Проблема выбора в сюжете рассказа Е. Н. Опочинина "Братья"

«Правительственный вестник» — мало известен современному читателю, его литературное и культурное наследие почти не исследовано (см. основные работы: [6]; [8]; [9]; [13]). В творчестве Е. Н. Опочинина можно выделить два главных периода: петербургский (1879–1890) и московский (1891–1928).

Литературное наследие Опочинина достаточно обширно, оно включает исторические авантюрные романы («На пути к короне», «В новой столице», «Приволжские дьяволы»), исторические повести, рассказы и очерки («Царь и подьячий», «Опальный воевода», «Из прошлого», «Гиблая»), охотничьи и бытовые рассказы (сборник «Лес и поле. Охота»), пасхальные и рождественские рассказы («Рождественское богомолье воеводы», «Чудесная сила», «Ближний боярин и скоморохи», «Чудесный сон», «Полночный звон», «При Иване Грозном», «В прощеные дни»), рассказы и очерки о Волге («У костра», «На Шексне», «Петров день»), рассказы о старообрядцах («Змий», «Братья»), повести и рассказы для детей («Одни в старом доме», «Капитан Каплюшкин», «Сиротка»).

В центре произведений писателя — русский человек. Опо-чинина интересуют различные типы: святые («Светлая утреня голодных»), юродивые («В городишке»), изобретатели («Бесовский летатель»), певцы и художники («Певец Феошка», «Беднячок», «Царские писанки»), ночлежники («У костра»), охотники («Жмырь и корноухий», «Петров день», «На Шексне», «Зайцы», «У стогов») и др. В произведениях Опочинина на обширном историческом и социальном материале (часто это ярославские, петербургские и московские реалии) поднимаются нравственные проблемы.

Значительным событием в жизни Е. Н. Опочинина стало знакомство с Федором Михайловичем Достоевским, который во многом определил интерес начинающего писателя к познанию человека и духовно-нравственным проблемам. Встреча произошла зимой 1879 года, в тот период, когда Достоевский работал над романом «Братья Карамазовы». Напряженные размышления великого писателя над судьбами русского общества захватили и начинающего литератора. Каждый раз после возвращения домой Опочинин записывал состоявшуюся беседу с Достоевским в свой дневник, стараясь сохранить не только мысли, но и особенности речи писателя. «Мои беседы с Достоевским» из записной книжки Опочинина 1879–1880 гг. в настоящее время хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ. Ф. 361. Оп. 1. Ед. хр. 6), бóльшая часть из них была опубликована Ю. Н. Верховским и М. М. Одесской [2]; [11].

В беседах с Опочининым Достоевский много внимания уделял размышлениям о «восстановлении погибшего человека» (в предисловии к публикации перевода романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» в журнале «Время» за 1862 г. Достоевский называл это главной задачей литературы). Важным этапом «восстановления» он считал покаяние как искупление греха, поэтому Достоевский прочитал Опочинину легенду о монахе, впавшем в блуд. Эта легенда входит в «Письма Святогорца» иеросхимонаха Сергия Веснина (Афонская Гора, 1844). По признанию Достоевского, ему выписал ее «один старообрядец знакомый»1. В этом произведении содержится несколько сюжетных мотивов: искушение, падение мысленное, падение действительное, покаяние и «восстановление» человека. Подобные сюжетные мотивы можно обнаружить в романе «Братья Карамазовы» Достоевского.

Сохраненные Опочининым два листа чернового автографа Достоевского — первоначального наброска сцены между Иваном Карамазовым и Смердяковым из «Братьев Карамазовых» (гл. VI, кн. 5)2 — опубликованы впервые Ю. Н. Верховским [2]. Эта рукопись показывает работу писателя над образом Ивана Карамазова, отражает движение мысли героя. Так, в беседе со Смердяковым Иван Карамазов называет возможные мотивы отцеубийства, которое должен совершить его брат: «Потому и братец замыслил убить-с, во-1-х, из ревности, а во 2-х чтоб наследства не лишиться» [2, 478]. В то же время писатель раскрывает внутреннюю борьбу, которая происходит в душе героя: «Все это вздор — не может быть чтоб брат Дмитрий Федорович наверно с предвзятым намерением задумал убить. Если б случился грех, то нечаянно в драке, когда он Грушеньку отнимал бы» [2, 482].

