квадратными котлованами. Бревенчатое перекрытие опиралось на прямоугольную конструкцию в центре над очагом. Сверху жилища имели земляную насыпь. Летние промысловые жилища были свайные (шалаши на столбах). Наиболее древние свайные постройки выявлены на стоянке Большой Камень (первая половина I тыс. до н. э.) [Пономаренко, 2000; 2014].

К тарьинским жилищам относят углубленное жилище в Култуке на берегу Ушковского озера [Диков, 1979, с. 126]. Оно было значительных размеров и имело округлую форму.

Радиоуглеродная хронология памятников тарьинской культуры Камчатки Radiocarbon chronology of the Tarya Culture`s Sites, Kamchatka

№ п/п	Стоянка, слой	14 C дата, л. н.	Лаб. номер	Кал. л. н.		Материал
				68,3 %	95,4 % 1
1	Елизово	3 900 ± 100	ГИН-183	4 510–4 510	4 790–3 980	Уголь из очагов
2	Авача, сл. II	3 450 ± 100	МАГ-310	3 840–3 570	3 980–3 460	Уголь из очага
3	Авача, сл. II	2 990 ± 100	КРИЛ-252	3 340–3 000	3 400–2 880	Уголь из очага
4	Авача, сл. II	2 420 ± 40	Beta-243240	2 670–2 350	2 700–2 340	Уголь из зачистки
5	Авача, сл. II	2 200 ± 100	МАГ-769	2 340–2 070	2 460–1 920	Уголь из очага
6	Авача, сл. II	2 100 ± 100	МАГ-763	2 300–1 930	2 340–1 830	Уголь из очага
7	Рябухина I	3 540 ± 60	ГИН-7049	3 910–3 710	3 990–3 640	Кость морских млекопитающих
8	Рябухина I	3 330 ± 70 2	ГИН-7048	3 640–3 460	3 820–3 390	Раковины моллюсков
9	Рябухина I	3 000 ± 150 2	ГИН-7047	3 370–2 970	3 490–2 780	Раковины моллюсков
10	Рябухина I	3 050 ± 100 2	ГИН-7046	3 380–3 070	3 460–2 960	Раковины моллюсков
11	Бол. Камень I	2 910 ± 100	ГИН-8147	3 210–2 880	3 350–2 790	Уголь из очага
12	Бол. Камень I	2 410 ± 180	ИВАН-355	2 740–2 310	2 870–1 990	Уголь
13	Авача-6	2 540 ± 40	ГИН-8526а	2 750–2 510	2 760–2 490	Уголь из культ. слоя
14	Жупаново, сл. III	2 540 ± 60	ГИН-8139	2 750–2 490	2 760–2 370	Уголь
15	Жупаново, сл. III	2 470 ± 50	ИВАН-343	2 710–2 460	2 720–2 360	Уголь
16	Жупаново, сл. III	2 240 ± 60	ИВАН-170	2 340–2 150	2 360–2 070	Уголь
17	Ушки III	2 440 ± 80	РУЛ-607	2 700–2 350	2 730–2 340	Уголь
18	Ушки III	2 160 ± 290	МАГ-5	2 670–1 740	2 860–1 420	Уголь
19	Ушки III	2 070 ± 90	Мо-374	2 290–1 890	2 320–1 820	Уголь
20	Лопатка I	2 200 ± 100	МАГ-313	2 340–2 070	2 460–1 920	Горелое дерево

1 Калибровка радиоуглеродных дат осуществлялась посредством программного обеспечения OxCal v.4.4 с использованием калибровочной кривой IntCal20.

2 Указанные определения могут являться удревненными вследствие резервуарного эффекта.

В жилище найден немногочисленный каменный инвентарь. Однако там не было узкоклинковых и ширококлинковых ножей с выделенным насадом, «горбатых» ножей, лабреток, фигурок из камня, являющихся характерными культуроопределяющими элементами для тарьин-ской культуры. Наличие пластинчатой техники также указывает на несколько иные традиции обитателей этого жилища. Все эти отличия и довольно малое количество находок на такой площади (более 100 кв. м) может свидетельствовать о том, что охотники и рыболовы этого поселения имели совершенно другое происхождение и не относились к тарьинской культуре.

