Проблемы юридической квалификации преступления геноцида при привлечении физического лица

В связи с тем, что геноцид является тягчайшим преступлением, нарушающим нормы международного права, мировое сообщество пришло к необходимости выработать ряд эффективных мер, способствующих противодействию данного явления.

Первостепенным источником, регламентирующим состав данного преступления, является Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказания за него от 9 декабря 1948 года (далее – Конвенция 1948). Другой нормативной базой, определяющей содержание международно-правовых норм о геноциде в соответствии с упомянутой

Конвенцией, являются Международный пакт о гражданских и политических правах от 16.12.1966г., Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26.11.1968г ., Римский статут Международного Уголовного суда от 17.071998г., проект Кодекса преступлений против мира, безопасности и человечества от 1991 г.

Одной из основных проблем, возникающих в правоприменительной практике по акту геноцида, является проблема определения состава данного преступления . В Конвенции 1948 о геноциде прослеживается суженное толкование некоторых элементов состава преступления в сравнении с законодательными актами национального права многих государств.

В частности, согласно статье II Конвенции 1948 к объектам преступления отнесены только национальные, этнические и религиозные группы. В то время как УК Австралии к данному списку добавлены группы людей определённых общих убеждений и социальная группа. Таким образом, объектом могут выступать также члены различных движений, политических партий и содружеств.1 Республика Беларусь также дополняет в национальном УК таким объектом, как «группы, определённые на основе любого другого произвольного критерия», тем самым оставляет за законодателем право самостоятельно определять, по каким характеристикам квалифицировать потерпевшую сторону.2

Более того отсутствие единого и точно установленного нормативного закрепления объекта преступления геноцида в Конвенции 1948 приводит к расширительной формулировке объекта рассматриваемого преступления на практике. Так, Международный трибунал по Руанду в решение по обвинению в совершении геноцида и преступлений против человечности бывшего мера Жан-Поль Акайесу истолковал объект геноцида в соответствии со статьей II как «любую стабильную и постоянную группу лиц».3 Данная трактовка служит предметом многочисленных споров, так как Конвенция 1948 не закрепляет положения о том, что перечень объектов не является исчерпывающим.

Отличительным признаком геноцида от других видов преступлений является его субъективная сторона, которая характеризуется умышленной формой вины, намерением совершить массовое уничтожение. Однако в практике существует проблема определения содержания умысла при совершении преступления. Так, Международный трибунал по бывшей Югославии в деле «Prosecutor v. G. Jelisic», в котором надзиратель в военном лагере обвинялся в совершении геноцида заключенных мусульман, пришел к выводу, что содеянное нельзя квалифицировать как геноцид, поскольку не удалось доказать наличие конкретного, предварительного «плана, логики и схемы» по истреблению мусульман -«группу как таковую», тем самым не устанавливается намерения совершить данного рода преступление.⁴

Иной позиции придерживается Международной Трибунал по бывшей Югославии в деле «Prosecutor v. R. Brdjanin»: при совершении преступления геноцида членами совместного преступного сообщества к ответственности привлекаются также и другие члены данного сообщества, которые могли и не иметь умысла и намерения совершать это преступление.5 В рассматриваемом кейсе не доказывалось наличие специального умысла других членов, что входит в диссонанс со статьей II Конвенции 1948, намерение было присвоено автоматически.

Существует также проблема отсутствия регулирования квалификации «этнических чисток». Открытым остается вопрос, в каких случаях «этнические чистки» подпадают под квалификацию как состава преступления геноцида, а каких в качестве преступлений против человечности . По данному вопросу практика неоднозначна. Международный Трибунал по бывшей Югославии по делу ««Сребренница», в соответствии с которой лидер боснийских сербов Р. Караджича убил примерно 8.000 мусульман мужского пола призывного возраста, определил «этнические чистки» как одну из форм проявления геноцида.⁶

Следующей существенной дилеммой является проблема применения универсальной юрисдикции к акту совершения геноцида. Данная проблема обусловлена тем, что в Проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества геноцид размещен в общем разделе среди других названных международных преступлений в части II данного Кодекса под единым названием «Преступления против мира и безопасности».7 Представляется необходимым выделение преступления геноцида от иных международных преступлений, в особенности от преступлений против человечности, с целью применения к актам преступления геноцида универсальной юрисдикции, в отличие от других международных преступлений, в отношении которых применяется территориальная или персональная юрисдикция.

Подводя итог, следует сказать, что, несмотря на такое обилие законодательных констатаций, признание факта геноцида и его квалификация в международном праве сами по себе являются проблематичными, что приводит в мировой правоприменительной практике к очевидным тенденция расширительного толкования как самого преступления геноцида, так и элементов его состава.