Посещая в Петербурге «пятницы» Я. П. Полонского3, Опо-чинин беседовал с известным поэтом о последнем романе

Достоевского. Полонский очень высоко оценивал это произведение:

…этот роман его я считаю величайшим произведением. Он весь какой-то особенный, что-то никогда еще не бывалое появилось с ним в нашей литературе <…> тут мы имеем дело с изображением типических сторон духовной жизни целых поколений. Так какой же это роман, уж скорее «Карамазовых» надо было бы назвать поэмой ⁴ .

Далеко не все так восторженно приняли роман Достоевского «Братья Карамазовы». К. Н. Леонтьев, например, в работе «Наши новые христиане» (1882) обвинил Достоевского в сентиментальном, «розовом» христианстве. Он утверждал, что начало настоящей православной веры «есть страх, а любовь – только плод», что свобода, подаренная человеку, неминуемо приведет его к своеволию и революции [7].

Проблема свободы выбора человека волновала и Опочи-нина, написавшего рассказы из быта «глаголемых старообрядцев» — «Братья» и «Змий». Попытка опубликовать их в журнале «Исторический вестник» не увенчалась успехом. Редактор журнала С. Н. Шубинский в письме от 7 февраля 1898 года отклонил эти произведения из-за их тематики: «Я прочитал все четыре ваши рассказа, оставленные Вами у меня. Из них я облюбовал два: 1) Извет и 2) Отщепенец и охотно их напечатаю в “Историческом вестнике”. Что касается рассказов: 1) Змий и 2) Братья , то я от них отказываюсь. Причины отказа было бы долго излагать; когда-нибудь, при свидании, объяснюсь подробно, а теперь только прошу вас дать мне указания, как поступить с этими рассказами и заменить их другими, но не из раскольничьего быта»⁵.

Рассказ «Братья» был опубликован в 1898 году в приложении романов к газете «Свет». Страсть к собиранию фольклора, коллекционированию рукописей и кириллических книг дала возможность Опочинину познакомиться со старообрядцами, живущими в Рыбинском и Романовском уезде Ярославской губернии. Старовер как особый тип русского человека чрезвычайно интересовал писателя. Размышляя о духовных исканиях русского человека, Опочинин дополняет галерею образов Достоевского новым типом. В произведении

Проблема выбора в сюжете рассказа Е. Н. Опочинина «Братья» 147 Опочинина и в романе «Братья Карамазовы» есть общие сюжетные мотивы: соперничество между братьями, бунт против родных из-за женщины, духовный кризис героев. Обнаруживается в рассказе «Братья» и мотив соперничества старцев: как Ферапонт противостоит Зосиме у Достоевского, так у Опочинина старец Паисий соперничает со старцем Пахо-мием. В обоих произведениях старцы поклоном дают знак героям о страданиях, которые их ожидают. Как Ивану Карамазову, Михаилу Выжигину, герою Опочинина, приходится вступить в напряженную внутреннюю борьбу, которая приводит героя почти к безумию. Наконец, Михаил Выжигин, как и Алеша Карамазов, переживает духовный кризис: он сомневается в вере своих отцов.

Опочинин, размышляя о духовных исканиях русского человека, для «Братьев» взял материал из быта ярославских старообрядцев и показал психологию и особенности духовного мира старовера, для которого эсхатологическое ожидание является определяющим. Н. А. Петухова, комментировавшая рукопись Опочинина «Русские коллекционеры и уцелевшие остатки старины» [10], в Рыбинском архиве нашла материалы о молельных домах филипповцев — старообрядцев поповского направления. Согласно этим документам, на углу Мышкин-ской и Васильевской улиц Рыбинска была расположена молельня. Она находилась в доме купца Ивана Яковлевича Дегтярева, где собирались раскольники филипповского согласия в дни поминовения братьев и сестер Дегтяревых [12, 38]. Кроме того, Н. А. Петухова разыскала интересную информацию о рыбинских купцах братьях Поповых — возможных прототипах героев рассказа Опочинина. Старший брат, хозяин бумажной фабрики, Александр Алексеевич был почетным гражданином Рыбинска, общался с И. С. Аксаковым в 1849 году, который оставил о нем похвальные воспоминания (он обратил внимание на круг чтения рыбинского купца — журналы «Москвитянин», «Северное обозрение», а также на то, что Попов высоко отзывался о А. С. Хомякове). Умер А. А. Попов в 35-летнем возрасте. Его младший брат, Николай Алексеевич, продал фабрику купцу Выжилову и, замкнувшись в своем доме с женой, занялся ростовщичеством [12, 38]. Предположительно, эти люди стали прототипами героев рассказа Опочинина

«Братья», поскольку писатель, будучи археографом, брал материалы для своих произведений из достоверных источников и достаточно много времени проводил в своем рыбинском имении Максимовское.