Основным занятием тарьинцев, по мнению А. К. Пономаренко, было рыболовство, охота на сухопутных животных, а также спорадическая добыча морских животных на лежбищах [2000, с. 189]. Охота на птиц, собирательство на суше и в литоральной зоне имело вспомогательное значение. В культурном слое прибрежных стоянок выявлены раковинные кучи, большое количество костей наземных и морских животных, а также птиц. А. В. Пташинский полагает, что ведущей формой хозяйства для тарьинцев являлся специализированный морской промысел [2003, с. 37]. В устье руч. Рябухина на п-ове Лопатка найден фрагмент наконечника гарпуна с желобком для каменного копьеца и двумя симметрично расположенными зубцами. Датируется стоянка Рябухина концом II тыс. – началом I тыс. до н. э. [Пономаренко, 2000, с. 148]. Это свидетельствует о том, что тарьинцы уже c конца II тыс. до н. э. использовали гарпуны в морском промысле. Причем следует отметить, что у наконечника со стоянки Рябухина в верхней части сделана боковая выемка для копьеца из камня, как у алеутских образцов.

В период существования тарьинской культуры значительная часть каменных орудий изготовлена из отщепов. Наиболее характерными орудиями из камня этой культуры являются преимущественно черешковые метательные наконечники; преобладают «горбатые» ножи, узко- и ширококлинковые с выделенной рукоятью, встречаются овальные, листовидные, трапециевидные, треугольные; скребки – колоколовидные, овальные, трапециевидные; тесла – шлифованные, острообушковые с треугольным поперечным сечением, двусторонне-и односторонневыпуклые; лабретки и лабретовидные шпильки; миниатюрные фигурки [Пономаренко, 2000]. Большинство из них сделано из кремнистых пород, халцедона и обсидиана. На стоянках этого времени в долине р. Камчатка отмечается сохранение в орудийном комплексе микропластинок, сколотых с призматических нуклеусов и изготовленных на них скребков и резцов. На стоянке Авача обнаружены грузила из галек двух типов: округлые с просверленным посередине биконическим отверстием и плоские с выемками по бокам для привязывания. Находки грузил свидетельствуют о существовании добычи рыбы с помощью сетей. Тарьинцы использовали для освещения лампы-жирники, сделанные из галек с выбитым углублением подтреугольной формы для жира.

К сожалению, на многих тарьинских стоянках изделий из органических материалов не сохранилось. Значительное количество костяных изделий обнаружено на стоянке в устье руч. Рябухина. Костяные орудия представлены зубчатыми наконечниками гарпунов, наконечником остроги, инструментами для обработки травы, орудиями собирательства [Пономаренко, 2000; 2014]. На стоянке Авача найден фрагмент плетения из волокон травы [Дикова, 1983].

Характерной особенностью тарьинского периода является отсутствие керамики [Российский Дальний Восток…, 2005, с. 280]. В то же время Н. Н. Диков отмечал, что керамика тарьинской культуры невыразительна. Найдены немногочисленные фрагменты сосудов неопределенного облика [Диков, 1979, с. 124].

Своеобразием тарьинской культуры является употребление украшений в виде губных вставок-лабреток. Все они найдены на юго-восточном побережье Камчатки [Пономаренко, 2014, с. 193]. Недавно одна лабретка была обнаружена на стоянке Столбовая-1 (к северу от Усть-Камчатска) [Понкратова, 2020, рис. 2, 26]. По мнению Н. Н. Дикова [1979, с. 126], эта особенность свидетельствует о сильных эскоалеутских традициях тарьинской культуры, вос- ходящих, как он предполагает, к позднепалеолитической культуре VI слоя ушковских стоянок. Однако, как справедливо отмечает А. В. Пташинский [2003, с. 37], между позднепалеолитической культурой VI слоя и тарьинскими памятниками имеется значительный (не менее 7 тысячелетий) хронологический разрыв, тем более что на стоянке Ушки I нет настоящих лабреток, а имеются «лабретковидные изделия». Постулируемое утверждение о южных тихоокеанских истоках традиции использования лабреток на Камчатке пока не может быть подтверждено какими-то археологическими свидетельствами. На Курильских островах обнаружены единичные лабретки, датированные поздним временем [Пташинский, 2006, с. 79]. На Сахалине их нет на стоянках II–I тыс. до н. э. [Василевский, 2008]. Однако лабретки широко распространены на Алеутских островах и характерны для древней культуры алеутов. Имеются они в VII горизонте стоянки Чалука, датированном концом III – началом II тыс. до н. э. [Васильевский, 1973, с. 102–103]. На Чалуке лабретки встречались во всех горизонтах. Известны лабретки в древнеэскимосских культурах (Качемак I, Чорис, Ипиутак, Нортон, Оквик, Бирнирк), но все они относятся к более позднему времени, чем ранние чалукские [Там же, с. 94].

Такой же отличительной особенностью тарьинской культуры является наличие фигурок человека и животных [Пташинский, 2017]. Обнаружены они в приморской тихоокеанской зоне полуострова и в других местах (в долине р. Камчатка или на Западной Камчатке) не встречаются [Пташинский, 2020].

Корреляция археологических материалов тарьинской культуры с сопредельными общностями

Тарьинская культура развивалась в условиях широких культурных связей. Н. Н. Диков считал, что эти связи осуществлялись как с северными территориями (Чукотка, Североохотское побережье, Восточная Сибирь), так и с южными регионами (Курильские острова, Сахалин и даже Япония) [Диков, 1979, с. 127].

По мнению Р. С. Васильевского, в каменном комплексе тарьинской культуры имеются параллели с материалами с Алеутских островов, и они, как он полагает, являются более полными, чем с какой-либо другой культурой Северной Америки [Васильевский, 1973]. Сходство касается ведущих форм и типов тарьинских каменных орудий. Особенно выразительные аналогии обнаруживаются с каменными орудиями поселения Чалука (III–IV горизонты) на о. Умнак, где присутствуют все представленные в тарьинской культуре ножи (узко- и ширококлинковые с выделенными рукоятками, «горбатые»), многие типы наконечников, концевые и боковые скребки. На стоянке Чалука найдены каменные и костяные лабретки.

На Североохотском побережье в токаревской культуре имеются аналогичные тарьинским треугольные, листовидные и черешковые наконечники, грушевидные и трапециевидные скребки, скребки с черешками и выделенными рукоятями, узко- и ширококлинковые ножи с выделенными рукоятками, тесла с линзовидным сечением и шлифованным рабочим краем [Васильевский, 1971; Лебединцев, 1990]. Р. С. Васильевский полагает, что активное движение протокоряков вдоль северо-западного побережья Камчатки началось в I тыс. до н. э., что подтверждается многочисленными аналогиями в каменном инвентаре токаревской и тарьин-ской культур [Васильевский, 2001].

Проблема хронологии тарьинской культуры

Т. М. Дикова [1983] объединяла все памятники Южной Камчатки с V тыс. до н. э. до середины XVII в. н. э. в единую культуру, выделяя три периода: ранний, средний и поздний. Н. Н. Диков [1979] датировал ее II тыс. – серединой I тыс. до н. э. По мнению Р. С. Васильевского [1973, с. 141], тарьинская культура просуществовала на Камчатке до рубежа нашей эры. А. В. Пташинский [2003] считал, что эта культура может быть отнесена к рубежу неолита – палеометалла. Существование тарьинских памятников юго-восточного побережья Камчатки он ограничивает второй половиной I тыс. до н. э. [Пташинский, 2020, с. 22].

А. К. Пономаренко относит стоянки периода V тыс. – I тыс. до н. э. к тарьинскому этапу древнеительменской культуры [Пономаренко, 2000; 2008]. Однако следует отметить, что самая древняя радиоуглеродная дата для тарьинской культуры – 5 200 ± 100 (МАГ-306) получена по углю из III культурного слоя стоянки Авача, и, следовательно, относить эту культуру к V тыс. до н. э. неоправданно. Нет оснований распространять тарьинскую культуру на I тыс. н. э., поскольку еще ранее на этой же территории выделен кроноцкий этап древнеительменской культуры [Пономаренко, 1985].

А. А. Орехов [2022] считает тарьинскую культуру поздненеолитической, но допускает, что она существовала в период около 6 000–2 000 л. н.

И. Ю. Понкратова на основе изучения стратиграфии и датировок стоянки Ушки V определяет III культурный слой (тарьинскую культуру) средним неолитом и ограничивает ее существование в этом месте временем 3 000–2 550 л. н., что противоречит общепринятой хронологии для древних культур среднего неолита Северо-Востока и Дальнего Востока [Понкратова, 2018]. В целом же И. Ю. Понкратова определяет тарьинскую культуру, следуя согласно предложенной периодизации А. К. Пономаренко, как «тарьинский этап тарьинской культуры», периодом 4 000–1 500 кал. л. н. [Понкратова, 2021, с. 12].

Кроме того, на Камчатке в археологической периодизации выделяется эпоха палеометал-ла. Этот период А. В. Пташинский определяет с конца I тыс. до н. э. до начала II тыс. н. э. [2003, с. 37]. В это время на Камчатку поступают металлические изделия в результате обменных операций из Приамурья по Охотскому побережью и южных районов Приморья через Японские и Курильские острова. Косвенным свидетельством использования металлических орудий является расцвет костяной индустрии и развитие специализированных комплексов орудий морского зверобойного промысла в I тыс. н. э. на приморских стоянках Северной Камчатки. По мнению А. В. Пташинского, распространение неолита вплоть до X в. н. э. необоснованно.

Поздний неолит Сахалина датируется в рамках 4,5–2,5 тыс. л. н. [Василевский, 2008, с. 230], а железный век определяется в пределах V в. до н. э. – XVI в. н. э. [Пташинский, 2006, с. 79; Российский Дальний Восток…, 2005; Василевский, Грищенко, 2012]. К эпохе палеоме-талла относятся сусуйская, набильская и пильтунская культуры. На Курильских островах ранний железный век наступает в начале I тыс. н. э. Вполне возможно, что с юга на Камчатку могли попадать изделия из металла. Об этом свидетельствует широкое распространение костяных изделий в древнеительменских памятниках I тыс. н. э., а также появление шлифованных ножей, которые, возможно, копировали металлические образцы.

Проникновение металла на Крайний Северо-Восток определяется II – первой половиной I тыс. до н. э. Носители усть-бельской культуры были уже знакомы с металлом благодаря контактам с более развитыми племенами соседних территорий. В Усть-Бельском могильнике были найдены орудия из бронзы [Диков, 1979, с. 148]. На Западной Чукотке имеются прямые и косвенные свидетельства использования металла в период II–I тыс. до н. э. Древнеэскимосские культуры Берингоморья с начала I тыс. н. э., безусловно, относятся уже эпохе металла.

Эпоха неолита на Верхней Колыме и континентальном Приохотье завершается в конце II – I тыс. до н. э. В Северном Приохотье на стоянках токаревской культуры (VIII в. до н. э. – V в. н. э.) обнаружены медные изделия, а также рукоятки резцов, оснащавшиеся железными лезвиями. Широкое использование железных изделий существовало в древнекорякской культуре (V–XVII вв.).

На северо-западном побережье Камчатки выделяется культура, или памятники типа Теви, датируемые I тыс. н. э. и представляющие, вероятно, один из локальных вариантов древнекорякской культуры на Камчатке. Эти памятники относятся к эпохе палеометалла.

Согласно приведенным данным, I тыс. до н. э. на севере Дальнего Востока являлось переходным этапом от неолита к раннему металлу, а период с середины I тыс. до н. э. и до середины I тыс. н. э. может быть определен эпохой палеометалла. Последующий период V– XVII вв. уже относится к эпохе железного века [Лебединцев, 2006].

