Проблемы изучения и сохранения отечественных древностей в последней четверти XIX в. в письмах членов Московского археологического общества из фонда Государственного Исторического музея

Московское археологическое общество (МАО; с 1881 г. получило почетный статус Императорского), созданное известным ученым-археологом, общественным деятелем графом Алексеем Сергеевичем Уваровым в 1864 г. и просуществовавшее почти 60 лет – до 1923 г., стало одним из самых ярких и значимых явлений научно-культурной жизни дореволюционной России. Более того, возникшая в структуре МАО Комиссия по изучению старой Москвы пережила Общество и уже после его ликвидации продолжала интенсивно работать вплоть до начала 1930 г., сохраняя и развивая традиции и опыт МАО уже в совершенно иных условиях первых десятилетий советской власти. МАО было научнообщественным объединением всероссийского масштаба, и слово «Московское» в его названии обозначало лишь место его создания и «прописки».

С годами состав общества ширился, и в его рядах объединялись столичные и провинциальные ученые силы, и география работ была весьма широка, охватывая значительную часть губерний и областей Российской империи. Наименование же общества археологическим означало, что в компетенцию его входят все вопросы и проблемы, связанные с отечественными древностями вообще, ибо «археология» тогда была понятием широким. Для МАО были одинаково важны памятники доисторические и прочие, скрытые в земле, памятники письменности, произведения иконописные, архитектурные, предметы декоративного искусства и народного быта и многое др. Еще при учреждении МАО А.С. Уваров четко обозначил цели, задачи и главные направления его научно-практической деятельности – взаимосвязанные и взаимообусловленные: развитие отечественной археологии, то есть изучение и сохранение отечественных древностей, и воспитание в обществе уважения к собственной старине. Масштаб сделанного МАО и сегодня трудно переоценить, тем не менее, в историографии этому феномену до сих пор уделяется недостаточное внимание, и комплексная оценка деятельности МАО пока еще не дана.

В процессе изучения истории МАО выявилась еще одна исследовательская проблема – при многочисленности и представительности персонального состава Общества (в числе его членов можно встретить едва ли не весь цвет научно-культурного сообщества Москвы и России, очень многих известных местных деятелей) вопросы связи этих персоналий с МАО, их участия в его работе, роли Общества в их научной, а иногда и личной судьбе вообще почти полностью выпадают из поля зрения исследователей (некоторым исключением является чета Уваровых – графа Алексея Сергеевича и его преемницы на посту председателя МАО графини Прасковьи Сергеевны).

В то же время современным исследователям доступно обширное документальное наследие МАО: его многочисленные научные издания, включая «Труды Археологических съездов» (выходили с 1871 по 1911 гг.) и «Древности» (труды Общества – печатались регулярно с 1865 по 1916 г.), содержащие, помимо прочего, подробнейшие протоколы заседаний и годовые отчеты, опубликованные воспоминания и дневники некоторых членов Общества; а также большие документальные комплексы, отложившиеся в архивохранилищах центральных (Центральный государственный архив (ЦГА) г. Москвы; Отдел письменных источников Государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ), Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ) и некоторые др.) и местных (в связи с местными деятелями-членами МАО).

В ОПИ ГИМ хранятся: фонд МАО (Ф. 104), объединивший часть документального наследия Общества, фонд Музея «Старая Москва» (Ф. 402; музей формировался Комиссией МАО по изучению старой Москвы) и около двух десятков личных фондов членов Общества. Эти личные фонды представляют большую ценность; они различаются по объему, по полноте укомплектованности и по информативности документов. Но все они содержат сведения, с большей или меньшей точностью позволяющие реконструировать научно-общественную деятельность фондообразователя, уточнить некоторые сюжеты его биографии (иногда эти архивные документы – пусть даже и не полный, но едва ли не единственный источник биографической информации), выявить дружеские и профессиональные связи членов Общества, наконец, существенно дополнить, конкретизировать и детализировать наши знания о работе МАО, отраженной в опубликованных источниках.

Одним из наиболее оригинальных документальных комплексов, присутствующих почти во всех интересующих нас личных фондах, является переписка, вернее корреспонденции, адресованные фондообразователю. Чтобы наглядно продемонстрировать ценность этих писем, мы в рамках данной статьи решили поместить публикацию всего лишь двух из них, принадлежащих двум членам МАО, чьи имена сегодня вряд ли что-либо скажут широкой аудитории, но люди это были интересные, самобытные и в свое время и в своем кругу известные и авторитетные. Конечно, письма – это лишь крошечные фрагменты большой панорамы деятельности МАО, однако они могут послужить хорошей иллюстрацией широты и разнообразия интересов Общества, направленных на изучение и сохранение отечественных древностей (культурного наследия, говоря современным языком) на разных территориях Российской империи. Кроме того, письма – штрихи к портрету их авторов, людей разных по своим занятиям, профессиональным интересам, служебному и социальному статусу, но объединенных общими устремлениями изучать и сохранять отечественные памятники, исследовать местную историю, популяризировать сохранившееся наследие, просвещать своих земляков и соотечественников. Эти общие устремления привели их в ряды МАО. Кроме того, публикация писем дает нам повод хотя бы кратко охарактеризовать авторов как членов Общества, используя и архивные, и опубликованные источники дополнить их биографии конкретными фактами участия в деятельности МАО, что пока еще не отражено в историографии.

Мы отобрали разные по объему и содержанию письма, написанные в 1877 г. и адресованные секретарю (в 1772–1783 гг.) Общества, инспектору Московской Синодальной типографии Василию Егоровичу Румянцеву (1822–1897). Письма, соответственно, отложились в бумагах В.Е. Румянцева, хранящихся в ОПИ ГИМ, но в силу разных причин его документальное наследие оказалось рассредоточенным по двум архивным фондам – речь идет о личном фонде Румянцева (Ф. 179) и личном фонде другого члена МАО, с которым Василий Егорович был дружен, Елпидифора Васильевича Барсова (1836–1917), специалиста по древнерусской письменности, археографа, крупнейшего собирателя (Ф. 450).

Обращаясь к В.Е. Румянцеву как представителю руководства МАО, авторы корреспонденций информируют его о положении дел с отдельными памятниками, просят той или иной поддержки Общества и участия в судьбе наследия, делятся своими мыслями и соображениями и т.д.

Мы помещаем здесь письма в хронологической последовательности и каждое предваряем некоторыми биографическими сведениями о его авторе.

Первая по времени написания корреспонденция принадлежит Алексею Александровичу (по другим сведениям, Андреевичу) Авдееву (1819–1885), уроженцу Тульской губ. (с. Бедьково Новосильского уезда), архитектору, художнику, археологу. Первоначальные познания в архитектуре он получил в 1-й Московской гимназии под руководством архитектора Н.П.Соболевского. С 1843 г. работал помощником архитектора М.Д.Быковского, в 1850 г. получил право на гражданское строительство и должность младшего архитектора Попечительного совета заведений общественного призрения в

Москве [1]. Выполнил несколько архитектурных проектов в Москве и Рязанской губ. Изучал историю архитектуры, стал одним из крупнейших знатоков византийского церковного зодчества. В 1865 г. Алексей Александрович вошел в кружок, собиравшийся у архитектора М.Д.Быковского – одного из инициаторов создания Московского архитектурного общества в 1867 г. (к слову, и само общество, и его руководители и члены теснейшим образом были связаны с МАО и непосредственно с его Комиссией по сохранению древних памятников, а затем и с Комиссией по изучению старой Москвы – многие десятилетия, вплоть до ликвидации МАО). А.А. Авдеев стал одним из учредителей Московского архитектурного общества.

Известность А.А. Авдееву принесли работы, выполненные им в Крыму, в первую очередь, в Севастополе. В некрологе А.А. Авдеева, опубликованном МАО, говорится: «Богатство остатков древней классической культуры на юге России, еще мало в то время тронутых руками ученых и неученых исследователей, так пленили А.А., что он <…> оставил все свои занятия на севере и окончательно поселился в Крыму. Следов его жизни там много: все лучшие здания церквей, храмов и памятников, возведенные за последние тридцать лет, принадлежат ему» [2]. С 1850-х гг. его деятельность была связана с возведением мемориальных построек в память событий и героев Крымской войны (1853–1856). В ходе благоустройства Братского кладбища защитников Севастополя (на Северной стороне) он в 1857 г. доработал первоначальный проект храма свт. Николая (арх. А.И.Штакеншнейдера) и руководил строительством до его окончания в 1870 г. Авдееву принадлежит проект ограды кладбища и проект надмогильной часовни кн. М.Д.Горчакова. С его именем связано и создание собора-усыпальницы русских адмиралов на Центральном Городском холме Севастополя: в конце 1850-х гг. архитектор был приглашен для возобновления, прерванного войной строительства этого храма по проекту К.А.Тона. Он изменил первоначальный проект и до 1866 г. выполнял обязанности главного строителя Владимирского собора, также занимался его художественным оформлением. Им была спроектирована и построена мемориальная часовня на Инкерманских высотах в память событий Крымской войны (не сохранилась). Одной из интереснейших крымских построек архитектора является Покровская церковь в имении вел. кн. Константина Николаевича в Ореанде на Южном берегу Крыма (1880-е гг.) [3]. В 1871 г. Императорская Академия Художеств именно за крымское творчество присудила Авдееву звание академика, причем это звание он получил, не имея прежде никаких других званий и отличий, данных Академией [4].

Архитектурные интересы А.А. Авдеева сочетались с его глубоким увлечением археологией. В 1853 г. он принял участие в раскопках в устье Дона (древнего Танаиса) [5]. Но основным полем историкоархеологической деятельности стал для него тот же Крым. Архитектор участвовал в реставрации Бахчисарайского дворца [6], изучал храмы полуострова, интересовался состоянием древних памятников, занимался раскопками в Карасубазаре [7], особым предметом его интереса были раскопки в Херсонесе. Им были написаны археологические статьи: «Нынешнее собрание развалин Херсонеса и проекты для постройки храма в память крещения св. Владимира», «Древнейшие оконницы в русских церквах», «Как у нас обращаются с памятниками» [8] и др.

Имя А.А. Авдеева, встречается в протоколах заседаний МАО может не так часто, но примечательно, что впервые оно упомянуто еще в период, предшествовавший официальному оформлению Общества (утверждению Устава), когда после его основания в феврале 1864 г. и до апреля этого года члены-основатели «для предварительных ученых совещаний» дважды в месяц стали собираться у графа А.С. Уварова и приглашать «некоторых посторонних посетителей», в числе которых был и А.А. Авдеев, на одном из заседаний прочитавший статью «О раскопках в Херсонесе и древностях там найденных» [9]. Можно предположить, что членом-основателем, пригласившим Александра Алексеевича на эти предварительные совещания, был сам граф А.С. Уваров, и что, возможно, знакомство их произошло еще в Крыму, где в 1850-е гг. археолог Уваров занимался раскопками, открыл в Херсонесе знаменитую базилику, а интересующийся археологией архитектор Авдеев начинал строить храмы. Тема Херсонеса еще не раз поднималась А.А. Авдеевым в связи с его деятельностью в МАО.

После 1864 г. имя его появляется в протоколах лишь спустя десятилетие: 15 января 1874 г. секретарь В.Е. Румянцев доложил «о доставке архитектором Авдеевым древней вазы и др. вещей, найденных в кургане близ Севастополя, в имении г. Шверина и обещанных г. Швериным в дар Московскому археологическому обществу», за что Шверину и Авдееву была выражена благодарность, а последний был предложен к избранию в действительные члены (минуя первую ступень членства – статус члена-корреспондента!) [10]. Избрание произошло через 2 месяца – 18 марта [11], и, как сказано в уже упомянутом некрологе, Алексей Александрович «до самой кончины не переставал принимать в его (Общества. – А.С.) трудах самое горячее участие» [12]. Периодически он упоминается в числе присутствовавших на заседаниях – в январе 1875 г., феврале 1876 г. (на этом заседании он передал от члена Одесского общества истории и древностей П.П.Вакье «окаменелые кости, отрытые на южном берегу Севастопольской бухты» [13]), в марте 1878 г.; в 1876–1880 гг. являлся непременным участником годовых (в связи с очередной годовщиной создания МАО) заседаний. Выступая с годовым отчетом о деятельности Общества 30 апреля 1885 г., товарищ секретаря Д.Н.Анучин в связи с кончиной А.А. Авдеева сказал, что, будучи известным архитектором, знатоком и любителем искусства, классического и византийского, он «в то же время <…> был большой любитель археологии <...> принимавший <…> живое участие на археологических съездах, делавший сообщения на них и вообще глубоко интересовавшийся изучением древностей» [14].