Рассказ Опочинина «Братья» открывается описанием дома купцов Выжигиных, которые относятся к раскольникам федосеевского согласия6 и отрицают брак и венчание как противоречащие иноческому житию. В молельню при доме собираются федосеевцы по поводу события из ряда вон выходящего: старший брат — Михаил Выжигин — решил жениться. В начале рассказа автор явно симпатизирует своему герою, что выражается в портретной характеристике Выжигина:

Старший из братьев, Михаил, был высокий чернобородый мужик лет сорока, с добродушным лицом, освещенным прекрасными лучистыми глазами ⁷ .

Герой поднимается на бунт против своего окружения. Причина не только в его желании узаконить отношения с любимой женщиной. Главное, что он не принимает в своей духовной среде, — это разрыв между словом и делом. По этой причине он упрекает младшего брата в грехе прелюбодеяния:

С виду все чинно, уставно, хорошо, а внутри что? Мерзость одна, разврат и бесчинство. Туда же и ты! Иноческое житие! У самого Марина под боком, ранее Лукерья была, Федотья, да мало ли их! А он — все инок! (11).

Во время службы в молельне Михаил еще более укрепляется в своем желании разрыва с федосеевцами:

Неужели же миллионы ошибаются, а они только, темные, несмысленные, правы? Нет, не правы они, — уже с уверенностью ответил он себе, — у правых нет ненависти, а эти ненавидят. Правые бескорыстны, а эти возлюбили стяжание. Лицемеры! — добавил он мысленно, — проповедь одно, а дело — другое! (10).

Герой оставляет брату большой дом и половину капитала, а сам уходит с одной иконой — «древней иконой Господа Вседержителя» (11). Он венчается и живет мирно со своей супругой, увеличивает капитал в два раза, тогда как его младший брат быстро все проживает и оказывается почти в бедности.

Но благополучной жизнь Михаила Выжигина выглядит только со стороны. Его душа жаждет духовного света, за которым он приходит к православному священнику — отцу Василию. Он просит своего нового духовного наставника: «Изведи из темницы душу мою, дай ей свету» (12). Отец Василий сначала радуется возвращению «блудного сына» в лоно православной церкви, но затем замечает, что Михаил не может обрести в ней покой. Он не находит в себе и в своем духовном чаде необходимой силы:

Отец Василий, увидев его измученное лицо, решил отложить увещевание до следующего раза <…>.

Доброе у него сердце, — говорил себе старик, возвращаясь домой, — а дух слаб: как трость, колеблемая ветром (16).

В итоге герой не только возвращается к федосеевцам, но делается ярым «фанатиком», насильственно обращает в старообрядчество жену и маленького сына и умирает в тюрьме в «умоисступлении». Брат же Михаила Иван наследует остатки его состояния и «благополучно» доживает до старости (18). Федосеевцы записывают Михаила в свой мартиролог.

Что же определило окончательный выбор героя? Опочинин в рассказе показывает, какое значение для человека, живущего в состоянии эсхатологического ожидания, имеет старообрядческое чтение. Михаил, замкнувшись в своем доме, читает лицевой Апокалипсис, привезенный, как отмечает автор, его дедом из Шаготи8. Кроме того, в круг чтения героя входят синодики и «Хождение Феодоры по воздушным мытарствам»:

По временам какой-то страх овладевал им: ужасные изображения скитских синодиков и хождения по мукам Феодоры представлялись уму с поражающей живостью. Он плохо спал по ночам; тяжелые кошмары и видения преследовали его сон и не давали ему покоя (13).

Хождение Феодоры, входящее в состав Жития Василия Нового (X в.) — это ночное видение «мниха» (монаха) Григория, в котором ему открываются мытарства души Феодоры после смерти и частный суд Божий, который она прошла до

Страшного Суда. Чтобы представить себе, какие яркие конкретно-чувственные образы встают перед мысленным взором героя Опочинина, обратимся к фрагменту из этого произведения:

Оригинал

Прииде бо и то. И бысть видѣниемь яко левь рыкаа, другойцы же яко юноша суровъ и бѣсяся. Оружиа всякаа нося и мечя, серпы, и пилы, и секиры, рожны и теслы, и ины многи пристроа, имже казнить различными образы на единого когождо смерть на всѣхъ. Видѣвши убо убогаа душа мучителя того, страхомъ обиата бысть. Глаголють убо ему юноша оны: «Что стоиши? Разрѣши съуз, тихо приими, не убо много имать тяжкий грѣх». Пришед бо с малою секирою прикоснуся ногамъ моимъ и потом к рукама, и вся съста-вы моа испроверже, и исторже ми ногти. И абие убо умрыцвени руцѣ мои и нозѣ мои. Не имях ся имущи руцѣ мои и нозѣ. Аз же, чядо, от горкиа болѣзни умрьщвена быхъ. Пришед убо паки усѣче главу мою, и ктому не мо-жахъ двигнути главы моея, чюжи бо бяахь. Потомъ же раствори в чяши не вѣдѣ что, вдав ми пити нуждею. И, якоже испихъ, тако бяаше горко, о чядо, якоже въздриновена бы душа нуждею страшною и отиде от тѣла. И убо уно-ши они краснии, отшедшеи от неа, въ одеждахь своихъ хламидныхъ приаша ю. В сердцы бо, о чядо, человѣку вся възлежить душа и в разумѣ духъ. Якоже бо мя приимшеи они краснии, видѣхь тѣло мое, идеже лежааше, бездушно и умрьщвено, неподвижимо и неключимо, чюдящися и дивящися, якоже нѣкто совлечется риз своих и положить на одрѣ своемъ, и той станеть, зря ихъ. И глаголах ти, о чядо, како истовѣ увѣдѣхь аз, яко тако строатся убогому человѣку.

Перевод

И вот пришла она. И видом была похожа на льва ревущего и на юношу сурового и бесноватого. И принесла всякого оружия: мечи, серпы, пилы, секиры, рогатки и тесла и иного много, чтобы мучить всех по-разному. Увидев этого мучителя, бедная душа моя страхом объялась. Сказали же ему те два юноши: «Что стоишь? Освободи от уз ее, осторожно прими, ибо нет на ней тяжкого греха». И пришедший малой секирой коснулся ног, а потом и рук моих, и все суставы мои исторг, и вырвал ногти мои. И тотчас мертвы стали руки и ноги мои. И не чувствовала я рук и ног моих. Я ведь, чадо, через мучение умерщвлена была. Снова подошла смерть и отсекла голову мою, и не могла я двинуть ею, поскольку чужая стала. Потом же растворила в чаше неизвестно что и силой дала мне выпить. И когда выпила я это, горько мне стало, о чадо, и извлечена была душа страшной силой и отошла от тела. И те прекрасные юноши в своих одеждах ниспадающих приняли ее. Ведь в сердце человека, о чадо, возлежит душа, а в разуме дух. Когда же приняли они меня, увидела с удивлением тело свое лежащее, бездушное и умерщвленное, неподвижное и бесполезное, словно некто снимет одежду свою и положит на постель свою и, встав рядом, станет смотреть на это. Вот и рассказала, о чадо, что сама знаю, — такая участь ждет бедного человека [5].

Напряженные размышления Михаила о близящемся конце света рождают в его душе страх: «Страшно, Господи! Неужели милосердие Твое не избавит грешника от возмездия?..» (14). Чтение «Видения Григория» оказывается решающим для героя:

Он перевернул несколько листов назад, чтобы не видеть пугающих изображений, и в глаза ему бросились слова: «О страшной вещи вопросил еси, Григорие, юже и вспомянути ужасно: зрях бо лица, их же николи не видех, и слышах глаголы, их же николи же слышах…». Михайло похолодел, эти слова как будто были ответом на его вопрос. Ему почудилось даже, словно кто-то произнес их тут, с ним рядом (14–15).

Последним испытанием для героя становится неожиданное появление в его доме старца Паисия. Последний произносит слова, обличающие епископа Удона, — в ответ на слова Михаила о том, что «церковь — место свято» (6), сказанные в начале «Братьев» на собрании староверов9. Явление Паисия герой воспринимает как видение:

Не сон ли это, или призрачное видение? Перед ним на пороге стоял во весь высокий рост свой страшный Паисий. Никогда нечесаные волосы его разметались; он судорожно двигал мертвенными губами, устремив горящие глубоко ушедшие в орбиты, как у мертвеца, глаза куда-то в пространство. Черная, длинная мантия его была распахнута и среди лохмотьев видны были обнаженные, трупного оттенка члены. Одна рука, словно в нестерпимой муке, царапала обнаженную волосатую грудь, другая, простертая, остановилась в воздухе (15).

