Проблемы защиты профессиональной тайны при становлении института цифрового гражданства

Думается, институт профессиональной тайны требует совершенствования и разрешения спорных вопросов в правоприменительной практике, что актуализируется в условиях преобразования института гражданства. Представляется интересным рассмотреть связь институтов профессиональной тайны и цифрового гражданства, а также выявить недостаточно проработанные вопросы и предложить соответствующие изменения.

Ввиду повсеместной цифровизации гражданин может воспользоваться новыми правами («выход», «отключение») и реализовать прежние в новой форме (например, дистанционное голосование) [1, с. 206]. Подобные новации не могут сопровождаться лишь указанием на то, что гражданин должен совершенствовать навыки по использованию современных технологий.

Требуется развитие соответствующей системы гарантий. Гражданин в цифровой среде активно взаимодействует с органами публичной власти, системой здравоохранения и так далее, что оставляет цифровой след и отражает цифровую идентичность субъекта, характеристики его жизненной ситуации и в целом его персональные данные. В этой связи представляется уместной постановка вопроса о цифровом гражданстве (с учетом синтеза традиционных и новых процедур, цифровой идентичности) [2, с. 20]. На настоящий момент происходит становление данного института, поэтому проблемы обеспечения прав граждан, в том числе на соблюдение личной тайны, требуют оперативного и адекватного решения: нарушение прав граждан ведет к недоверию, затруднениям в интеграции цифровых институтов и так далее.

Заметим, что законодательство о персональных данных содержит определенные гарантии: если субъекты обрабатывают эти сведения через специальную программу (автоматизация), необходимо уведомить об этом Роскомнадзор (ст. 22 Федерального закона от 27.07.2006 № 152-ФЗ).

Вместе с тем, этого недостаточно с учетом имеющихся в законе видов тайн, особенно профессиональной, отнесенной в состав информации с ограниченным доступом. Президент РФ при утверждении перечня сведений конфиденциального характера отнес к таковой в первую очередь адвокатскую, врачебную и нотариальную тайну (абз. 4 Указа от 06.03.1997 № 188).

На наш взгляд, остается нерешенной проблема неприкосновенности материалов адвокатских производств по делам, в которых он оказывает юридическую помощь. Они ведутся и на электронных носителях, при этом к адво- катской тайне относится даже сам факт обращения доверителя.

Кроме того, в контексте цифрового гражданства важно упомянуть, что адвокат выступает защитником по уголовным делам о преступлениях, в ходе которых лицо причиняет вред конституционным правам человека. В главе 19 УК РФ уделяется внимание посягательствам, например, на избирательные права (ст.ст. 141-142.2). Так, содержание адвокатских производств может затрагивать и основы цифрового гражданства, с учетом модификации правового статуса личности – возможности голосовать дистанционно.

Неясно, каким образом обеспечить сохранность сведений при обыске помещения, в котором работает адвокат, руководствуясь Федеральным законом от 31.05.2002 № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее – ФЗ-63). В ходе анализа установлено, что на настоящий момент базой для минимального «решения» вопроса выступает п. 3 ст. 8 ФЗ-63 и позиция Конституционного Суда РФ, выраженная в 2015 г. [3].

Она сводится к следующему: адвокатская тайна распространяется только на такие материалы адвокатского производства, которые «не выходят за рамки собственно адвокатской деятельности по любым принятым к производству делам». Напротив, исследованию и изъятию в ходе обысков в помещениях адвоката подлежат такие сведения, предметы и документы, которые свидетельствуют о возможной причастности адвокатов, их доверителей или третьих лиц к преступлениям, прямо имеют статус орудия преступления, запрещенных или ограниченно оборотоспособных предметов.

На наш взгляд, Конституционный Суд РФ провел границы адвокатской тайны по формальным критериям правомерно-го/неправомерного. Однако это подлежит установлению и оценке именно в процессе предварительного расследования и образует феномен «замкнутого круга». Так, для того чтобы убедиться в правомерности хранения данных в адвокатском производстве, следствие должно, как минимум, их осмотреть и изучить, что сопровождается изъятием. Иную ситуацию, думается, странно представить: органы предварительного расследования будут стоять с бумажными носителями или сидеть за компьютером адвоката (если производство электронное) на месте производства обыска и читать документы? Кроме того, это может занять полный рабочий день адвоката. В свою очередь, поверхностное чтение не способствует всестороннему исследованию.

