Проблемы публикации рукописного текста Достоевского (на материале черновых рукописей)

В опрос, всегда возникающий при издании рукописей Достоевского, связан с тем, как отражать последовательность текста¹.

В 1920-е–1930-е годы выделились две концепции издания: одна основывалась на принципе воспроизведения записей так, как они расположены на странице; вторая — на изучении хода творческого процесса и допускала возможность перестановки записей при издании текста согласно результатам исследования [15, 8–9].

Н. Л. Бродский, рецензируя сборник Л. П. Гроссмана «Творчество Достоевского (1821–1881–1921)», подчеркивал, что «ничем нельзя оправдать, когда исследователь нарушает порядок следования текста, данный самим писателем, или печатает отрывок, разбивая его целостность случайно выхваченными строками» [2, 436]2. Речь шла о публикации Л. П. Гроссманом небольших отрывков рукописного текста, включавших план «Жития великого грешника», фрагменты из записной тетради к «Бесам» и др. Замечание Н. Л. Бродского отразило назревавшие разногласия в публикаторских подходах, открывшиеся позднее, в 1930-е годы, когда рукописи Достоевского начали печатать в большем объеме и указанные проблемы проявились отчетливее.

Концепция последовательного отражения записей в печати без существенной их перестановки предложена в публикациях И. И. Гли-венко [9] и Е. Н. Коншиной [7]. Второй подход разработан П. Н. Са-кулиным и представлен в издании рукописей романа «Идиот» [8]. В 1930-е годы эти эдиционные принципы поддержал В. Л. Комарович, полагавший, что «Сакулин справедливо учел невозможность “механически воспроизводить” последовательность в тетрадях и допустил поэтому в своем издании ряд “очень значительных перестановок”» [10, 265]. Метод, основанный на воссоздании последовательности творческой работы писателя над текстом, постепенно утвердился в практике научных изданий рукописей Достоевского. Согласно принципам восстановления творческого процесса подготовлены публикации рукописей в сериях «Литературное наследство» (записные тетради) [20]; [12], «Литературные памятники» (роман «Преступление и Наказание») [22] и в академическом издании произведений Достоевского [4]3.

В постсоветский период проблемы публикации рукописных материалов сохраняют свое значение4. Подготовка современных научных изданий текстов Достоевского [6]; [5], а также разработки в области новейших информационных технологий и методов электронной публикации архивного наследия русских классиков5 усиливают необходимость обсуждения этих вопросов.

Анализируя указанные концепции, следует сказать, что возникновение противоположных точек зрения обусловлено тем, что, во-первых, в рукописных текстах Достоевского представлены разные этапы творческого процесса, от набросков до наборной рукописи, во-вторых, к разным произведениям сохранился материал разного состава. Различие в стадиях творческого процесса, различные содержание и состав текстов естественно предполагают вариантность подходов к их исследованию и публикации. Текстологические решения обусловлены спецификой изучаемого материала, который не позволяет производить перестановку записей при публикации. Особенно это касается стадии набросков, работая с которыми, исследователь в большей степени рискует произвести ошибочное совмещение разных записей, ибо почти все они имеют характер незавершенности. Не случайно в той же статье, где выражено одобрение методики П. Н. Сакулина, В. Л. Ко-марович сделал уточнение, упомянув о собственном издании рукописей «Братьев Карамазовых»: «…чтоб отнюдь не навязывать отрывочным записям Достоевского произвольной синтаксической связи, искажающей их смысл, и без того не всегда достаточно ясный, — воспроизводился нами по возможности и порядок размещения текста по рукописной странице; если же воспроизвести его было нельзя, он по крайней мере оговаривался нами в подстрочных примечаньях» [10, 269–270]. Вместе с тем есть примеры, когда Достоевский связывает записи с разных страниц, используя знаки, подобные корректурным (фактически указывая на соединение записей), и в этом случае следовать принципу постраничного воспроизведения текста становится затруднительно.

