Продолжение раскопок грунтовых могильников эпохи бронзы в Барабинской лесостепи

На памятнике Усть-Тартас-2 (Карьер Таи-1) работы ведутся уже четвертый полевой сезон. Методика работы сплошным раскопом, широкими площадями, с выносом грунта за пределы рабочей площадки, с использованием геофизического мониторинга позволяет получать информацию не только об отдельном сооружении, но и о стратиграфии, планиграфии, хронологии объекта в целом или его значительного участка. Вскрытая в 2020 г. площадь со ставила 226 м2. Раскоп расположен вдоль края террасы, он продолжал исследования прошлых лет в северо-западном направлении. Помимо обнаруженных на памятнике ранненеолитических и поздненеолитических ритуальных и погребальных комплексов (см. работу Молодинa В.И. и др. «Поздненеолитический погребальный комплекс на памятнике Усть-Тартас-2 (Венгеровский район Новосибирской области)» в данном сборнике), здесь было выявлено десять захоронений одинов-ской (№ 63, 64, 65, 66, 68, 71, 72, 74–76) и одно – кротовской (№ 67) культур, содержащих совершенно оригинальный погребальный инвентарь. Некоторые из находок оказались столь индивидуальными, что диктуют незамедлительное введение материалов в научный оборот.

Цель данной работы – на основе краткой характеристики и первичного анализа полученных материалов показать результаты исследований 2020 г. объектов эпохи бронзы.

Характеристика и анализ источников

Напомним, что за прошедшие полевые сезоны на памятнике были исследованы погребальные комплексы различных эпох и культур, представившие порой уникальные материалы, которые в разной степени опубликованы [Кобелева и др., 2019; Мо-лодин и др., 2017].

Захоронения одиновской культуры на сегодняшний день составляют наибольший на памятнике могильник, насчитывающий 53 объекта. Они расположены параллельными рядами, помещенными вдоль края террасы. К настоящему времени таких рядов, разной насыщенности, зафиксировано четыре. Из них наибольшей представительностью выделяется ряд, идущий по краю террасы. Данный принцип формирования некрополя в целом характерен для погребальных комплексов одиновской культуры и хорошо изучен, прежде всего, на могильнике Сопка-2/4А [Молодин, 2012], а также Тартас-1 и Преображенка-6 (см., напр.: [Молодин, 2012, 2013]). На всех этих некрополях могилы сформированы в параллельные ряды, в конечном итоге образующие замкнутый комплекс. Закономерности их формирования еще предстоит выяснить в дальнейшем, обратившись к масштабным анализам данных антропологии и палеогенетики.

На памятнике Усть-Тартас-2 зафиксированы некоторые отличия планиграфии одиновского могильника. По данным, полученным на Сопке-2/4А, да и других вышеназванных объектах, захоронения одиновской культуры концентрировались в глубине террасы, и только отдельные группы могил или отдельные могилы выносились на ее край. В анализируемом случае некрополь сформирован на самом краю террасы, что определенно было продиктовано какими-то причинами, которые, впрочем, пока не ясны. Расстояние между могилами в рядах различно. Раскопками текущего года было выявлено три ряда. В первом ряду, расположенном по краю террасы, продолжающем самый многочисленный ряд могильника, исследованы шесть погребений. Из них в трех захоронены дети, в двух – взрослые, в одном – взрослый и ребенок, еще в одном – трое взрослых и два подростка (?). Во втором ряду выявлены три могилы: в двух захоронены взрослые, в одной – ребенок. Третий ряд представлен одной могилой, ярусной, с четырьмя погребенными взрослыми людьми. Таким образом, детские погребения располагались и в одних рядах со взрослыми, и в одних с ними могильных ямах.

Зафиксирована сложная стратиграфическая ситуация, выражавшаяся в нарушении погребениями одиновской культуры более ранних объектов. Например, погр. № 64 первого ряда накладывало сь на ранненеолитическую яму с останками рыбы. Погребение второго ряда № 68 накладывалось на поздненеолитический погребальный комплекс и, к тому же, перерезало ранненеолитический ровик, нарушив тем самым более древние объекты. Погребение № 75 было врезано в ров поздненеолитической конструкции, изменив контур и глубину этого земляного сооружения (подробно о поздненеолитическом погребальном комплексе см. статью Молодинa В.И. и др. «Поздненеолитический погребальный комплекс на памятнике Усть-Тартас-2 (Венгеровский район Новосибирской области)» в настоящем сборнике). Об особенностях погр. № 65 речь пойдет ниже.

Погребальная практика, фиксируемая при раскопках захоронений одиновской культуры памятника Усть-Тартас-2, практиче ски полно стью соответствует характерным для культуры канонам, выявленным как в целом для могильников данного культурного образования [Молодин, 2012], так и в одиновских захоронениях, исследованных на данном объекте в предшествующие годы [Мо-лодин и др., 2019]. Впрочем на данном памятнике были нередки и исключения. Речь идет о комплексах с необычным инвентарем (предметами пластического искусства), а также особенностями погребальной практики, порой настолько своеобразными, что это позволило даже выделять могилы носителей особого социального статуса.

К числу таких погребений, вне всякого сомнения, относится захоронение № 76. Могила выявлена в первом ряду, фактически у склона террасы.

Погребальная камера имела правильную подпрямоугольную форму, ориентирована по линии СВ – ЮЗ. Ее размеры по внешнему контуру 2,28 × 1,42 м, глубина варьирует от 0,4 до 0,5 м. Стенки могилы чуть наклонены внутрь, в северо-восточной части имеется отрицательный уклон. Дно, как характерно для одиновской традиции, неоднородно по глубине: в северной части оно выше, чем в южной – на 0,1 м.

Захоронение коллективное. В северной, основной части камеры были помещены три взрослых человека. Центральный из них имел более мощное телосложение и, судя по положению костей, помещен в могильную яму последним. Умершие были буквально втиснуты в погребальную камеру. Верхняя часть их туловища была несколько приподнята благодаря неровному уровню дна могилы. Особенностью погребенных было то, что у всех троих перед захоронением были отчленены головы. При этом шейные позвонки не имели каких-либо дефектов, что свидетельствует о достаточно «деликатном» или профессиональном их отделении, скорее всего, – ножом, но никак не рубящим инструментом.

В противоположной, южной части погребальной камеры были размещены еще две особи. Они ориентированы головой в противоположную сторону и покоились в ногах (между ног) у крайних индивидов (таким образом, все пять захороненных лежали «валетом»). По возрасту оба индивида были более молодыми (возможно, подростками). У них также отчленены головы, однако в отличие от трех взрослых головы были отрезаны практически вместе с шеей, и сделано это было также «деликатно», без применения рубящего инструмента (рис. 1, 1 ).

Погребальный инвентарь был положен только центральному, взрослому умершему. Изделия располагались кучкой под правой тазовой костью и, вероятно, были помещены в определенной емкости. Набор состоял из короткого костяного кинжала с выраженным колющим лезвием и намеченным черешком для крепления рукояти (рис. 1, 2 ). Остальные изделия из кости были представлены полуфабрикатами отдельных вещей (в т.ч. проколка, три наконечника стрел) (рис. 1, 3–9 ). Кроме этого, здесь были помещены небольшой каменный топорик, абразив, а также фрагмент челюсти кани-сового (лисица?) и коготь крупной совы (?). Можно предположить, что изделия представляют собой набор мастера-костореза. Близкие по своему содержанию наборы подобной специализации отмечались исследователями, например, в памятниках Верхнего Приобья [Сидоров, 1978].

Следы декапитации у погребенных фиксируются еще с эпохи энеолита, например, в материалах могильников Северного Казахстана [Зайберт, 1993; Рыкушина, Зайберт, 1984; Шорин, Нохрина,

Рис. 1. Погр. № 76 памятника Усть-Тартас-2.

1 – план погребения; 2 – костяной кинжал; 3–9 – костяные заготовки для орудий.

2000; Хлобыстина, 1999]. Захоронения одиновской культуры редко, но все же встречаются без черепов. Можно, наверное, говорить о культе черепа (или головы) у носителей традиций этой культуры. Однако данные проявления имеют место, скорее, как исключение, нежели правило. Таким образом, зафиксировано совершенно необычное захоронение не только для носителей одиновской культуры, но и для всей эпохи бронзы, включая усть-тартасскую культуру эпохи ранней бронзы, для погребальной практики которой разнообразные манипуляции над трупами перед помещением последних в могильную яму были традиционными [Молодин, 2005].

В захоронении одиновской кул ьтур ы № 64 (рис. 2, 1 ) следует отметить великолепную находку составного браслета на запястье левой руки умершей, состоящего из трех крупных бусин (диски с отверстием) из белого мрамора (рис. 2, 3–5 ).

Украшением браслета явилась подвеска, выполненная также из белого мрамора в виде стилизованной фигурки «уточки» (рис. 2, 2 ).

Среди исследованных захоронений одиновской культуры особое место занимает погр. № 65. Это коллективная усыпальница, которая, как и погр. № 68, перерезает поздненеолитическое погребальное сооружение и ранненеолитический ровик.

Погребение одиновской культуры № 65 состояло из четырех ярусов. Ярусная конструкция изредка встречается в могильниках культуры. В частности, двухъярусные захоронения отмечены на исследуемом памятнике – погр. № 18, 32, 38, а также на могильнике Сопка-2/4А – погр. № 577 [Молодин, 2012, с. 118] и № 580 [Там же, с. 120].

Захоронения каждого яруса изучаемого объекта отличались по погребальной практике и инвентарю, они близки лишь по ориентации человека го-

Рис. 2. Погр. № 64 памятника Усть-Тартас-2.

1 – план погребения; 2 – орнитоморфная скульптура из камня; 3–5 – подвески из камня.

ловой на СВ. Наиболее интересным и представительным по погребальному инвентарю оказалось самое верхнее захоронение. Умерший был помещен в могилу на животе и лежал непосредственно на другом человеке, который покоился на спине, в вытянутом положении. Верхний костяк принадлежал женщине, лежащий под ним – мужчине. Каждый погребенный был завернут в берестяное полотнище, которое было подожжено уже в могиле. В результате оба скелета оказались обожженными, однако, по скольку огонь воздействовал короткое время, предметы не пострадали.

У левого плеча верхнего погребенного была обнаружена совершенно удивительная глиняная скульптура человека, не имеющая аналогий ни в памятниках одиновской культуры, ни в изделиях такого же характера в других культурах Евразии эпохи ранней – развитой бронзы.

Данная объемная глиняная фигурка хорошо обожжена (рис. 3, 1 ), имеет темно-коричневый цвет, в области живота переходящий в ярко-красный. Пол персонажа не выражен. Высота изделия 16,2 см. Голова круглая (диаметр 4,2 см). Объемно переданы черты лица – округлые глазницы, широкий, рельефно выраженный нос, рот выполнен в виде неправильной подовальной ямки. На левой щеке обозначена прямая, вертикальная линия, очевидно, демонстрирующая татуировку. Волосы и уши не показаны. Шея короткая, лишь слегка намечена. Туловище вытянутое, прямое, без выраженной талии. Плечи переходят в длинные руки, которые явно нарочито увеличены и завершаются в области ног. На левой руке как будто угадываются пальцы (или когти?). В отличие от рук, ноги персонажа короткие. Рельефно выражены выступающие колени и ступни. Создается впечатление, что

Рис. 3. Находки из погр. № 65 памятника Усть-Тартас-2.

1 – антропоморфная фигура (глина); 2 – «маска» из кости; 3 – изделие из кости.

человек стоит на слегка согнутых ногах. Передняя часть на всю длину туловища выбрана в виде глубокой подчетырехугольной полости (длина емкости 7,4 см, ширина 1,8 см, глубина 1,6 см). Полость выполнена явно для размещения в ней какого-то приклада. Во всяком случае тонкая бронзовая пластина в ней сохранилась прекрасно. На спине скульптур-ки прослеживаются несколько хаотично нанесенных рисок, возможно, – имитация шерсти животного или фактуры одежды (?).

Произведение, несомненно, оригинально и, повторим, не имеет аналогий. Однако такие черты, как утрированно удлиненные руки, татуировка на лице позволяют фиксировать эпохальные черты сходства с антропоморфными изображениями на погребальных личинах каракольской культуры [Кубарев В.Д., 1988] и костяной пластике крохалевской культуры [Басова и др., 2019], которые совпадают по времени бытования с одиновской культурой и территориально близки последней. Антропоморфная пластика окуневской и самусьской культур (см., напр.: [Есин, 506

2009; Молодин, 1992; Новоженов, 2015]), а также значительное количество подобных случайных находок этого культурно-хронологического пласта из Западной Сибири существенно отличаются от анализируемого произведения.

Охарактеризованную фигурку человека завершает костяная «маска», которая была надета на его лицо. Маска выполнена из суставной части позвонка лошади (определение канд. биол. наук С.К. Васильева). Ее лицевая часть оформлена грубыми срезами, позволяющими видеть в образе вероятную морду медведя (рис. 3, 2 ). Наличие маски, надетой на лицо «человека», еще более увеличивает оригинальность данной находки. В то же время маска позволяет говорить о культурной интерпретации находки: подобное изделие, выполненное из такого же материала (определение канд. биол. наук С.К. Васильева), но чуть меньше по размерам, обнаружено в могиле одиновской культуры № 192 могильника Сопка-2/4А [Молодин, 2012, с. 53, рис. 53, 3 ].

