"Производство реальности" и "многомировая" вселенная в холистическом мышлении Г. Бейтсона

Научное творчество американского мыслителя Г. Бейтсона (1904 – 1980) без всякого риторического преувеличения действительно многогранно: он вместе с Винером стоял у истоков кибернетики, его считают одним из идейных вдохновителей НЛП и автором важнейшей для психиатрии эвристической модели патогенных связей («двойное послание»), его исследования и труды получили высокое признание в таких областях, как теория систем, антропология, экология, биология. Однако во многих своих разнонаправленных интел-

лектуальных исследованиях он удивительно последовательно доходит до весьма проницательных философских обобщений.

Одной из «сквозных» проблем, проходящих через все построения Бейтсона, является вопрос о структурном сопряжении сознания и жизни [2: 30 - 37], идей и фактов, разума и среды, что нашло отражение в такой устоявшейся рубрике к наследию этого мыслителя, как «экология разума» (Там же: 27). Именно в силовом поле сплетения интеллигибельных «порядков» восприятия и давления окружения, согласно Бейтсону, кроется ключ к осознанию причин осуществимости или неосуществимости плана или мечты, к пониманию природы возможностей и угроз, успеха и поражения, здоровья и болезни, счастья и несчастья человека и социальной группы.

Для описания фантазматических модуляций человеческого сознания или любого другого живого существа мыслитель использует понятия паттерна, фрейма или порядка (Там же: 71 – 75). Эти образования в восприятии можно обозначить как слабоосознаваемые и трудноконтролируемые, более или менее ж¸сткие предустановки , которые почти незаметно логически структурируют и эмоционально окрашивают поведение и опыт. Предустановки не являются содержаниями, но выступают организующими рамками, содержащимися в сознании контекстными «пустыми формами» или «несущими конструкциями» для всех улавливаемых таким способом наполнений восприятия. Иными словами, фрейм – это вместилище без насыщения; такая интеллигибельная «рамка» функционирует как ограничение, не являющееся содержанием, но определяющее предел вариативности и характер всех воспринимаемых содержаний (Там же: 72 - 73).

Так, например, чтобы научиться математическому сч¸ту, необходимо оперировать фреймами множественности объектов, искусственного редуцирования их конкретности к однотипности и определ¸нного способа упорядочения. В качестве примеров автор также приводит фреймы креационистских мифов, социальных идеологий и научных парадигм, игрового и драматичного поведения у людей и животных. В этом плане показательной является дифференциация мышления инициатора «правил игры» и психотипа «жертвы», бессознательно отбирающих из многооб- разия вариантов те сценарии развития событий, которые соответствуют этим ролям, и т.д. Мировоззрение индивида и общественное сознание социальной группы описываются Бейтсоном как «агрегаты» [2: 27] таких фреймов, как их многослойные сцепления в виде иерархически встроенных друг в друга энергоинформационных матричных образований, формирующих «перцептивную реш¸тку» личного и коллективного мировосприятия. Прич¸м каждый паттерн даже в неактуализированном состоянии (подсознательно) довлеет над субъектом, структурирует его ориентирование в хаотическом окружении и определяет его поведенческие акты.

В авторском понимании Бейтсона паттерн, фрейм, порядок рассматриваются, по сути, как синонимичные термины, дифференциация же проходит не между ними, а между их формами с позиций разграничения этих образований по степени абстрактности, опосредованности связей с конкретно-чувственной сферой, по месту в иерархически соподчин¸нных корреляциях между ними. Эти уровни, своеобразные «этажи» модуляций мыслитель называет логическими типами (Там же: 172 – 175, 182 - 187), между нечёткими границами которых иерархически скрещиваются, вступают в незаметную до автоматизма реакцию чувственные переживания и их более или менее абстрактные формы упорядочения.

Положение о почти спонтанном функционировании фрейма автор дополняет представлением о той или иной степени его гибкости, эластичности перцептивных реш¸ток (Там же: 228 – 239), которая более заметна при рассмотрении длительных циклов (например, историческое изменение мировоззрения), она усиливается в моменты продуктивного разочарования в прежних установках и в ситуации получения качественно иного опыта. Это позволяет оценивать восприятие живого существа как самокорректирующуюся систему или точнее, систему, способную к той или иной степени самокоррекции («обучению обучаться») (Там же: 50).

В филогенетическом плане в организации живого самокоррекция может приобретать разные формы, определяя новые возможности и степени свободы или зависимости. Согласно Бейтсону, живые существа подразделяются на приспособленцев

(например, рыбы, земноводные, у которых температура тела зависит от температуры среды), регуляторов (животные, поддерживающие температуру тела независимо от температуры среды), и экстрарегуляторов (предпочитающие изменения внутри своего контура изменениям за контуром) [3: 65 – 66]. Экстрарегулятор («человек – наиболее явный представитель этого класса»), по выражению Бейтсона, «осуществляет управление вне тела посредством изменения окружающей среды» (Там же: 66). Филогенетические и онтогенетические изменения общественного сознания и мировоззрения человека, таким образом, можно представить как переход от симпатических или «конгениальных» паттернов (основанных на вчувствовании, единодушии с воспринимаемой средой) к конструктивно-симпатическим ментальным порядкам (различным сочетаниям управленческого волюнтаризма и синергии со средой), наиболее ярко проявляющимся в эпохи модерна и постмодерна.