Так, в записной тетради с черновой редакцией романа «Преступление и Наказание» (РГАЛИ. Ф. 212.1.4) в конце с. 109 стоит знак #:

Илл. 1

Продолжение текста под соответствующим знаком находится на с. 27 той же тетради:

Таких примеров, когда части одного текста расположены на разных страницах и на отдалении друг от друга, достаточно много. Довольно многочисленны случаи соседствующего расположения связанных друг с другом записей на развороте или в пределах двух страниц, когда также затруднительно при публикации соблюсти принцип постраничного воспроизведения текста. Например, почти все поля с. 30–31 указанного чернового автографа заняты маргиналиями, которые связаны между собой, на что указывают авторские знаки (на илл. 3 это знаки ×₁, ×₂, ×₃, ×₄, ×₅) и соединительная линия, проведенная от заметок со с. 31 к записям на с. 30.

Илл. 3

Идея целостного отражения источника в печати важна применительно не только к наброскам, но и к черновому связному тексту. Черновые и беловые автографы Достоевского, наборные рукописи, корректуры его произведений напечатаны в академическом издании как свод вариантов текста. Выбор такой формы публикации имеет недостатки, которые особенно заметны, если вести речь о черновых автографах: во-первых, не всегда удобен поиск соответствий (или расхождений) между печатным текстом и отдельными вариантами; во-вторых, в самом процессе воспроизведения рукописи при такой отрывочной, искусственно фрагментарной, подаче материала неизбежно возникновение пропусков и ошибок чтения. Приходится говорить о том, что публикация рукописей в вариантах дает довольно слабое представление о первоисточнике, лишает читателей информации о расположении записей на рукописном листе, о характере маргиналий и вставок в основной текст. Когда слоев авторской правки в черновике много, а в печати эти слои перечисляются под литерами, читателю чрезвычайно трудно восстановить по этой информации картину, имеющуюся в рукописи.

Поясним высказанные мысли на примере из чернового автографа романа «Подросток». В рукописи (НИОР РГБ. Ф. 93.I.6/1. Л. 1, авторская нумерация — «Листъ 1») содержатся исправления — вычеркнутые и вписанные слова, а также маргиналии, которые автор отмечает специальными знаками, указывая на место набросков с полей в основной части текста:

Илл. 4

В Д30 материал чернового автографа отражен в виде вариантов текста (17, 37, 40):

^и~³¹ это — собственные со Позор! / а. Что же (О низость!), откуда у меня эти тысячи? С какой стати я так живу и зачем? Как мог я |вдр(уг)| так вдруг всё забыть и так измениться? О позор! б. Эго тогдашние мои изречения, о низость! Что же, откуда вдруг эти тысячи, эти рысаки и Борели? Как мог я так вдруг всё забыть и так измениться? Позор!

³² После: моего стыда и позора — и если буду иногда вдаваться в под-₃, робчости, то знай, единственно из потребности самокритики

■ не может со быть постыднее / не может для меня быть стыднее si-м КаК 00 nilll0llc,L / как судья и знаю, что был виноват.

В гом вихре со сознавал / В том омуте, в котором я тогда закружился.

31 я хоть был и один, без советника, но клянусь, уже сознавал.

зачем почти? со позора / зачем почти, я был слишком счастлив и даже 4 до того, что это-то созианпе-то позора чьяпило / даже пьянило О

Ст,,. 163—164.

U-1

Я шел со Был риск / а. Вот что как будто шепталось мне на ухо, и так *°Др<*. замирая, но бодро билось сердце! Ну был риск. 6. Вот чти как оудто шепталось мне па ухо в каждую минуту сознания, и так бодро, замирая, но бодро билось мое сердце! Я шел ио тоненькому мосту из щепочек, без перил, пад пропастью, п мне весело было, что я так иду: даже заглядывал в пропасть в. как в 6, далее: Я шел по тоненькому мостику из щеночек, без перил, над пропастью, и мне весело были, что я так иду: даже [сам] для ощущения заглядывал и пропасть О

Стр. 164.

^ге всё, что было со побоялся уклониться. / а. О, я не изменился нимало; вот мон тогдашние (да и всегдашние) рассуждения. Хоть не рассуждения, так ощущения, а покамест всё, что было, — уклонение в сторону: «Почему, дескать, не повеселить себя?» Вот тем-то и скверна моя идея, повторяю еще раз, что она допускает подобные уклонении. 6. всё, что было, — было лишь уклонением в сторону: «Почему, дескать, не повеселить себя?» Вот тем-то и скверна моя идея,повторяю еще раз, что она допускает подобные уклонения. Именно твердостью, именно сплою |н радикаль(ностью)| своею допускает; была бы она пе так тверда и радикальна, то я бы, может быть, и побоялся уклониться. А тут [уж всё решено, тут, кажет (ся)| сзади каменная стена, нерушимая и непоколебимая, на которую всегда могу опереться, к которой всегда могу возвратиться, куда б ни залетел, как бы пи упал.

Илл. 5

Проблема заключается в том, что публикация, построенная по такому принципу, не содержит целостного представления о тексте, а сами варианты, располагаемые под литерами, не всегда точно и понятно для читателя передают авторскую последовательность записей. Для сравнения приведем черновой текст автографа полностью, от- 6 ражая ход творческого процесса при помощи знаков транскрипции :

… [ О п<озоръ> ]{ П } озоръ! Читатель, я начинаю теперь исторiю моего стыда и позора, [ и если буду [ иногда ] < В Д30 слой правки не отражен. — 17, 37> вдаваться въ подробности, то [ знай ] <В Д30 слой правки не отражен. — 17, 37> единственно изъ потребности самоказни <В Д30 ошибочно: самокритики — 17, 37> ] {и} Ничто въ жизни не мо-жетъ [{ быть }] для меня быть { по } стыднѣе этихъ воспоминанiй!

Такъ говорю какъ судья, { и } знаю<,> что [ былъ ] { я } винов [ атъ ]{ енъ }. [ Въ ] < В Д30 пропуск. — 17, 37> Въ томъ [ омутѣ ] { вихрѣ }, въ которомъ я тогда закружился, я хоть былъ и одинъ, { безъ руководителя и } [ безъ ] совѣтника, но клянусь<,> [ уже ] { и тогда уже самъ } сознавалъ свое паденiе, а потому не извинимъ. А между тѣмъ всѣ эти два мѣсяца я былъ почти счастливъ, — зачѣмъ почти [ ? ]{ , } Я <В Д30 неточно: почти, я — 17, 37> былъ слишкомъ счастливъ [ , ]{ ! } [ и ]{ И } даже до того, что [{ это-то }] сознанiе [ -то ] позора, мелькавшее минутами, (частыми минутами!) и < В Д30 пропуск. — 17, 37> отъ котораго содрогалась душа моя, — это-то сознанiе, — повѣрятъ ли? — даже пьянило меня еще болѣе [ , ]{ : } «А что жъ < , > падать, такъ падать; да не упаду же, выѣду! У меня звѣзда!» ⁷ Вотъ что какъ будто шепталось мнѣ на ухо, { въ каждую минуту сознанiя } и такъ бодро, замирая<,> но бодро, билось { мое } сердце! ⁸ { Я шолъ по тоненькому мост [ у ]{ ику } изъ щепочекъ, безъ перилъ, надъ пропастью, и мнѣ весело было<,> что я такъ иду: даже [{ самъ }] заглядывалъ въ пропасть, для ощущенiя < В Д30 ошибочно: даже [сам] для ощущения заглядывал в пропасть. — 17, 40>}⁹. [ Ну ] Былъ рискъ и было весело. А идея? Идея потомъ, идея ждала ¹⁰ . [ О, я не изменился нимало: Вотъ < В Д30 ошибочно: нимало; вот — 17, 40> мои тогдашнiя ( да и всегдашнiя ) разсужденiя. Хоть не разсужденiя, такъ [ ощущ < енiя >] <В Д30 пропуск. — 17, 40> { ощущенiя }]¹¹ <,> [ и ]{ а } < В Д30 слой правки не отражен. — 17, 40> [ покамѣстъ ] { все<,> что } было {—} { было лишь } уклоненiе { мъ } въ сторону: «Почему [,] [ дескать ¹²,] < В Д30 характер правки ( вычеркнуто и восстановлено ) не отражен. — 17, 40> не повеселить себя? » Вотъ тѣмъ-то и скверна « моя идея » < В Д30 пропуск кавычек: моя идея — 17, 40> , повторяю еще разъ, что она допускаетъ подобныя уклоненiя. ¹³ { Именно твердостью, именно силою [ и радикаль<ностью >] своею допускаетъ : была < В Д30 ошибочно: допускает; была — 17, 40> бы она не такъ тверда и радикальна, то я бы<,> можетъ быть<,> и побоялся уклониться. « А тутъ [ ужь все рѣшено, тутъ камен < ная >< В Д30 ошибочно: кажет<ся> — 17, 40>] сзади каменная стѣна, нерушимая и непоколебимая, на которую всегда могу опереться, къ которой всегда могу воротиться < В Д30 ошибочно: возвратиться — 17, 40>, куда бъ ни залетѣлъ, какъ бы ни упалъ »}¹⁴ .

