Проблематизация легитимации научного знания в современном обществе

Тема легитимации научного знания, связанная с вопросами его обоснования и социального признания, находится на стыке социальных и эпистемологических исследований в философии науки и актуализируется именно в современном обществе. Задачами исследования являются характеристика самой ситуации проблематизации легитимации и выявление ее социального и интеллектуального контекстов. В целом причины актуализации данной проблемы можно разделить на социальные, касающиеся различных аспектов функционирования науки в обществе, и интеллектуальные, связанные с внутренними характеристиками самого научного знания.

Что касается социальных причин, то они связаны с кардинальной трансформацией взаимоотношений между наукой, обществом и производством. Интеллектуальный авторитет науки, ставшей существенным фактором европейской культурной жизни еще в Новое время, подкрепленный ее практической значимостью в последние столетия, был поставлен под сомнение во второй половине ХХ в. В современном обществе обнаруживается постоянно возрастающий разрыв между научным знанием и социальной практикой, представляющий собой «не столько нарушение согласованности знания и действия, сколько ускоряющееся различие между темпами прироста объема знаний и гораздо большими темпами прироста проблем» [1, с. 9–10].

Помимо этого, меняется сам контекст производства и функционирования научного знания. Одновременно с возрастанием его значимости наблюдается снижение его статуса, что проявляется в утрате наукой былой автономности и «незаинтересованности». Это объясняется тем, что в современном обществе, которое означается при помощи таких категоризаций, как «постиндустриальное», «информационное», «потребления», производство и потребление информации становится основополагающим социальным фактором. Ориентация на истину сменяется стремлением к эффективности, знание же (или информация) становится товаром и властным ресурсом. Также благодаря распространению информационных и коммуникационных технологий изменяется прежняя логика получения и трансляции научного знания, оно становится все более обезличенным, технически обусловленным и прагматически (в том числе экономически) обоснованным. Как отмечает Ж.-Ф. Лиотар, «знание производится и будет производиться для того, чтобы быть проданным, оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом продукте и, в обоих этих случаях, чтобы быть обмененным. Оно перестает быть самоцелью...» [2, с. 18].

Не меньшие изменения происходят и в эпистемологических характеристиках самого научного знания, которое все больше отдаляется от былой наглядности, утрачивает прежние критерии обоснованности. Как отмечает О.В. Колесова, «на смену эмоционально-удовлетворительным и более-менее понятным “вечным и неделимым” атомам пришли такие представления об устройстве материи, которые доступны почти исключительно узкому кругу профессионалов, создающих и развивающих свои теории. “Струны и суперструны”, “11- и более мерные пространства”, “червоточины в пространстве-времени”, “кванты и кварки” - все это практически не находит аналогов в окружающих человека объектах и не может быть воспринято в реальных образах» [3, с. 394]. Изменяются и представления об истинности научной теории, которая все чаще релятивизируется. Даже научные факты все больше приобретают черты эпистемических конструктов.

В этих условиях и актуализируется проблема легитимации научного знания. Симптоматично при этом, что в последние десятилетия проблема легитимации как таковой вообще становится мейнстримом социогуманитарных исследований. Во многом это обусловлено спецификой постиндустриального общества с его развитыми социальными коммуникациями, индивидуализацией и распространением гибких горизонтальных связей. В этом обществе у граждан появляется определенная свобода в самостоятельном формировании сообществ и коммунитарном влиянии на социальные процессы. Это и выражается в изменении механизмов и структур легитимации. Наиболее часто последнюю определяют как способ достижения легитимности какого-либо социального, культурного или политического явления. По мнению М. Сачмана, легитимацию в широком смысле слова можно представить как социальный процесс или практику, посредством которых некоторый феномен начинает восприниматься в социуме как желаемый, соответствующий его системе норм, ценностей и убеждений [4]. Он же обосновывает и трехмерную модель легитимности, выделяя в ней прагматический, моральный и когнитивный аспекты.

Тем не менее, несмотря на общие с другими социокультурными и политическими феноменами современного общества характеристики и проблемы легитимации, наука и научное знание имеют и специфические черты обоснования своей легитимности.

Теоретическое знание уже в пору своего формирования находило основу для своей легитимации в философии, и прежде всего в философском обосновании таких понятий, как «разум» и «истина». Уже в Античности намечаются два подхода к пониманию разума, каждый из которых затем находит свою реализацию в историко-философском процессе. Платон подчеркивает социальные и нравственные параметры рациональности, Аристотель акцентирует внимание на ее гносеологическом аспекте, обращает внимание на рациональность как дисциплину разума. Понятые таким образом разум и основанное на нем теоретическое знание не только дают человеку возможность достижения истины, но и позволяют совершенствовать себя и стремиться к добру.