На заседаниях А.А. Авдеевым были озвучены статьи: уже упомянутая «О раскопках в Херсонесе и древностях, там найденных», «О вазе и других серебряных вещах, найденных близ Севастополя в имении Шверина», «Последние раскопки в Херсонесе», «Описание двух церквей, найденных в Херсонесе», «О планах церквей Грузии и Армении и их отношении к планам церквей византийских», «Церковь св. Иоанна Предтечи в Керчи». Последние две статьи были опубликованы [15] – Авдеев в 1881 г. был членом и участником V Археологического съезда в Тифлисе, а в 1884 г. был членом VI Археологического съезда в Одессе, его реферат был прочитан в Отделении IX «Памятники византийские». Членом съезда Авдеев также был в 1877 г. (IV Съезд в Казани).

В архиве письма А.А. Авдеева к В.Е. Румянцеву отложились и в Ф.179 (В.Е. Румянцева), и в Ф.450 (Е.В.Барсова). В фонде В.Е. Румянцева хранится 3 письма [16]: от 28 мая 1877 г., от 27 февраля и от 16 августа 1878 г. Они написаны на бумаге, размером в пол-листа, черными чернилами. Два из них (первое и последнее) связаны с проблемами изучения и сохранения крымских древностей: памятников Херсонеса, дольменов, нумизматических памятников. В Ф.450 – лишь 1 письмо А.А. Авдеева, к товарищу председателя МАО В.Е. Румянцеву от 28 июня 1883 г. Оно послано с борта парохода «Коцебу», курсировавшего между Ялтой и Севастополем, и содержит просьбу к Румянцеву посодействовать скорейшему получению от МАО документов на археологические исследования, так как Алексей Александрович планировал в июле отправиться в Керчь для обследования древнего храма Иоанна Предтечи [17].

Мы публикуем здесь самое первое по времени письмо (от 28 мая 1877 г.) в связи с тем, что оно не просто содержит интересные сведения о ведении раскопок в Херсонесе, о состоянии его памятников, но и вполне красноречиво отражает взгляды А.А. Авдеева на необходимость бережного отношения к древностям и его неравнодушный и деятельный подход к этой проблеме [18]:

«Милостивый государь, Василий Егорович!

Должен напомнить Вам об Вашем обещании прислать мне снятые мною на плане две херсонесские церкви, именно теперь, когда раскопки в Херсонесе продолжаются. Церкви нужны мне были для масштаба, в котором следует чертить все раскопанное. Я однажды там был и половину раскопанного обмерил. Так как раскопки продолжаются с боку базилики, открытой графом (А.С. Уваровым. – А.С. ), то Вы весьма бы меня одолжили, ежели бы прислали печатный лист базилики. Эти раскопки есть явление крайне грустное в нашем Отечестве. Это скорее истребление памятников древности, нежели их разыскание. Ни Мурзакевича [19] и никакого другого археолога, хотя бы невежды, тут нет [20]. Деньги в руках инженерного полковника, которого древности вовсе не интересуют и который не бывает там раза в неделю. Копают 10 солдат, за которыми смотрит солдат же, ничего не смыслящий. Откопали греческую надпись на штукатурке, никто ее не списал, и надпись окончательно смыло дождями, которые здесь были в изобилии в апреле и мае. Так как управлявший монастырем [21] игумен Анфим уже исчез, то до приезда нового начальника, ректора Астраханской семинарии монастырем управляет казначей, такой знаток древностей, что свинцовые водопроводные трубы считает величайшей драгоценностью и прячет их за несколькими замками в подвале от турецких бомб [22].

Член Одесского общества [23] Вакье, я и любитель древностей архитектор Штакеншнейдер, сын известного петербургского [архитектора] [24], идем завтра к инженерному полковнику, объяснить, что мы готовы принять в этом деле участие.

Из находок интересны мраморная византийская капитель, piedouche (фр. – герма [25]. – А.С. ), также из мрамора, и мраморная античная деталь с орнаментом, что из этого материала встречается (? – А.С. ) мною еще в первый раз в Херсонесе.

Со всего, что будет найдено в этом роде к концу раскопок, я помышляю снять фотографии и привезти в Общество вместе с планом и статьею.

В ожидании от Вас скорого исполнения моей просьбы имею честь быть в совершенном почтении Вашим покорнейшим слугою

А.Авдеев

Севастополь, 28 мая 1877 г.»

