Производство дистанционных следственных действий: опыт зарубежных стран

Цифровизация всех сфер общественной жизни оказывает непосредственное влияние на уголовное судопроизводство, создавая предпосылки для применения информационно-коммуникационных технологий в правоприменительной деятельности. Особенно актуальным является вопрос о возможности их использования для производства дистанционного допроса участников уголовного процесса.

На сегодняшний день реализация прав граждан на доступ к правосудию путем применения видео-конференц-связи получила наибольшее распространение в судебной стадии уголовного процесса, ее активно используют суды всех уровней. Так, в соответствии с данными статистики Верховного Суда Российской Федерации за 2021 год, Президиум ВС рассмотрел по видеоконференции 106 дел, апелляционная коллегия — 61, административная коллегия — 57, гражданская коллегия — 44, уголовная коллегия — 430, коллегия по экономическим спорам — 34, коллегия по делам военнослужащих — 51.

Федеральный закон № 610-ФЗ от 29.12.2022 года «О внесении изменений в Уголовнопроцессуальный кодекс Российской Федера-ции»2 существенно расширил возможности использования видео-конференц-связи, распространив возможность дистанционного участия на всех участников судебного заседания. Это поможет существенно снизить процессуальные издержки, расширит возможности сторон по вовлечению в процесс лиц, обладающих информацией об обстоятельствах преступления.

Описание исследования

Проведенный мониторинг сложившейся следственной практики показал, что на досудебной стадии уголовного процесса видео-конференц-связь практически не применяется. Имеются лишь единичные попытки дистанционного производства следственных действий.

Причиной является неудачная юридическая конструкция ч. 1 ст. 189.1 УПК РФ, в соответствии с которой следователь, дознаватель вправе провести допрос, очную ставку, опознание путем использования систем видеоконференц-связи государственных органов. Однако в органах внутренних дел видео-конференц-связь применяется, как правило, для организации оперативных совещаний. Соответственно, оборудование находится в кабинетах руководителей, либо конференц-залах, что делает неудобным его использование рядовыми сотрудниками. Кроме того, отдаленные отделы полиции, как правило, не имеют такого оборудования. Соответственно, видеоконференц-связь не может быть применена именно там, где она наиболее необходима. Обязательность прибытия участника уголовного процесса в районные центр не только влечет возникновение процессуальных издержек, но нередко требует существенных временных затрат в силу плохой транспортной доступности. Это существенно снижает возможность привлечь к участию в деле свидетелей, лично не заинтересованных в исходе дела.

В силу сложившихся обстоятельств, для получения необходимой информации, следователи вынуждены использовать различные бытовые мессенджеры. Доля следователей, использующих видеозвонки, постоянно растет. Так, в 2018 году их было 60 % [1, с. 110], то в 2023 году — 85 %. В числе достоинств отмечают: идентификацию лица посредством предъявления документов — 75 %, возможность записи проведенной беседы — 85 %1. Несмотря на указанные возможности, такая информация не будет являться доказательством по уголовному делу, поскольку получена в не процессуальном порядке.

В научном сообществе активно разрабатывается концепция цифровизации всего процесса уголовного судопроизводства, в том числе концепция электронных следственных действий и т. д. Реализация подобных концепций предполагается не просто на единой технологической платформе, а в рамках нового шага ее развития — цифровой экосистемы [2, с. 93]. Не оспаривая целесообразности такого решения, следует отметить, что его реализация требует не только времени, но и выделения существенных государственных ресурсов.

В этой связи практический интерес представляет мнение В. А. Лазаревой, которая определяет видео-конференц-связь как «телекоммуникационную технологии передачи информации по гарантированным каналам связи, а веб-конференцию как технологию передачи информации по негарантированным каналам сети Интернет». Она отмечает, что «массовая доступность сети Интернет обеспечивает более широкие возможности взаимодействия между субъектами уголовно-процессуальной деятельности» [3, с. 85].

Аналогичная точка зрения уже реализована в уголовно-процессуальном законодательстве Эстонской Республики. В ч. 2 ст. 69 УПК ЭР имеется следующее определение дистанционного допроса:

• 1)    при помощи технических средств, в результате чего показания допрашиваемого лица непосредственно видны и слышны в прямой трансляции, и допрашиваемому лицу можно задавать вопросы;

• 2)    по телефону, в результате чего показания допрашиваемого лица непосредственно слышны, и допрашиваемому лицу можно задавать вопросы².

Реализации подобных положений в УПК РФ мешает распространенная точка зрения, о том, что упрощение видео-конференц-связи до столь доступной в настоящее время сети Интернет не будет гарантировать должный уровень неизменности и достоверности транслируемых данных и их защищённость от доступа посторонних пользователей. Соответственно сделает невозможным использование полученной информации как доказательственной [4, с. 3].

Представляется, что достоверность полученных таким образом сведений можно обеспечить путем регламентации дополнительных процессуальных гарантий. Прежде всего, необходимо предусмотреть возможность фиксации доказательств не только в бумажной, но и в электронной форме.

