Проблема соотношения формальных и неформальных норм в институционализме и бихарактеристический подход к типологии институтов

Типология, различающая формальные и неформальные институты, получила необычайно широкое распространение и является одной из основных в институционализме. О степени распространенности типологии красноречиво свидетельствует тот факт, что она проникла даже в определение основной единицы исследования – института. Так, например, Д. Норт определяет институт как «формальные правила и неформальные ограничения и способы обеспечения действенности ограничений» [1, с. 307].

Конечно, методологический редукционизм в той или иной степени присущ любой типологии, однако в данном случае дихотомический характер типологии, равно как и характер квалифицирующих признаков, дают основание усматривать в ней «родимые пятна» формальной логики. Действительно, утверждение «все институты делятся на формальные и неформальные», как и тождественное ему утверждение, что «всякий институт может быть или формальным или неформальным» [2, с. 11], построены по принципу ИЛИ – ИЛИ, то есть представляют собой конструкции, полностью соответствующие закону исключенного третьего. Что касается квалифицирующих признаков, то они следуют из следующего типового определения формального института: формальными являются правила (институты), которые создаются централизованно, осознанно, легко могут быть зафиксированы в вербальной и / или письменной форме, используются в явном виде как ограничитель набора альтернатив для индивидов и обеспечены легальной и специализированной защитой со стороны государства [3, с. 116]. Соответственно, неформальными называются такие правила, которые так же, как и формальные, являются ограничителями поведения, но не зафиксированы в вербальной форме, а также защищены другими механизмами (в отличие от государственного). В более компактной форме и ранжируя по степени жесткости требований эти признаки могут быть представлены следующим образом: вербализуемость, фиксируемость в писанном праве, санкционированность со стороны государства.

Для оценки квалифицирующих признаков в этом их качестве сопоставим их с определением понятия «формализация», результатом которой эти признаки собственно и являются. Согласно логическому словарю, формализация – это отображение результатов мышления в точных понятиях и утверждениях. При формализации изучаемым объектам, их свойствам и отношениям ставятся в соответствие некоторые устойчивые, хорошо обозримые и отождествимые материальные конструкции, дающие возможность выявить и зафиксировать существенные стороны объектов. Формализация уточняет содержание путем выявления его формы и может осуществляться с разной степенью полноты и включать в себя такие последовательные этапы, как выражение мышления в естественном языке, введение в обычный язык разного рода специальных знаков, создание частично искусственных и искусственных языков, логический анализ и т. д. Важно подчеркнуть, что формализация объекта изучения, в данном случае институтов, является не только продуктом отвлеченной рефлексии, происходящей в головах ученых-теоретиков, но и результатом отражения в сознании институциональных агентов (опосредованного интериориза-цией) объективно осуществляющегося процесса институционального развития (генезиса).

Нетрудно заметить, что приведенные выше квалифицирующие признаки хотя и концентрируются в одном определении, но частично перекрываются и как бы произрастают друг из друга. При этом они, с одной стороны, отражают прогрессирующую степень глубины формализации, а с другой - фиксируют соответствующие этапы институционального развития (генезиса). Действительно, вербализацию можно рассматривать как первый шаг формализации и начальный этап интериоризации институциональной практики. Фиксирование нормы в письменном праве очевидным образом связано с необходимостью унификации и стандартизации элементов структуры нормы для их однозначной интерпретации в условиях деперсонифициро-ванного пространства. Наконец, санкционированность со стороны государства есть логическое завершение этого ряда. Таким образом, рассматриваемые признаки, во-первых, эмпиричны, а во-вторых, верны лишь «апостериори» (по терминологии Канта), то есть справедливы лишь по отношению к уже протекшему времени.

Помимо условности выбора признаков, дихотомическое различение институтов на основании этих критериев представляет собой довольно грубую (бинарную) аппроксимацию функции структурно-функциональной оформленности института, воспроизводящей (в отношении формы) траекторию институционального генезиса, что неизбежно порождает источник методологических противоречий, особенно в окрестности узла аппроксимации.

Как уже отмечалось выше, квалифицирующие признаки «формальности» институтов по своей природе характеризуют институты со стороны формы и не содержат в явной форме каких-либо содержательных характеристик, что вполне в духе традиционной логики, считающей именно форму всеобъемлющей характеристикой, в том числе и со стороны содержания. Справедливости ради, следует отметить, что в определенной степени это действительно имеет место (что обусловливает, в частности, чрезвычайную «живучесть» рассматриваемой дихотомии), но только в той, в какой бинарная аппроксимация траектории институционального генезиса оказывается адекватной (с точки зрения разрешающей способности) конкретным условиям анализа.