Полнотекстовое воспроизведение автографа дает больше информации, позволяя публикатору показать взаимосвязь записей, наличие в рукописи помет и условных обозначений, процесс возникновения слоев текста в результате авторской правки. Описанный подход, кроме того, облегчает читателю (исследователю) сам процесс сравнительного анализа опубликованного рукописного источника и печатного (основного) текста: сопоставлять два полных текста, в которых отражена вся необходимая информация, значительно удобнее, чем сравнивать печатный текст с фрагментами чернового, представленными вне их контекстуальных связей.

При сверке указанной рукописи и ее академической публикации были выявлены ошибки: в отдельных случаях, помимо неверного прочтения слов и пунктуации, пропущена информация о выполненной Достоевским правке. При этом обнаруживается еще одна проблема (которая проявляется не только на примере данной рукописи, но и во многих других случаях на разнотекстовом материале): предлагаемые публикаторами варианты автографа имеют интерпретационный характер и не всегда точны. В частности, в указанном выше отрывке публикации выделены такие варианты:

• а . Вот что как будто шепталось мне на ухо, и так бодро, замирая, но бодро, билось сердце! Ну был риск. б. Вот что как будто шепталось мне на ухо в каждую минуту сознания , и так бодро, замирая, но бодро, билось мое сердце!...

Под литерой а приводится то, что отнесено к первому слою записи, под б — ко второму. Обе вставки Достоевского в текст — «в каждую минуту сознания» и «мое» — признаются, таким образом, одновременно возникшими. Однако при чтении автографа возможны и другие варианты:

— без вставки «мое»: «Вотъ что какъ будто шепталось мнѣ на ухо, {въ каждую минуту сознанiя} и такъ бодро, замирая <,> но бодро, билось сердце!»

— без вставки «въ каждую минуту сознанiя»: «Вотъ что какъ будто шепталось мнЬ на ухо, и такъ бодро, замирая <,> но бодро, билось {мое} сердце!»

Здесь приведен «простой» случай авторской правки рукописи, когда в пределах предложения или более широкого контекста появляются два исправления, сделанные автором. При более сложных и многочисленных исправлениях такие «умозрительные» варианты, основанные на гипотетическом выделении слоев записи, также увеличиваются в числе, а их перечень под литерами существенно затрудняет читательское представление о первоисточнике и понимание опубликованного текста.

Не все произведения писателя представлены материалами, отражающими этап связного чернового текста: так, к роману «Идиот», в отличие от «Подростка», сохранились только черновые наброски в записных тетрадях Достоевского. Соответственно, в данном случае вопрос о вариантах чернового и белового автографов не стоит. Но сохраняют свое значение вопросы, связанные с исследованием порядка записей и определением последовательности творческого процесса. На этой стадии авторской работы текст может иметь незавершенный, отрывочный характер, или, будучи связным, сопровождаться лаконичными пометами, типичными именно для черновых набросков. Приведем пример из рабочей тетради с записями к роману «Идиот» (РГАЛИ. Ф. 212.1.5. С. 37), используя транскрипционную подачу материала, позволяющую показать характер авторской правки.

Z ¹⁵ Онъ поступаетъ къ дядѣ[. В]{в}ъ писаря. Дядя его почти забылъ. Почеркъ, проходитъ недѣля, встрѣчаясь говоритъ про плетку. Тотъ глядитъ на него насмѣшливо. Письма по конторѣ. Это онъ сочинялъ. Дядя пораженъ. Призываетъ его къ обѣду. Тотъ говоритъ свысока, скупо; опровергаетъ дядю; выказываетъ начитанность ¹⁶ . «Да я никогда и не выдавалъ себя за идiота.» Я курса не кончилъ; былъ вольнымъ слу-шателемъ.