Страх, который испытывает Михаил, рождает в его душе желание искупить вину страданием:

Просматривая загадочные картины последнего суда, всегда неотразимо привлекавшие его своею сверхчувственною торжественностью и тайной, Михаил глубоко задумался. Вспомнились ему лики мучеников и страстотерпцев в «Видении Григорьевом». Светом невечерним осиянные представились они его воображению. «Зане пострадавша зде, в юдоли скорбней», — припомнилось ему из старинного помянника (14).

В «Видении Григория» святые мученики идут на Страшный Суд со «светлыми, как солнце, ликами» (28). Путь героя

Опочинина можно сравнить с судьбой Миколки-красильщика, героя романа «Преступление и наказание», признавшегося в убийстве, которого не совершал, так как, подобно Михаилу Выжигину, хотел очистить свою душу страданием. К идее страдания как искупления пришел еще один герой Достоевского — Дмитрий Карамазов.

Если выстраивать типологию духовных видений, опираясь на древнерусскую словесность и иконопись [3], то в зависимости от степени активности тайнозрителя и способа приобщения его к божественному порядку, видения можно классифицировать на видения-испытания, видения-указания и видения-свидетельства. Видения-испытания побуждают тайнозрителя к духовно-нравственному выбору. Видение-указание посылается тайнозрителю для того, чтобы он осуществил волю Божию. Видение может свидетельствовать о прозорливости и святости тайнозрителя. Этот тип видения восходит к лествице Иакова. Обличительные видения-свидетельства получают широкое распространение в «смутное время» и имеют публицистическую направленность. Они близки к эсхатологическим видениям и восходят к Откровению Иоанна Богослова.

Михаил Выжигин, воспитанный в старообрядческой среде, настроен на эсхатологические видения. Неожиданное появление старца Паисия в своем доме он воспринимает как обличительное видение-свидетельство. В свою очередь Паисий и брат Михаила, Иван Выжигин, пользуются его состоянием внутреннего разлада и страха и подталкивают героя к возвращению в свою среду для того, чтобы он материально помогал федосеевцам: после ухода Михаила из отцовского дома младший брат не мог содержать молельный дом и принимать странствующих староверов.

Е. А. Яшина отмечает, что «проблему воспроизведения многогранности и противоречивости человеческого характера, запечатленного в художественном образе, помогает раскрыть так называемый характерологический парадокс, нередко сопутствующий неожиданному повороту сюжета, фиксируемому, в свою очередь, сюжетным парадоксом» [14, 182]. В развитии сюжета рассказа как раз Опочинин использует характерологический и сюжетный парадоксы. Отказавшись от давления со стороны

Проблема выбора в сюжете рассказа Е. Н. Опочинина «Братья» 153 старообрядцев, Михаил Выжигин должен почувствовать себя свободным человеком, но он не обретает внутренней свободы. Герой, жаждущий Истины, оказывается в заблуждении.

Опочинин показывает человека, движимого страхом Божиим, которому не хватает любви и благодати Божией. Михаил Выжи-гин жаждет света духовного и, чтобы обрести его, выбирает путь страдания, но при этом насильственно обрекает на страдания свою жену и маленького сына. Он не свободен в своем выборе, потому не дает свободу выбора и своим близким. В рассказе «Братья» поднимается проблема выбора человека, лишенного внутренней свободы, человека, который далек от Истины.

Рассказ можно воспринимать как ответ на размышления Опочинина над проблемой свободы выбора, поднятой К. Н. Леонтьевым в статье «Наши новые христиане». В споре К. Н. Леонтьева и Ф. М. Достоевского Опочинин оказывается на стороне Достоевского.

Е. Н. Опочинин в рассказе «Братья» создает яркий образ старообрядца, чей характер парадоксален: поднявшись на бунт против своего окружения, Михаил Выжигин думает о предстоящем Страшном Суде, но сосредоточивается на мысли о личном спасении. Он жаждет духовного света, свободы и любви, но оказывается внутренне несвободен и обманут, проявляет насилие по отношению к своим близким. Таким образом, Опочинин показывает, что страх Божий далеко не всегда может привести к любви и Истине. В основе «восстановления» человека должно быть глубокое покаяние и желание духовно изменить себя, а не только обличение окружающих. Духовное преображение — это длительный процесс, который нельзя сократить, выбирая быстрый путь.