Приведем два примера, наглядно иллюстрирующие необходимость содержательного «доопределения» институтов и возникающие при этом противоречия. Широко распространены следующие суждения: 1. Демократические политические институты в странах переходного периода носят формальный характер. 2. Демократические политические институты в странах развитой демократии носят неформальный характер. Понятно, что в обоих суждениях не подвергается сомнению формальный характер политических институтов в отношении формы - они санкционированы государством, зафиксированы в Конституции и в законодательствах. И коль скоро, тем не менее, в этих суждениях делается акцент на характере этих институтов (формальном или неформальном), то речь может идти только об одном - характеристике этих институтов со стороны содержания. При этом, как следует из первого суждения, формальный (со стороны содержания) характер политических институтов отнюдь не вытекает из «формальности» этих институтов с точки зрения формы как нечто само собой разумеющееся. Напротив, выражаются неудовлетворенность сложившейся ситуацией и надежда на ее изменение. Что касается второго суждения, то здесь возможность существования института, формального в отношении формы и неформального в отношении содержания, не только допускается, но и фиксируется как факт реальной действительности. Забегая несколько вперед, следует указать и на существование также институтов и норм, неформальных в отношении формы и формальных в отношении содержания. Таковы, например, некоторые обряды, утратившие первоначальную «сакральность» и превратившиеся в ритуалы. Другим примером могут служить некоторые обиходные речевые нормы, возникшие первоначально как модные изречения, но превратившиеся постепенно в клише.

Итак, разрешающая способность дихотомии «формальный - неформальный» оказывается явно недостаточной для полноценного анализа институтов, необходимость чего только что была продемонстрирована. В качестве выхода из создавшейся ситуации автором предложена биха-рактеристическая типология институтов, характеризующая их в отношении как формы, так и содержания и использующая при этом традиционные термины «формальный / неформальный».

Здесь уместно уточнить, что следует понимать под содержательной характеристикой института. С позиции диалектической логики признаки, выражающие само существо, самую природу и, следовательно, содержание объекта, должны удовлетворять условиям всеобщности и необходимости, выражаясь современным языком, - условиям системности. То есть они должны быть такими, в отсутствие которых отсутствует (невозможен и немыслим) и сам объект понятия. Применительно к социальным системам таким условием является структурно-функциональноцелевое единство социальных элементов.

Чтобы протестировать этот вывод, следует вновь обратиться к генезису эволюционно развивающего института. Институциональное развитие может быть представлено как непрерывный и последовательно прогрессирующий процесс дифференциации структуры и функции института, подчиненный общей внешней цели минимизации трансакционных издержек взаимодействия и в основе которого лежат фундаментальные принципы сохранения и экономии действия. В фазах рождения, собственно развития и расцвета такая формализация института играет позитивную роль, способствуя раскрытию его содержания и обеспечивая его структурно-функционально-целевое единство. Так, в фазе расцвета, которая сопровождается экспансией в деперсонифициро-ванное пространство, наблюдается оптимальное соотношение числа вовлеченных в следование институциональным правилам агентов и ресурсов, необходимых для обеспечения действенности этих правил. Перечисленные последовательно следующие друг за другом фазы таким образом образуют восходящую ветвь траектории институционального развития.

Однако следствием дальнейшей «формализации» является обособление отдельных подструктур, в частности подструктуры и связанной с ней бюрократии, ответственных за обеспечение действенности институциональных правил, появление функций, направленных на поддержание собственно этих подструктур (под функцией здесь понимается свойство структуры, направленное на ее сохранение в соответствии с принципом экономии действия), дивергенция интересов и целей бюрократии и остальных институциональных агентов. Этим знаменуется вступление института в фазу деградации, а затем и в фазу распада. Можно указать по крайней мере три причины деградационных процессов:

• -    по мере изменений, происходящих в окружающей среде, институциональные правила «устаревают» и перестают удовлетворять потребностям практики взаимодействия институциональных агентов, в то время как инерция чрезмерно бюрократизированной и иерархиезирован-ной структуры, ответственной за обеспечение действенности выполнения правил, не способствует поддержанию этих правил в актуальном состоянии;

• -    бюрократия, связанная со структурой (аппаратом) по принуждению к исполнению правил, получает вознаграждение за исполняемость существующих правил. Максимизация ее выгоды, следовательно, предполагает сохранение статус-кво, а не творческое участие в актуализации институциональных правил;

• -    институциональные агенты, напротив, заинтересованы в поддержании правил в актуальном состоянии, но не готовы нести связанные с этим расходы (проблема «безбилетника»).

Итак, структурное и функциональное обособление, дивергенция интересов и целей, рассматриваемые как порознь, так и совместно и означающие утрату структурно-функциональноцелевого единства, неизбежно имеют своим результатом утрату и самого объекта (института), что и требовалось подтвердить в ходе проведенного теоретического «тестирования».