На полях против текста: « Тотъ говоритъ свысока ~ выказываетъ начитанность » — сделана запись: «( Представляется идiотомъ , съ насмѣшкой )». В Д30 набросок вставлен двумя строками выше — видимо, по причине лексического и смыслового сходства двух предложений: «Тот глядит на него насмешливо. (Представляется идиотом, с насмешкой)» (9, 143). Это пример исследовательской интерпретации, которая не находит подтверждения в автографе: вписанный фрагмент расположен в другом месте, с основным текстом он не связан никакими авторскими пометами, поля страницы при этом свободны и при желании автор мог поместить (но не сделал этого) запись выше — напротив указанного предложения. По форме набросок похож на маргиналии, которые выполняют функцию пояснения, будучи содержательно связанными или со всем абзацем, или с текстом, напротив которого находятся. В данном случае вероятна связь маргиналии с кратко описанной в этом черновом плане сценой обеда у Дяди, где главный герой одновременно и «представляется идиотом, с насмешкой», и опровергает это представление («говорит свысока», «опровергает дядю», «выказывает начитанность», «Да я никогда и не выдавалъ себя за идиота»). В некоторой степени этот эпизод напоминает сцены окончательного текста романа, когда князь Мышкин знакомится с генералом Епанчиным и его семейством, произведя похожее двойственное впечатление¹⁷, однако, в отличие от героя набросков, в поведении князя не проявляются такие качества, как насмешливость и высокомерие.

Полнотекстовые версии рукописей могут оформляться по-разному: во-первых, как показано в примерах выше, с помощью транскрипции, во-вторых, посредством выделения последнего слоя записи (или признанного таковым публикаторами) и приведения остальных слоев текста в подстрочных примечаниях, содержащих, кроме того, необходимые редакционные пояснения (второй метод последовательно используется в Д30). Если сравнивать эти подходы, то первый — транскрипционный — иногда сложен для восприятия, но точнее передает ход творческого процесса автора; второй подход эстетичнее, но содержит больше условий для произвольной интерпретации рукописного текста и неточной его передачи.

Разработка транскрипции полезна именно в исследовательских целях, так как транскрибирование позволяет фиксировать детали прочтения рукописи и характер передачи текстологических фактов18. Система транскрипционного описания может усложняться в зависимости от того, какой объем информации публикатор намерен с ее помощью отразить: только исправления чернового автографа; правку и корректурные варианты; правку и варианты окончательного текста. То же самое следует сказать и о публикации белового текста, а также корректуры и авторских помет на гранках.

Определяя транскрипцию как рабочий инструмент текстолога при подготовке рукописного текста к печати, не следует, однако, абсолютизировать ее роль в воспроизведении рукописей, чтобы транскрипционный подход не усложнял читательское восприятие материала. Набор знаков текстологической нотации должен быть минимален и прост: например, использование скобок разных типов для вычеркнутого и вписанного автором текста, а также для редакционных помет. Было бы неуместно превращать авторский текст в шифровку, недоступную пониманию исследователей или становящуюся самостоятельным объектом изучения, уводящим исследовательское внимание от содержания публикуемого материала. В Д30 есть элементы простого, не затрудняющего внимание транскрипционного описания, которые используются при отражении вариантов черновых и беловых автографов Достоевского, — прежде всего, это квадратные скобки для обозначения вычеркнутого текста. Однако этих знаков транскрипции не всегда достаточно для передачи информации о первоисточнике.

Если не применять транскрипционный подход (в Д30 по отношению к черновым наброскам он не применяется), то необходимо подробное словесное описание информации о расположении записей на листе и их взаимосвязи. Такой метод применен в издании рукописей «Братьев Карамазовых» под редакцией А. С. Долинина [21]19, в котором даны не только подробнейшие характеристики рукописного текста, но и показаны многие условные обозначения (знаки Достоевского), находящиеся на полях рукописи. В публикациях рукописного текста знаки Достоевского почти не воспроизводятся. В немецком издании рукописей «Братьев Карамазовых», подготовленном В. Л. Комарови-чем [24], условные знаки Достоевского воспроизводятся менее последовательно, чем у Долинина, некоторые авторские обозначения опускаются. Кроме того, публикация Долинина, по сравнению с немецким вариантом, является более полной, о чем говорит сам издатель: «Материалы из Публичной библиотеки им. Ленина, В. Л. Комаровичем не воспроизведенные и не изученные <…> целиком вошедшие в наш свод, были для меня здесь особенно надежной опорой. Записи, сохранившиеся в ИРЛИ, ими не только восполняются, а получают сплошь и рядом совершенно новое освещение» [21, 348].