А.А. Авдеев скончался в Санкт-Петербурге 18 марта 1885 г. (в один год с председателем МАО, первооткрывателем херсонесских древностей графом А.С. Уваровым). Нужно сказать, что значительно позднее, уже в период председательства в МАО графини П.С.Уваровой, она в результате больших усилий добилась Высочайшего решения вопроса с памятниками Херсонеса в пользу их защиты и охраны от уничтожения. Думается, что в этом крупном успехе Общества есть и заслуга действительного члена МАО А.А. Авдеева, также болевшего за это дело и еще в 1770-е гг. неоднократно привлекавшего внимание к херсонесским раскопкам.

Второе, публикуемое здесь письмо, датированное 7 декабря 1877 г. и адресованное В.Е. Румянцеву, было написано членом-корреспондентом Общества, рязанским городским головой Александром Васильевичем Антоновым (1825–1892/1893). Скажем о нем несколько слов. А.В. Антонов – купец, благотворитель, общественный деятель, литератор и собиратель, происходил из семьи, вышедшей в купеческое звание из государственных крестьян, уроженцев Егорьевской земли (д. Курбатиха Егорьевского уезда Рязанской губ. [26]). В своем «Биографическом очерке» А.В. Антонов писал о себе (в третьем лице): «Первыми учителями А.В. (Александра Васильевича. – А.С. ) были мать-природа да родная мать, которая на пятом году выучила его азбуке… Окончив весьма ограниченный курс наук, А.В. четырнадцати лет поступил в мучную лавку своего отца, где до 19 лет ссыпал да мерил зерновой хлеб и весил соль и муку. В этот период времени он изучал музыку, познакомился с физикою, правилами поэзии и отчасти с иностранными языками, почти без всякой посторонней помощи…» [27] Как литератор-самоучка А.В. Антонов был известен в Рязанской губернии и даже за ее пределами; он писал стихи, басни, пьесы. В 1850–1860-е гг. был отмечен Высочайшими благодарностями и памятными подарками за свои поднесенные членам Императорской семьи по случаю разных торжеств стихотворные произведения [28].

Современных исследователей привлекает мемуарное [29] и литературное наследие А.В. Антонова, особенно сохранившиеся в архивах его неопубликованные поэтические произведения, где он выступает как бытописатель, оставивший потомкам интересные свидетельства повседневной жизни Рязани середины XIX в. [30] Но, как упоминает сам Александр Васильевич, «кроме литературной деятельности и коммерческих занятий, г. Антонов находил время служить обществу лично»: он в 1866–1869 гг. был рязанским городским головой, затем гласным Городской думы, состоял попечителем целого ряда учебных заведений, преимущественно духовного ведомства, жертвовал на них, на рязанскую публичную библиотеку, а также на приюты и храмы, в годы Крымской войны отдавал средства на военные нужды. Его благотворительная деятельность и «усердие к пользам народного образования» были отмечены наградами и благодарностями светской и духовной власти. А.В. Антонов был действительным членом Рязанского общества сельского хозяйства, участвовал в деятельности Общества попечения о раненых и больных воинах в Рязани, был казначеем Рязанского комитета Православного Миссионерского общества и др. [31]

Еще одну важнейшую сторону жизни А.В. Антонова составляло его серьезное увлечение собирательством, интерес к истории края, его памятникам – к археологии. Ему принадлежала одна из богатейших в губернии коллекций, включавшая самые разнообразные предметы и памятники старины, свое собрание он планировал сделать доступным для публичного ознакомления, создав музей [32]. Склонность к археологии ввела А.В. Антонова в научную среду: в 1867 г. он стал членом Рязанского губернского статистического комитета (ГСК), в 1884 г. вновь открывшейся Рязанской губернской ученой архивной комиссии (ГУАК).

С 1876 г. Александр Васильевич был связан с МАО: 5 октября на заседании председателем А.С. Уваровым и секретарем В.Е. Румянцевым он был предложен к избранию в члены-корреспонденты, каковое избрание и произошло в экстренном заседании 29 ноября того же года [33]. В более ранних протоколах упоминания имени А.В. Антонова мы не встречаем, и пролить свет на причины его избрания опубликованные протоколы не позволяют. Однако в архиве, в переписке можно найти некоторую информацию на этот счет.