После того как внесена ясность, что следует понимать под содержательной характеристикой института (характеристикой со стороны содержания), равно как и под характеристикой со стороны формы, упомянутая ранее бихарактеристическая типология институтов может быть представлена в виде следующей матрицы (см. табл. 1).

Таблица 1 – Бихарактеристическая типология институтов

		Характеристика со стороны формы
		Неформальный	Формальный
Характеристика  со стороны содержания	Неформальный	Неформально-неформальный (бинеформальный)	Формально-неформальный
	Формальный	Неформально-формальный	Формально-формальный (биформальный)

Очевидным образом бихарактеристическая типология может быть распространена на трансакции различных видов и на предметы этих трансакций.

Отказ от формально-неформальной дихотомии позволяет по-новому взглянуть на проблему соотношения формальных и неформальных институтов в традиционном понимании этих терминов, а также вскрыть противоречия, имеющие своей природой именно такое понимание.

В качестве иллюстрации такого рода противоречий ниже приводятся два примера, цитируемые по источнику без каких-либо изменений.

Соотношение формальных и неформальных правил в динамике имеет сложный характер. Здесь выделяются следующие ситуации: 1. Формальное правило вводится на базе позитивно проявившего себя неформального правила; иначе говоря, последнее формализуется, что позволяет дополнить действовавшие механизмы принуждения его к исполнению также и формальными механизмами; примером такого соотношения могут служить средневековые кодексы, в которых записывались и приобретали силу норм, защищаемых государством, нормы обычного права, которым руководствовались горожане при разрешении конфликтных ситуаций. 2. Возникающие неформальные правила способствуют реализации введенных формальных правил; такие ситуации возникают тогда, когда последние вводятся в форме, недостаточно ясно и полно характеризующей действия либо адресатов, либо гарантов правила; в этом случае практика реализации «духа» введенного формального правила (если, разумеется, его выполнение в целом выгодно для его адресатов) вырабатывает и отбирает такие неформальные модели поведения, которые способствуют достижению цели исходного формального правила – деформализации правил; примером могут служить нормы взаимоотношений в организациях, фактически складывающиеся «вокруг» формальных инструкций, направленные на то, чтобы более эффективно достигать поставленной цели [4, с. 46].

Из анализа приведенных примеров следует, что в них, по существу, констатируется факт сосуществования формальных и неформальных норм в рамках одного и того же института. Такое сосуществование действительно имеет место в реальности, притом с необходимостью: ведь всякая биосоциосистема существует на балансе энтропийных и негэнтропийных процессов, всегда содержит в той или иной степени и механизмы самоорганизации, и механизмы управления, элементы и формальной, и неформальной координации взаимодействия индивидов. Противоречие здесь состоит в том, что «формально-неформальная» дихотомия как раз и исключает такое существование.

Вытекающее из бюрократической типологии расширение семейства институциональных типов существенным образом разнообразит характер взаимодействия и соотношения институтов, поскольку интерес может представлять взаимодействие каждого из типов расширенного семейства с институтами всех остальных типов этого семейства. Рассмотрение данного вопроса в таком объеме выходит за рамки настоящей работы, поэтому мы ограничимся изложением общего подхода к такого рода анализу.

Начать следует с рассмотрения соотношения атрибутов формы и содержания внутри одного института. Обозначим линию поведения институционального агента, определяемую фактором долженствования, действующую в рамках институционального правила, фиксируемого (формально или неформально) атрибутом формы в виде условно направленного вектора. Соответственно, под модулем этого вектора будем понимать степень мотивированности институционального агента к исполнению данного правила. Представляется достаточно очевидным, что степень мотивированности, а следовательно, и величина модуля будут при этом определяться атрибутом содержания (содержательной характеристикой института): чем больше степень формализации института в отношении содержания, тем меньше модуль вектора, напротив, его максимальная величина соответствует случаю, когда институт неформален в отношении содержания. Это может быть интерпретировано как вращение вектора вокруг своей точки отчета, причем угол поворота прямо пропорционален степени формализации института в отношении содержания, а модуль определяется проекцией повернутого вектора на исходное направление, условно задаваемое атрибутом формы.

Соответственно, анализ взаимодействия и соотношения институтов различных типов может быть сведен к анализу векторных отношений в двухмерном пространстве.

Так, например, взаимодействие института биформального типа с институтом бинефор-мального типа может быть представлено отношением пересекающихся векторов, а взаимодействие бинеформального и формально-неформального институтов – как отношение коллинеарных векторов. Аналогично производится анализ взаимодействия институтов других типов.

Ссылки:

• 1.   Норт Д. Институты, идеология и эффективность экономики. М., 1993. C. 307–319.

• 2.  Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ). М., 1999.

• 3.    Шаститко А.Е. Новая институциональная экономическая теория. М., 2002.

• 4.    Институциональная экономика: новая институциональная экономическая теория / под общ. ред. д. э. н., проф. А.А. Аузана. М., 2005.