Столь долгое существование тарьинской культуры (с V тыс. до н. э. по середину XVII в.) вызывает сомнения. Скорее всего, более ранние памятники должны быть отнесены к отдельной культуре – тарьинской – и датированы II–I тыс. до н. э. Это обусловлено прежде всего тем, что материальные комплексы более раннего этапа (тарьинская культура) отличаются от инвентаря поздних памятников I–II тыс. н. э. (собственно древнеительменской культуры). В тарьинской культуре имеются преимущественно черешковые наконечники, тесла острообушковые, преобладают «горбатые» ножи, скребки трапециевидные и колоколовидные, есть лабретки и лабретные шпильки, каменные фигурки человека и животных, керамика отсутствует или представлена малочисленными неопределенными фрагментами. Большое количество костяных орудий обнаружено на стоянке Рябухина на полуострове Лопатка (Южная Камчатка). На памятниках I тыс. н. э. преобладающим типом становятся усеченнолистовидные наконечники, скребки комбинированные (с резцовыми и скребковыми лезвиями), уменьшается количество «горбатых» ножей, появляется множество костяных орудий. Во II тыс. н. э. тесла и топоры различной формы (острообушковые встречаются редко), в северных районах появляется керамика.

Тарьинские стоянки севернее долины р. Камчатки пока не выявлены [Пономаренко, 2000, с. 189]. Наличие лабреток у тарьинцев свидетельствует о том, что эта археологическая общность в какой-то мере близка к эскимосско-алеутскому кругу культур. В то же время А. К. Пономаренко считает, что материалы древнеительменских стоянок I тыс. н. э. Западной и Северной Камчатки свидетельствуют о генетических связях обитателей этих стоянок с тарьинцами.

Проблема происхождения и этнической атрибуции тарьинской культуры

Проблема происхождения тарьинской этнической общности сложна и едва ли разрешима на нынешнем этапе исследований, поскольку существует хронологический разрыв (около 1 200 лет) между ранненеолитическими и тарьинскими памятниками. Вряд ли единственный памятник (Мыс Андреевский 1) может представлять весь этот период, охватывающий более 1 тыс. лет, и определяться как отдельная культура финального этапа раннего неолита Камчатки (андреевская, V тыс. до н. э.) [Пономаренко, 2011], тем более что тарьинская культура датируется более поздним временем и локализирована в южной части полуострова.

Н. Н. Диков полагал, что тарьинская культура имеет прямое отношение к предкам ительменов. Он также отмечал, что тарьинская культура развивалась в условиях широких культурных связей и явилась результатом скрещивания северных и южных традиций и распространялась с юга в долину р. Камчатка. Преобладающим, по его мнению, было северное влияние [Диков, 1979, с. 127].

Несколько иное мнение высказывает А. В. Пташинский [2001]. Он полагает, что тарьин-ская культура имеет южные истоки и относится к кругу специализированных неолитических культур, изначально не имевших ничего общего с предками ительменов. С этим выводом категорически не согласен А. К. Пономаренко [2002, с. 221]. Р. С. Васильевский [1973, с. 141] считает, что большинство инноваций тарьинской культуры обнаруживают аналогии в материалах стоянок южных территорий. Южные связи придали тарьинской культуре своеобразные черты, отличные от культур северных территорий, в частности синхронных культур Чукотки. Он также полагал, что роль северных культур при формировании тарьинской была менее существенной. В то же время, по мнению А. В. Пташинского [2003, с. 37], лаб-ретки, антропо- и зооморфные каменные фигурки, а также ряд специфических орудий тарь-инской культуры являются не только культурно значимыми, но и именно они стали отличительными элементами от последующей древнеительменской культуры.

Заключение

В целом можно заключить, что тарьинская культура является наиболее яркой и самобытной культурой Камчатки. Наиболее древние стоянки этой культуры распространялись на юго-восточном побережье. В результате контактов тарьинского прибрежного населения с обитателями долины р. Камчатка возникла континентальная культурная общность охотников и рыболовов, которая сочетала пластинчатую технику и шлифовку орудий, а также (хотя уже в меньшем виде) традицию использования лабреток. Датировать тарьинскую культуру, скорее всего, нужно II–I тыс. до н. э. На ее основе с I тыс. н. э. развивается древнеительменская культура, имеющая локальные варианты. На Северной Камчатке шло формирование самобытных культур, имеющих отличие в материальных комплексах от южнокамчатских районов.