Когда следствие осматривает и изымает соответствующие адвокатские производства, это представляется ограничением конституционных прав, которые будет допустимым в пределах ч. 3 ст. 55 Конституции РФ. В ином случае в целом нарушается баланс и имеет место одностороннее понимание назначения уголовного судопроизводства: ограничение адвокатской тайны происходит за счет сохранения тайны следствия и расширения процессуальных возможностей стороны обвинения. Кроме того, неясно, как гражданин будет готов доверить адвокату конфиденциальную информацию, в том числе, прислать ее по интернету, если адвокат не сможет защитить свой статус.

Проблема в том, что юридическая помощь адвоката по уголовному делу осуществляется с целью оказать содействие в защите от обвинения в совершении тех преступлений, ради доказательства которых следствие проводит обыск. По результатам изъятия адвокатских производств, как показывает практика, даже в случае обжалования решений следователя адвокатами и представителями адвокатских палат, возвращение материалов адвокатских производств не позволит полностью восстановить нанесенный урон адвокатской тайне, поскольку так или иначе следствие уже знает содержание этих материалов. В то же время на тайну следствия никто, в том числе адвокат, посягнуть не может.

Следует отметить, что Конституционный Суд РФ окончательно не решил вопрос о границах соотношения адвокатской тайны и тайны следствия. В этих целях требуется уточнение процедуры обыска в жилых и служебных помещениях адвоката в направлении большей степени согласованности ст. 182 УПК РФ и п. 3 ст. 8 ФЗ-63.

Во-первых, целесообразно внести в нормы указанных законов запрет на производство таких обысков «в случаях, не терпящих отлагательств…» с последующим подтверждением решением суда законности обыска, что, к сожалению, не четко отмечено в акте Конституционного Суда РФ и создает «лазейку» в процедуре обыска.

Во-вторых, целесообразно исключить из п. 3 ст. 8 Закона об адвокатуре формулировку

«если они не входят в производство адвоката…», поскольку она может привести к злоупотреблениям как со стороны адвоката, так и со стороны следователя. Так, с одной стороны, в процессе обыска может возникнуть потребность изъять иные предметы, чем отраженные в решении суда, но следователь будет не вправе изъять их. С другой стороны, если следователь обнаружил справку или иной документ, который заинтересовал его и которому нельзя дать оценку «на месте», то следователь будет стремиться его изъять. Вместе с формационных технологиях и о защите информации».

Указанная норма применяется и в случае если у гражданина имеется снятая или погашенная судимость. Считаем, что смысл тако- го регулирования заключается и в том, что третьи лица не будут знать о действиях гражданина, которые сегодня утратили значение. Однако в ходе обыска следственнооперативная группа может так или иначе ознакомиться со сведениями об уголовном деле в отношении гражданина, хотя его судимость снята или погашена. Уточним, что это возможно и в случае, если конкретное производство следователя требует изучения информации за прошлые годы, а у адвоката в соответствующем сейфе или в облачном хра- тем, для адвоката потеря или разглашение нилище имеется сортировка «по годам», что определенных документов может привести к ряду проблем, в то время как следователь располагает и другой доказательственной информацией по делу.

Думается, подобные изменения будут способствовать защите информации о гражданине в рамках адвокатской тайны, необходимость решения данного вопроса остро стоит в правоприменительной практике.

Кроме того, проблемы возникают и при пересечении адвокатской тайны с налоговыми аспектами: в идеале следует изучать квитан- ции о приеме денежных средств, но не подробно рассматривать договора об оказании юридической помощи, где имеются значимые элементы адвокатской тайны.

На наш взгляд, поставленная проблематика в какой-то степени коррелирует, в том числе, и с «правом на забвение», которым обладает цифровой гражданин. Традиционно данное правомочие связывается с возможностью требовать удаления определенной информации в порядке ст. 10.3 Федерального закона от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, ин- не исключает возможности упомянутого ознакомления. Следует так же помнить о том, что в УПК РФ многие следственные действия (в том числе, изъятие) мотивируются тем, что они «могут иметь значение для уголовного дела», что определяется по усмотрению следователя.

Таким образом, институт профессиональной тайны как гарантия соблюдения прав цифрового гражданина требует совершенствования, особенно в контексте адвокатской тайны, вопросы которой пересекаются с уго- ловно-процессуальными и налоговыми аспектами, а также с правом цифрового гражданина на забвение. Это представляется перспективой для дальнейших исследований, поскольку на настоящий момент в данной области отсутствует баланс. Думается, предложенные законодательные изменения являются обоснованными, позволят найти баланс между частными и публичными интересами и в целом позитивно повлияют на институт цифрового гражданства (особенно в связи с наличием в производствах материалов, связанных с главой 19 УК РФ).