В Средние века ракурсы легитимации знания смещаются, поскольку познание в основном трактуется как следование мыслям Бога. Знание и разум получают свое признание либо в статусе подчинения вере («философия - служанка богословия»), либо в ограниченных рамках доказательного знания (в теории двойственной истины).

Особую значимость процедуры легитимации научного знания приобретают в эпоху Возрождения и Нового времени, поскольку именно в этот период происходит формирование науки как специфической формы духовного производства и социального института. В ренессансной философии появляются мотивы понимания человека как творца, а знания, соответственно, как универсального средства практической деятельности и господства над природой. Эти интенции закрепляются затем в мировоззренческих посылах Реформации. Ее сторонники не принимали тезис ренессансных философов о креативной природе человека и ограничивали разум познанием посюстороннего мира. Однако у них появляется принципиально новая идея, значимая для новоевропейской науки: истолкование заветов Священного Писания происходит не только в ходе молитв, но и благодаря разумному руководству верой и повседневной практикой. Реформация тем самым дала мощный толчок социальной рационализации, чем оказала значительное легитимирующее воздействие на науку.

Таким образом, новоевропейская (модернистская) наука была легитимирована целым комплексом философских и религиозно-мировоззренческих положений, дающих свою трактовку истинности и рациональности, которые обосновывали особый интеллектуальный и социальный статус науки, связывали ее ценность с социальным прогрессом и эмансипацией человека. Однако во второй половине ХХ в. прежние методы легитимации оказались исчерпанными, сама наука стала предметом критики, а ее социальность проявила свои амбивалентные характеристики. По словам Е.А. Сергодеевой, «научное знание лишается объективного статуса, рассматривается как результат действия социальных и политических сил, как воплощение стратегий власти, а сам научный текст интерпретируется как самодостаточная форма репрессии» [5, с. 46].

Впервые эта ситуация была зафиксирована Ж.-Ф. Лиотаром в его произведении «Состояние постмодерна», где он фиксирует изменение статуса знания и кризис механизмов его легитимации в постсовременном обществе. Лиотар исходит из различения двух видов знания: нарративного и научного. Первое является изложением взаимосвязанных событий, оно включает в себя образы, навыки, ценностные представления и использует все виды языковых игр. Нарративное знание не нуждается в легитимации, поскольку очевидно и совпадает с «широким образованием». Другое дело – научное знание, которое является специфическим дискурсом: «Научное знание требует выбора одной из языковых игр – денотативной, и исключения других. Критерий приемлемости высказывания – оценка его истинности» [6, с. 66]. Вопрос о критериях истинности или ложности решается самой наукой, в результате чего появляется парадигма, которая определяет правила консенсуса в отношении научных высказываний. В связи с этим научное знание не является самолегитимируе-мым, а требует дополнительного обоснования, которое модернистская наука получает в сфере метанарративов. Под ними Лиотар понимает вненаучные «великие рассказы», выраженные прежде всего в философском дискурсе. Эти метанарративы обеспечивают легитимацию науки двух видов: через метасубъект или через освобождение человека.

В обществе постмодерна эти стратегии легитимации перестают работать в связи с «недоверием к метарассказам». Метанарративы распадаются на множество локальных дискурсов, определяемых социальными обстоятельствами и идеологически отягощенных. Ситуация «недоверия» имеет далеко идущие последствия, вызывая одновременно кризис метафизики, легитимации науки и университетского образования. Она выступает, по мнению Лиотара, «результатом прогресса науки; но и прогресс в свою очередь предполагает это недоверие. С выходом из употребления метанарративного механизма легитимации связан, в частности, кризис метафизической философии, а также кризис зависящей от нее университетской институции» [7, с. 10]. Основными критериями обоснованности и социальной значимости науки становятся ее эффективность и прибыльность, что требует новых правил языковой игры, выстраивания консенсуса по поводу легитимности научных высказываний.

Таким образом, проблематизация легитимации научного знания в современном обществе связана с ее кризисом, вызванным разрушением целостности постмодернистской культуры и утратой действенности прежних механизмов достижения консенсуса. Кризис легитимации обусловлен целым рядом обстоятельств. Во-первых, трансформацией взаимоотношений науки, общества и производства в современном обществе; во-вторых, изменением эпистемологических характеристик самого научного знания, ведущих к пересмотру понятий научного факта, истины, рациональности, обоснованности и т. д.; и в-третьих, утратой метанарративами прежних легитимирующих функций. Констатация кризиса легитимации науки нацеливает на поиск и обоснование новых ее новых стратегий и механизмов, что обосновывает эвристическую и практическую ценность выводов исследования.

Ссылки: