Проблемы реализации процессуальных взаимоотношений прокурора и следователя по избранию меры пресечения в судебно-контрольном производстве (на примере заключения под стражу)

DOI:

Поэтапная реализация судебной реформы в российском уголовном судопроизводстве стала источником появления многих негативных и позитивных нововведений. Так, в связи с выделением такого участника уголовного преследования, как руководитель следственного органа, значительно ограничивались властно-распорядительные полномочия прокурора, осуществляющего уголовно-процессуальную деятельность. В качестве одного из позитивных нововведений можно привести введение института судебно-контрольного производства на досудебных стадиях.

Бесспорно, что судебно-контрольное производство как форма осуществления правосудия на досудебных стадиях является эффективным способом защиты прав и законных интересов участников уголовного дела от необоснованного и незаконного решения. Тем не менее нельзя полностью согласиться с тем, что данный институт может быть единственным доминирующим фактором гарантии законности и обоснованности процессуальных решений участников уголовного преследования на досудебных стадиях. Стоит также акцентировать внимание на роли других публично-властных участников уголовного процесса со стороны обвинения, в частности, прокурора, который также обеспечивает законность и обоснованность процессуальных решений следователя (руководитель следственного органа) в судебно-контрольном производстве путем дачи письменного заключения.

Несмотря на многочисленные научные работы, посвященные процессуальному положению участников судебно-контрольного производства, как представляется, все еще недостаточно уделено внимания заключению прокурора, как одному из видов уголовно-процессуального акта.

Современный дискурс относительно процессуальной модели взаимоотношения прокурора и органов предварительного расследования по избранию заключения под стражу

Так, в ст. 5 УПК РФ, где речь идет об основных понятиях, используемых в тексте закона, к сожалению, нет такого определения, как заключение прокурора. Между тем подпункт 11. 1 указанной статьи содержит дефиницию вывода суда, под которой мыслится заключение суда о существовании или об отсутствии в действиях лица, в отношении которого применяется особый порядок производства по уголовному делу, признаков преступления.

Следует отметить, что после внесения изменений в уголовно-процессуальный закон (Федеральный закон от 05.06.2007 г. № 87-ФЗ) состав участников судебно-контрольного производства по применению процессуального принуждения в виде заключения под стражу расширился. Иными словами, кроме прокурора, обеспечивающего законность и обоснованность процессуальных решений в ходе судебно-контрольного производства, у следователя (или же руководителя подразделения следственного органа) возникла возможность автономно, вне зависимости от мнения прокурора, защищать собственное мнение перед судом. Однако законодательный орган очередным экспериментальным испытанием не смог довести до логического завершения функциональное значение прокурора в ходе судебноконтрольного производства по избранию меры пресечения в виде заключения под стражу. Не вдаваясь в глубокую полемику, хотелось бы отметить, что в юридической литературе есть существенные аспекты обоснованной критики по данному вопросу [4, c. 53–56].

По нашему мнению, такое неточное законодательное урегулирование процедуры реализации прокурором процессуальной деятельности в судебном заседании и порядок предоставления им письменного заключения о соответствии закону постановления следователя об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу привели к разной интерпретации его функционального назначения.

Многие авторы при изучении отдельных локальных актов Генеральной прокуратуры РФ пришли к выводу о том, что прокурор, участвующий в судебно-контрольном производстве по избранию заключения под стражу, обязан представить свое письменное заключение на предмет обоснованности и законности ходатайства следователя [1, c. 75]. Другие авторы такую реализацию прокурором про- цессуальной деятельности в судебном производстве считают лишь поддерживанием (или не поддерживанием) ходатайства следователя [10, c. 58], а также одним из средств выявления нарушений закона [15, c. 70].

Отдельными авторами [14] была выражена идея о том, что действие прокурора в ходе судебного заседания по избранию меры пресечения в виде заключения под стражу является излишним. Они обосновывают свою позицию тем, что прокурор не воздействует на выработку версии расследования и формируемые следователем процессуальные решения.

Важным является то, что национальные суды при детальном анализе постановления следователя об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении подозреваемого (обвиняемого) исходят не из позиции прокурора, выраженной в письменном заключении или постановлении следователя и приложенных к ним материалах уголовного дела, а лишь оценивают вопрос о наличии фактических и юридических оснований [6, c. 30– 31]. Кроме того, анализ ряда положений Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 (в ред. от 11.06.2020) удостоверяет, что суд по рассмотрению ходатайства следователя об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу должен сообразовывать свои действия с требованиями состязательности и равноправия сторон [9].

В связи с этим многими учеными обоснованно заявляется, что в тех случаях, когда прокурор не поддерживает заявленное органами предварительного расследования ходатайство, суд не должен его удовлетворять, чтобы не нарушать принцип состязательности сторон, так как суд не является органом уголовного преследования, а его представителем выступает именно прокурор [3, c. 44– 51; 7, c. 120; 12, c. 207–209].

По этой причине справедливым представляется мнение профессора А.Г. Халиул-лина о том, что удовлетворение судом ходатайства следственных органов, не поддержанное прокурором в ходе судебного заседания, является неприемлемым [13, c. 7–8].

Следовательно, мы не можем не согласиться с позицией ряда авторов практического пособия по применению УПК РФ, утверждающих о парадоксальности роли прокурора в ходе судебно-контрольного производства при рассмотрении вопроса об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Справедливо говорится, что если прокурор удержался от поддержки обвинения в судебном процессе, то такой отказ для суда обязателен, а если прокурор не видит оснований для заключения обвиняемого под стражу, более того, из месяца в месяц, а то и из года в год последовательно утверждает, что последний подлежит освобождению из-под стражи, так как само уголовное дело возбуждено в отношении него незаконно, законодатель снисходительно позволяет суду подобные рассуждения прокурора игнорировать [2].

С нашей точки зрения, обозначенные подходы вышеуказанных авторов имеют право на существование, поскольку прокурор как уполномоченное лицо реализует уголовное преследование от имени государства в уголовном судопроизводстве, в частности, и на досудебных стадиях в ходе судебно-контрольного производства. Это подтверждает тезис о том, что прокурор в своем письменном заключении в ходе судебно-контрольного производства отстаивает не индивидуальные или коллективные интересы определенного субъекта судебного процесса, а государства, доводя до сведения суда доводы законности и обоснованности постановления следователя о возбуждении перед судом об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Помимо указанного, единственным из числа властно-публичных участников процесса, который в дальнейшем будет обжаловать судебное решение в апелляционном порядке, выступает только прокурор (ч. 1 ст. 389.1 УПК РФ). В связи с этим сложно согласиться с позицией отдельных ученых-процессуалистов, считающих участие прокурора излишним в ходе судебно-контрольного производства по избранию заключения под стражу.

В юридической литературе при разрешении процессуального конфликта интересов между прокурором и следователем в судебно-контрольном производстве по вопросу избрания меры пресечения в виде заключения под стражу сгенерированы разные варианты выхода из данной ситуации.

Одна группа ученых предлагает возвратить процессуальные полномочия прокурора по реализации уголовного преследования [4, c. 57–58; 11, c. 63–69; 17, c. 22–26].

Другие исследователи инициируют внесение ряда изменений в ст. 108 отечественного уголовно-процессуального законодательства, дефинирующую модель избрания меры пресечения в виде заключения под стражу, а собственно, фиксации обязательства следователя незамедлительно передавать прокурору для ознакомления копий постановления и иных материалов, обосновывающих ходатайство (п. 3.1), а также обязанности суда принять решение об отказе в удовлетворении ходатайства в случае несогласия прокурора с позицией органа предварительного расследования, в ходе судебного заседания на предмет избрания меры пресечения (п. 7.1) [7, c. 121; 8, c. 18–23].

Заключение

Представляется, что предусмотренная уголовно-процессуальным законом процессуальная модель взаимодействия прокурора и дознавателя в процессе избрания меры пресечения в виде заключения под стражу выступает в качестве наиболее эффективного способа устранения нарушений закона. Очевидно, что когда дознаватель с согласия прокурора направляет в суд ходатайство об избрании в отношении подозреваемого (обвиняемого) меры пресечения в виде заключения под стражу, то в данном случае прокурор более глубоко и основательно проинформирован обо всех обстоятельствах дела.

Во-первых, дознаватель направляет прокурору постановление о возбуждении перед судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу с целью согласования. Такое согласование дает возможность прокурору детально изучить все пробелы и устранить все недостатки до отправления дознавателем данного постановления в суд.

Во-вторых, у прокурора, участвующего в судебно-контрольном производстве с целью избрания меры пресечения в виде заключения под стражу, будет достаточно времени для предоставления своего письменного заключения о законности и обоснованности постановления дознавателя.

В-третьих, такая модель взаимодействия ни в коем случае не огранивает полномочия дознавателя, а наоборот, будет способствовать обеспечению реализации сразу нескольких принципов современного уголовного процесса (включая, но не ограничиваясь разумным периодом уголовного судопроизводства, соблюдением законности в ходе расследования уголовного дела, с учетом обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту, а также положений презумпции невиновности).

В связи с этим реализация вышепредло-женной процессуальной модели взаимодействия между прокурором и следователем (руководителем следственного органа) на этапе решения вопроса об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу считается наиболее оптимальным вариантом. Однако не стоит исключать, что данное предложение может породить дискуссии, в том числе и критические замечания, способные оказать конструктивное значение для совершенствования процессуальной модели.

В частности, по мнению И.С. Дикарева, подобная модель взаимоотношения прокурора и сотрудников следственных органов привела бы на практике к возможности вмешательства прокурора в ход предварительного расследования и принятию им решений, не только ограничивающих процессуальную самостоятельность следственного органа, но и подрывающих объективность прокурора (который становился бы сопричастным расследованию лицом) в оценке законности деятельности органов предварительного следствия. Правило такого взаимодействия с прокурором обязано затронуть только случаи направления в суд оконченных производством уголовных дел, и не должно затрагивать порядка обращения в суд с ходатайством об избрании мер пресечения [5].

В таком случае, как справедливо пишут некоторые ученые, прокурор фактически лишается возможности предварительного контроля [7, c. 119], главной задачей которого выступает запрет на получение судом необоснованных и ограничивающих конституционные права и свободы граждан аналогичных ходатайств органов предварительного расследования [16, c. 54–58].

Как свидетельствует судебно-прокурорская практика, органы предварительного следствия, вопреки отсутствию оснований избрания рассматриваемой меры пресечения, в судебном заседании всегда стремятся отстаивать свою позицию. К сожалению, суды, несмотря на последовательный отказ прокурора судебного заседания при разрешении задачи об избрании заключения под стражу, иногда удовлетворяют ходатайства органов предварительного следствия, что, на наш взгляд, является необоснованным.

Из этого следует, что изучение научной литературы и анализ правоприменительной практики с момента реализации Концепции судебной реформы РФ до введения в действие отечественного уголовно-процессуального законодательства позволяют сделать вывод о несколько одностороннем подходе при определении роли прокурора в ходе избрания рассматриваемой меры пресечения. Существующая модель взаимодействия участников уголовного судопроизводства, безусловно, нуждается в дальнейшем совершенствовании алгоритма по избранию меры пресечения в виде заключения под стражу.