Однако замечательно не только вышеописанное произведение, но и его явно прослеживаемая семантическая нагрузка, на характеристике которой следует остановиться особо. Глиняная скульптур-ка покоилась у левого плеча верхнего погребенного. При этом головка скульптурки была специально отломана и развернута лицом в маске в противоположную от разворота туловища сторону. В нише на туловище лежала бронзовая пластина. Сюда же могли помещаться и другие приклады (например, пища или изделия из органических материалов), которые до нашего времени не сохраняются*. Не исключено, что фигурка могла быть одета, во всяком случае, такие проявления мы нередко наблюдаем на антропоморфной пластике, на святилищах аборигенного населения сибирского Севера (см., напр.: [Гемуев, Сагалаев, 1986]). Замечательно, что лицо скульптуры человека было спрятано под маской, изображающей, по-видимому, как было отмечено, медвежью морду.

Данная находка требует специального осмысления. В настоящей работе мы считаем главной задачей скорейшее введение этого уникального произведения в научный оборот.

В качестве возможной аналогии данной скульп-турке, пожалуй, можно привести антропоморфный сосуд из Саразма (Таджикистан), хранящийся в Государственном Эрмитаже и опубликованный В.А. Новоженовым [2015, рис. 3]. Вырезанный из порфирита сосудик с человеческой головой и туловищем в виде чашевидной емкости семантически может быть сопоставим с анализируемым в настоящей работе изделием.

Рядом с глиняной скульптуркой человека была помещена костяная пластина (рис. 3, 3 ). Один ее конец закруглен. Ширина пластины плавно увеличивается к овальной оконечности. Длина изделия 13 см, максимальная ширина 2,5 см, толщина 0,35 см. Более узкий конец имеет отверстие, вероятно, для крепления. С обеих сторон пластина украшена гравированным орнаментом, нанесенным тончайшими линиями. С одной из сторон хорошо читается его композиционное построение: горизонтальные зоны, покрытые треугольными зигзагами и косыми (наклонными) линиями. На оборотной стороне узор нанесен симметрично, но более упрощенно. Гравировка на плоскостях изделия была практически незаметна и вряд ли могла служить для его украшения. Важно, что аналогичные по морфологии изделия были найдены в погребениях одиновской [Молодин, 2012, рис. 206] и кротов-ской [Молодин, Гришин, 2016, рис. 402, 1, 2 ] куль-

Рис. 4. Находки из погр. № 67 памятника Усть-Тартас-2. 1 – каменный наконечник стрелы; 2 – каменная ножевидная ретушированная пластина.

тур. Определение предназначения этих предметов всегда было затруднено и неоднозначно. В.И. Мо-лодин предполагал их возможную интерпретацию в качестве «костяных спиц», «накладок» [Молодин, 2012, с. 136] или фронтальных накладок на тело лука [Молодин, Гришин, 2016, с. 252, 253], однако есть аргументы и против такой трактовки. Как бы то ни было, в анализируемом случае принципиально важно само присутствие этого предмета, редко, но фиксируемого в материалах одиновской культуры. Примечательно, что сочетание таких предметов, как орнаментированная костяная пластина непонятного пока назначения и костяная маска зооморфного характера, обнаружено в двух случаях в одиновских непотревоженных комплексах могильников Сопка-2/4А и Усть-Тартас-2. Возможно, в погребении на Сопке также была антропоморфная фигурка, но выполненная из дерева (?) (или тряпичная кукла (?)), не сохранившаяся до нашего времени. Все это чрезвычайно важно для реконструкции надстроечных явлений в одиновском обществе.

Кроме могильника одиновской культуры, на Усть-Тартасе-2 выявлена могила, продолжающая ряд кротовских погребений (напомним читателю, что ряд кротовских захоронений совершен позже одиновских рядов [Молодин и др., 2018], однако ориентирован также вдоль края террасы). Погребение кротовской культуры № 67, исследованное на памятнике, является вторичным захоронением (что также имеет место у носителей культуры). Погребальный инвентарь в нем представлен каменным наконечником стрелы, ножевидной ретушированной пластиной (рис. 4) и мелким фрагментом керамики.

Заключение

Результаты раскопок 2020 г. на памятнике Усть-Тартас-2 суще ственно обогатили и расширили наши представления о погребальной практике одиновской и кротовской культур, носители которых в III тыс. до н.э. населяли лесостепные пространства Западно-Сибирской равнины. Глиняная антропоморфная скульптурка, сопровождаемая костяной маской, замечательна не только как предмет пластического искусства, но и как объект для изучения идеологических представлений населения Барабинской лесостепи в эпоху бронзы.

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ, проект № 18-09-40051.