В фонде В.Е. Румянцева сохранилось 16 писем к нему А.В. Антонова (с 25 сентября 1876 г. по 21 декабря 1881 г.; 2 письма не датированы [34]). Текст письма от 25 сентября 1876 г. свидетельствует, что его автор уже был хорошо знаком с председателем МАО А.С. Уваровым и с адресатом письма В.Е. Румянцевым [35], причем не только по переписке, но и лично. Быть может, знакомство произошло в связи с общим интересом к находкам на Борковском острове на Оке, близ Рязани, где в 1874 г. во время строительства железнодорожной ветки в песчаном грунте были найдены остатки древнего некрополя (на посещение В.Е. Румянцевым Рязани и непосредственно места находок прямо указывается и в публикуемом нами письме – без указания даты). Остальные письма в Ф.179 содержат информацию о дарениях А.В. Антонова в музей и библиотеку МАО, о собирании им сведений о рязанских церквах и их фотофиксации, о его предположениях принять участие в Антропологической выставке в 1879 г., о приездах в Москву и встречах и беседах с В.Е. Румянцевым (о дружеском взаиморасположении свидетельствует часто употребляемое Антоновым обращение:  «Ваше высокородие, душевно уважаемый Василий Егорович»), о «радушном приеме», оказанном ему графом А.С. Уваровым (1878 г.), о своих приобретениях археологических предметов, наконец, о тех же борковских находках и т.д.

Особо отметим 2 письма, связанные с рязанскими храмами. 7 мая 1879 г. Александр Васильевич («по званию корреспондента» МАО) выражает беспокойство за судьбу храма Спаса на Яру (XVI в.) на берегу р. Трубеж, «предположенного к сломке и перенесению на другое место», просит вмешательства А.С. Уварова или же приезда для осмотра кого-либо из действительных членов МАО [36]. В недатированном большом письме [37] подробно описываются «открытие» Антоновым следов старинного храма – предшественника Николо-Долгошеинской церкви (XVI в.; не сохранилась), связанное с этим его выступление на заседании Рязанской ГУАК, инициирование им обследования храма и его задумка составить «комиссию для реставрации и открытия этой едва ли не первой рязанской уцелевшей древности». В этом же письме находим информацию о собирании и изучении автором «мещерских слов».

Маленьким штрихом к биографии А.В. Антонова является упоминание им в письме от 22 января 1879 г. жены и дочери-невесты [38].

В фонде Е.В.Барсова также сохранились письма Антонова, их всего два: 1877 и 1882 гг. В последнем Александр Васильевич с горечью пишет об отношении к церковным памятникам, в связи с решением о замене древнего иконостаса в семинарской церкви Рязани новым: «Грустно и тяжело душе и сердцу, уважаемый Василий Егорович, видеть, как у нас уничтожается старина – и особенно в храмах Божиих, особенно иконы, пред которыми во дни скорби и радости молились наши предки, прадеды, деды и отцы, и которые мы от детства считали особенно уважаемыми, или по преданию, или собственным убеждениям и воспоминаниям, часто исчезают куда-то и заменяются вместо писанных, может быть, благочестивыми изографами, ради чего-то светло-яркими произведениями разных художников, не интересующихся    нисколько св. стариной» [39]. А.В. Антонов даже предлагает это письмо опубликовать, но без упоминания его фамилии.

Мы же приводим ниже текст другого письма из этого фонда, написанного 7 декабря 1877 г. [40] Письмо невелико по объему, но, как нам кажется, очень ярко характеризует личность автора, человека незаурядного, органично сочетавшего в себе разные дарования – археолога и собирателя, литератора. И одновременно – это одно из свидетельств многоплановой работы членов МАО в связи с изучением местных памятников (в том числе древних поселений и некрополей).

«Милостивый государь, Василий Егорович!

Во время бытности Вашей в Рязани Вы посещали места под Борками, где были найдены некоторые древние вещи. Вещи эти мы тогда относили ко времени бывшей на реке Воже Русско-татарской битвы (1378 г. – А.С. ), но недавние находки на тех же местах утвердительно доказывают, что там было большое кладбище племени меря [41] (недалеко откуда существует доныне село Мервино [42]), что и подало мне случай написать такие стихи:

Между Оки реки широкой

И наших глинистых высот,

В поемной низменной долине,

(Где мы встречаем только ныне

Травой обросший ряд болот),

В доисторическое время

Был густый лес и темный бор

На холмах где меж рек, озер

Большое жило Мери племя,

Народ забытый с давних пор.