Обратившись к опыту зарубежных стран, мы видим, что в ч. 15 ст. 7 УПК Республики Казахстан определено понятие «электронный документ — документ, в котором информация предоставлена в электронно-цифровой форме и удостоверена посредством электронной цифровой подписи»3. Возможность приобщения к материалам уголовного дела такого документа может стать одной из форм фиксации дистанционно проведенного следственного действия. В УПК Республики Казахстан также предусмотрена возможность приобщения к материалам дела любой электронной информации, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 42-1 уголовное судопроизводство в Республике Казахстан ведется в бумажном и (или) электронном форматах.

В Республике Беларусь ч. 1 ст. 88 Уголовно-процессуального кодекса допускает в качестве источника доказательств не только показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, в том числе их звуко-и видеозапись4 [7].

В соответствии с ч. 23 ст. 3 УПК Республики Грузия в качестве доказательств, в числе прочего, могут быть использованы документы, к каковым законодатель относит «любой источник, в котором информация запечатлена в словесно-знаковой форме или (и) в виде фото-, кино-, видео-, звуко- или иной записи, либо с применением других технических средств»1.

Аналогичный подход сформирован в Индии, где действует Закон об информационных технологиях, регламентирующий, в том числе, порядок и особенности работы с электронными доказательствами. Так, законодатель Индии определяет, что любая информация, содержащаяся в настоящем законе и бумаге, оптическом или магнитном носителе, произведенная компьютером, считается также документом, если условия, указанные в законодательстве, удовлетворены. Такие доказательства признаются допустимыми в любом разбирательстве, при этом не требуется наличие бумажного носителя [5, с. 83]

В УПК Эстонской Республики также предусмотрена возможность фиксации доказательственной информации в электронной форме. «Цифровая фотография» изготавливается из необходимого количества файлов или кадров видеозаписи, и хранится в виде компьютерного файла в системе электронного дела E-toimik [6, с. 128]. Размещение файла в системе электронного дела исключает возможность последующего вмешательства в его содержание, поскольку в реестре отражается дата и время редактирования.

Заключение

Анализируя опыт зарубежных государств, мы видим, что расширение использования цифровых технологий в уголовном процессе существенно тормозит отсутствие Единой государственной информационной системы, обеспечивающей возможность создания и хранения электронных уголовных дел. В настоящее время хранение цифровой информации возможно только «при бумажном уголовном деле» на электронном носителе. Такой способ является менее надежным, не исключает возможность потери электронного носителя, либо его подмены.

Однако потенциал внедрения системы электронного уголовного дела противоречиво оценивается российскими учеными-процессуалистами. Высказываются мнения, что это несет не только позитивный эффект, но и существенные потенциальные риски [7, с. 18]. В этой связи, считаем возможным начать применение такой системы в отдельных регионах в тестовом режиме. В этом случае можно обратиться к опыту ФРГ, в которой вопросы, касающиеся разработки технических условий, стандартов, алгоритмов внедрения цифровых технологий переданы для разрешения региональных властей. Каждая федеральная земля ФРГ в зависимости от своих материальных, технических и финансовых ресурсов обязуется самостоятельно нормативно урегулировать и наладить электронное взаимодействие между правоохранительными органами. Так, на территории Баварии сформирован пилотный проект — электронный интеграционный портал, упрощающий интерактивное электронное взаимодействие судов с правоохранительными органами на основе расширения возможностей обмена не только единичными процессуальными документами, но и всеми уголовными делами за счет создания и ведения картотек, обработки текстовых документов, фотографий и иных цифровых материалов [8, с. 216]. Это позволило бы наработать практику, соответствующую национальным особенностям российского уголовного судопроизводства.

Однако даже в отсутствие системы электронного уголовного дела, внедрение возможности проведения дистанционных допросов с применением технологий бытовой видеосвязи представляется возможным. В качестве процессуальной гарантии достоверности предлагается применять обязательную видеозапись дистанционного допроса, которая будет являться самостоятельным источником доказательств. В этом случае необходимо детально прописать порядок ее применения. В этой связи представляет интерес ч. 2 ст. 129 УПК Республики Армения, которая регламентирует порядок применения видеозаписи при производстве следственного действия: «видео- и звукозапись должны осуществляться с момента начала следственного действия, без перерыва, за исключением случаев непредвиденной технической неисправности или наличия иных объективных причин. В случае прерывания видео- и звукозаписи следственное действие приостанавливается, относительно чего составляется отдельный протокол, где указываются причины прерывания. Производство следственного действия продолжается с момента возобновления видео- и звукозаписи. До этого орган дознания или следователь принимает меры по охране места производства следственного действия, сохранению следов и предметов. В случае видео- и звукозаписи обеспечиваются целостность, видимость (охват, освещение и т. д.) и слышимость процесса следственного действия. Материалы видео- и звукозаписи не подлежат монтажу или иному изменению»1.

Таким образом, исследование опыта зарубежных стран, позволяет говорить о наличии реальных возможностей цифровизации уголовного судопроизводства. Перспективные тенденции могут быть реализованы как в результате масштабных государственных программ, так и в результате точечных изменений уголовно-процессуального законодательства, расширяющих и конкретизирующих возможности применения информационно-коммуникационных технологий. При этом нецелесообразно бездумно имплементировать УПК РФ все появляющиеся зарубежные. Необходимо учитывать национальную специфику российского уголовного процесса, а также наработанную практику производства следственных действий.