Сравнение академического ( Д30 ) и более ранних изданий рукописей обнаруживает, что в первых публикациях чаще более точно воспроизводятся орфографические характеристики авторского текста, но при этом больше смысловых (лексических) ошибок чтения. В Д30 многие ошибки первых изданий исправлены, но при этом происходит модернизация языковых характеристик рукописи.

Следующий пример из публикации черновиков романа «Братья Карамазовы» (НИОР РГБ. Ф. 93. I.2.1/19. С. 8) показывает, как видоизменяется текст в зависимости от установок издателей, в том числе интерпретационных:

Илл. 7

Рукопись : « Сатана — Мальцъ-Экстрактъ Гофа тоже помогаетъ ». Долинин : Гоф<ман>а (283).

Д30 : Гоффа (7, 322).

В Долинин содержится неточная интерпретация автографа: несмотря на то, что в рукописи отчетливо записана фамилия Гоффа, слово прочитано с расшифровкой «Гоф<ман>а». Верное прочтение предложено в Д30 (с изменением орфографического облика записи: «Гоффа» вместо «Гофа»). Установлено, что Гофф — реальное лицо, коммерсант, придворный поставщик популярных в тот период целительных средств: «Как раз во время работы Достоевского над IX главой одиннадцатой книги романа на страницах “Нового времени” проводилась рекламная кампания целительных мальц-экстрактовых средств коммерции советника, “поставщика Двора” Иоганна Гоффа (коммерции советник Гофф — почти персонаж Гофмана!). Это были не обычные объявления, а письма “исцеленных”, вслед за которыми ненавязчиво сообщался адрес склада и цены на препараты (стратегия, до сих пор применяемая в соответствующем бизнесе)» [19, 272].

Исследование рукописей Достоевского приводит к выводу о том, что записные тетради — самые сложные по составу и форме источники. Сложность заключается в том, что привлекательная идея их аутентичной публикации, то есть без перестановки записей согласно интерпретации исследователя-публикатора и с точным сохранением текста в пределах каждой страницы, затруднена особенностями самого творческого процесса Достоевского. На одной странице тетради нередко оказываются не просто независимые друг от друга записи к разным произведениям, но и одновременно — связанные с текстом, находящимся на других, иногда вовсе не соседних, страницах. Такие связи не только могут быть тематическими, смысловыми, возникающими в сознании исследователя, но и иметь прямые авторские указания на этот счет (знаки соединения записей). И тогда решение публиковать каждую страницу, не учитывая последовательность заполнения всей тетради и особенности авторского обдумывания записей (возвращения к ним, уточнения их взаимосвязей посредством знаков и помет), будет вызывать вопросы. В таком случае, при установке на «аутентичное» воспроизведение источника постранично, потребуются подробные комментарии, разъясняющие ход творческого процесса автора. Подстрочный комментарий будет по преимуществу текстологическим; затекстовый, как и принято в научных изданиях, — текстологическим, историко-литературным и реальным.

Еще один трудноразрешимый вопрос: как поступать, если записная тетрадь содержит материалы к нескольким разновременным произведениям (например, к романам и незавершенным замыслам Достоевского)? Можно было бы печатать записные тетради блоком — в специальных томах издания, для этого предназначенных. Но, учитывая небыстрые сроки выхода томов, включающих материалы к нескольким крупным произведениям, публикация записных тетрадей по такому принципу затруднила бы путь читателя к отдельным интересующим его текстам и нарушила бы хронологию представления рукописей Достоевского в печати. Этот вопрос остается открытым.

Обращает на себя внимание и проблема публикации незавершенных замыслов Достоевского второй половины 1860-х — начала 1870-х го-дов²⁰. В случае «аутентичного» воспроизведения текста записных тетрадей эти наброски не должны вычленяться из общего корпуса текстов каждой тетради. Но возможен и другой вариант, мотивированный в частности тем, что такие заметки, как правило, занимают отдельные страницы, что указывает на их относительную самостоятельность, отделенность от других записей, — помещение их в специальные тематические разделы согласно хронологии появления. В Д30 такие наброски распределены по разным томам, в соответствии с датировками, которые в большинстве случаев предположительны (когда нет авторских дат в рукописи) и не всегда получают достаточную аргументацию. Более обоснованным текстологическим решением была бы публикация всех таких записей, датируемых 1866–1872 годами, в общем разделе в одном томе, так как они содержат сквозные темы и образы, имеющие значение для всего творчества писателя, как более раннего, так и позднейшего. Это важно и потому, что попытки привязать подобного рода наброски к какому-то одному произведению могут привести к искаженному представлению о творческой истории художественных замыслов автора.

В настоящее время перед исследователями стоят задачи определения современных подходов к публикации рукописного текста и отражения всего хода творческого процесса Достоевского, с учетом особенностей графики, каллиграфии, рисунков писателя. Разные по характеру записи (деловые, описание припадков, расчеты) обычно либо вообще опускаются при публикации, либо печатаются отдельно, и это тоже проблема, которую необходимо рассматривать при подготовке научного издания рукописей, так как пропуск информации такого рода не всегда позволяет представить текст как целое, не говоря уже о восстановлении хронологии его создания²¹. Необходимо также учитывать, что проблематика, связанная с материалами к каждому отдельному произведению, индивидуальна , и при рассмотрении многих текстологических вопросов не всегда возможно и необходимо применение унифицирующих подходов: у каждого текста своя история, материал зачастую подсказывает исследовательские решения.

ПРИМЕЧАНИЯ

• ^* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-04-00130а.

См. подробнее: [16, 119–129, 332–363].

Сходные мысли высказал Г. И. Чулков: «…за невозможностью установить точную хронологию записей, лучше публиковать документ в том виде, в каком он обозревается теперь, не тасуя произвольно текстов и не исключая ничего “лишнего”» [23, 162].

Далее — Д30 ; ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с указанием тома и страницы в круглых скобках.

Л. М. Розенблюм, говоря о принципе «тематического разделения материалов записных книжек Достоевского», подчеркнула, что в таком издании «записи лишаются той “естественной среды”, в которой они возникли и которая небезразлична для их понимания» [14, 92]. См. также: [3, 52–53]; [11, 80].

Такая работа проводится в научных коллективах российских архивов, библиотек и музеев, в частности в РГАЛИ, РО ИРЛИ, НИОР РГБ, ГЛМ и др. См., напр.: [1]. В квадратных скобках приводится вычеркнутый Достоевским текст, в фигурных скобках — вписанный.

Далее вписан и вычеркнут знак вставки 1.

Далее вписан знак вставки 1.

Вписано слева на полях под знаком вставки 1.

Далее вписан знак вставки 2.

Вписано слева на полях под знаком вставки 2.

Пунктир означает, что автор восстановил вычеркнутое.

Далее вписан знак вставки 3 (в рукописи край страницы истерся, и знак слабо виден).

Вписано слева на полях под знаком вставки 3.

Знак абзаца.

На полях справа запись: ( Представляется идiотомъ , съ насмѣшкой ).

Ср.: «Частые припадки его болезни сделали из него совсем почти идиота (князь так и сказал “идиота”)» (8, 25); «Генеральша была ревнива к своему происхождению. Каково же ей было, прямо и без приготовления, услышать, что этот последний в роде князь Мышкин, о котором она уже что-то слышала, не больше как жалкий идиот и почти что нищий и принимает подаяние на бедность. Генерал именно бил на эффект, чтобы разом заинтересовать, отвлечь всё как-нибудь в другую сторону» (8, 44); «— Дайте же ему по крайней мере, maman, говорить, — остановила ее Александра. — Этот князь, может быть, большой плут, а вовсе не идиот, — шепнула она Аглае» (8, 48), и др.

См. подробнее: [13].

Далее — Долинин ; ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с указанием страницы в круглых скобках.

См. подробнее: [17].

См.: [18].