И он имел свои воззренья,

Свой образ жизни, убежденья,

Знал горе, радости с трудом…

Но мы узнали лишь о нем,

Когда случайно под песком

Нашли там остовы людские,

Мужей доспехи боевые,

Наряды, косы дев и жен

Да украшенья гробовые

Доисторических времен.

Из тех древних вещей я успел кое-что собрать и, что могу, имею честь препроводить к Вам. При этом же посылаю для музея костяную стрелу из Вышгородского кургана, старинные серьги и 5 монет восточных, 20 монет русских, и о получении моей посылки покорнейше прошу почтить меня уведомлением

Член-корреспондент Московского археологического общества А. Антонов

7 декабря 1877 год. Рязань»

Этот дар для музея МАО Румянцевым был получен, и в протоколе ближайшего заседания – 20 декабря, появилась соответствующая запись, а жертвователю была «выражена благодарность Общества» [43]. Тема же находок в Борковском могильнике вновь поднималась на заседаниях МАО в связи с новыми дарениями А.В. Антонова. Так, 8 марта 1878 г. в протоколе перечислены вещи, присланные им для будущей Антропологической выставки: «2 черепа, глиняный сосуд, наконечники железных стрел и копий и несколько бронзовых вещей, относящихся к принадлежностям костюма»; как записал секретарь В.Е. Румянцев, представлявший эти находки, «…сходство их с вещами, найденными графом А.С. Уваровым в мерянских могильниках, привело А.В. Антонова к убеждению, что и рязанские находки принадлежат тому же мерянскому или родственному с ним племени» [44]. 30 октября того же года Александр Васильевич сам участвовал в заседании Общества и лично представил фотографии археологических находок 1876 и 1877 гг. из мерянского же, по его мнению, могильника у с. Мервино для музея МАО [45].

Таков вклад в изучение рязанских древностей и в работу МАО его члена-корреспондента замечательного рязанского деятеля А.В. Антонова. Хотя сам он, судя по его письмам к В.Е. Румянцеву, не склонен был переоценивать свои археологические познания и заслуги – в ответ на известие об избрании его членом-корреспондентом МАО Александр Васильевич благодарил Общество «за внимание к моим очень и очень скромным трудам и природной любви <…> к дорогим и святым памятникам старины…» [46], а в мае 1878 г. после поездки в Москву с благодарностью отзывался о встрече с В.Е. Румянцевым и «той дорогой беседе, которую – писал А.В. Антонов – как и прежнюю, признаюсь, я считаю, так сказать, цементом, связующим мои еще шаткие археологические понятия» [47].

Как видим, даже эти два сравнительно небольших по объему письма позволяют говорить о том интересе, какой представляют комплексы писем, сохранившиеся в личных фондах членов МАО в ОПИ ГИМ. Только в этих двух маленьких фрагментах из общей картины разнообразной деятельности Общества отражено сразу несколько направлений, связанных с изучением отечественных древностей: археологических памятников ушедших эпох, древних поселений и некрополей, в них вполне отчетливо вырисовывается общий для членов МАО подход к проблеме сохранения древностей, сбережения их от естественного разрушения временем и от человеческого неразумения и небрежения; письмо А.А. Авдеева – еще и свидетельство того научного, профессионального взгляда на археологические раскопки, который на протяжении десятилетий вырабатывался МАО. Эти и другие письма, как источник личного происхождения, интересны своим авторским, эмоциональным контекстом. Даже в тех случаях, когда письма отражают развитие какого-либо сюжета в истории МАО, получившего освещение в опубликованных материалах (протоколах, статьях и проч.), они все равно могут быть незаменимым и оригинальным дополнением, ибо подчас содержат интересные детали, подробности, которые отсутствуют в опубликованном документе, делают понятными причинно-следственные связи, подоплеку того или иного процесса, события.

Таким образом, для специалиста письма членов МАО, хранящиеся в их личных фондах в ОПИ ГИМ – одновременно источник для изучения истории самого Общества и биографий и научнопросветительной деятельности его членов, в целом для оценки того вклада, который был внесен МАО в развитие целого ряда научных направлений, связанных с изучением отечественных древностей и местной истории.