В онтогенезе самокоррекция восприятия индивида трактуется Бейтсоном как почти незаметное балансирование дедуктивных и индуктивных информационных потоков, процессов интериоризации и экс-териоризации. Сознание помещает между собой и хаотическим окружением перцептивную реш¸тку (агрегат фреймов), спонтанно и незаметно для себя «набрасывает» на внешние хаотические комбинации координатную сеть образов и шаблонов, мгновенно «обволакивает» и размечает динамические возмущения, происходящие за внешним контуром. Так, с одной стороны, ментальные порядки дедуктивно сопрягаются с комбинаторикой жизни, про-ективно «навязывают» ей в ходе экстери-оризации определ¸нные «рамки», коды, интерпретации. С другой стороны, восприятие индуктивно впечатляется «фактами жизни», являющимися, по сути, петлями «обратной связи», действие которых может усиливать, положительно подкреплять выбранный способ ориентирования или уравновешивать, ограничивать его применение к реальности [2: 30 – 33].

В результате такой интериоризации впечатлений ментальные порядки могут быть автоматически или рефлексивно скорректированы, уточнены для переработки новых изменений, и подобная динамика с большей или меньшей интенсивностью почти безостановочно происходит каждое мгновение в течение всей жизни. Вместе с тем эти процессы ограничиваются «пределами эластичности» внутреннего контура, поскольку при слишком интенсивном реф-рейминге могут запаздывать с адаптацией другие системы организма [2: 56 – 60]. Велика и инерционность в оперировании устоявшимися фреймами: «... человеческие существа привязываются к найденным ими решениям, и именно эта психологическая привязанность делает их столь уязвимыми». С этих позиций Бейтсон определяет человеческое Я как «фактически агрегат, соединяющий наши привычки восприятия и адаптивных действий и (время от времени) наши имманентные состояния действия» (Там же: 131). «Краткую привязанность к адаптации» мыслитель соотносит с «имманентным состоянием действия», а «более продолжительной привязанностью к адаптации» называет привычку (Там же)

Сбалансированное сочетание дедуктивных и индуктивных актов восприятия Бейтсон сравнивает со способностью сознания «взять» происходящее в «дедуктивно-индуктивные клещи» (Там же: 33), что обеспечивает гармоничную «навигацию» в средовом окружении. На практике же часто возникает та или иная степень дисбаланса, приводящего к дефективному поведению субъекта.

В одном случае индивидуальный или коллективный субъект в политике, профессиональной деятельности, частной жизни насильственно навязывает среде свои мечты, фантазмы, проекты, не заботясь об адаптации этого ментального порядка к возможностям и потребностям среды. Вследствие этого среда «блокирует» реализацию замысла, а упорствующий субъект приобретает устойчивое чувство обиды, продолжает настойчиво «раскачивать лодку», сетует на несовершенство среды и судьбу, невротически воспринимает себя «мучеником», не подозревая, что первопричина этой трагедии кроется в «пороках» его восприятия.

Другая крайность проявляется в гипертрофии индуктивных операций по отношению к дедуктивным. В этом классе ситуаций у субъекта ментальные порядки размываются до фрустрации, в т.ч. «эго», а его восприятие стремится раствориться в конъюнктурных процессах, подчиняясь силе обстоятельств. В результате такой шизоидный тип субъекта обреч¸н быть «заложником» чужих ментальных порядков, испытывать зависимость и несвободу, страдать от нестабильности и «разорванности» жизни [2: 111 - 114].

Ключевым концептом в построениях Бейтсона является своеобразная трактовка феномена информации, которая понимается амбивалентно и складывается как эффект соотношения процессов восприятия и игнорирования. Как уже говорилось ранее, фрейм действует как ограниченная ¸мкость сознания, приспособленная под улавливание только определ¸нных содержаний, пока этот фрейм не будет изме-н¸н. Тем самым в анализе информационных сообщений актуализируется такая родовая черта информации, как неполнота описания. Сам же феномен информации характеризуется Г. Бейтсоном как «небезразличное различие» (Цит. по: [3: 6]). В комментариях эта идея уточняется: «информацией становится различие, небезразличное (для данной информационной системы) в силу различимости для таковой, возникающей из-за превышения некоторым различием (по своей абсолютной величине или градиенту) порога различения данной системы» (Там же). Итак, фрейм работает как фильтр с определ¸нной пропускной способностью, в котором «оседают» распознаваемые и классифицированные явления, а остальные игнорируются и могут ощущаться только неосознаваемым образом. Согласно Бейтсону, «слишком слабые или слишком медленно поступающие различия не поддаются восприятию», «они не являются пищей для восприятия» (Там же). В связи с тем, что разрешающие способности фреймов не позволяют атрибутировать, «прорисовать» «запредельные» для их настроенности или сфокусированности сигналы, шумы и раздражители, возникает определ¸нная «слепота» или «перемежающаяся глухота восприятия». В результате рождаются стереотипы, шаблоны, происходят типизация, «отождествление нетождественного», игнорирование конкретики и другие «пороки» восприятия. Более того, воздействие некоторых фреймов может носить откровенно патогенный характер, предустанавливая сознание и поведение субъекта на роль «невежды-дилетанта», «жертвы», «неудачника», «алкоголика», «шизофреника», «посредственности», ана- логичные же закономерности определяют и судьбы больших и малых сообществ, и даже народов, наций, культур и цивилизаций.

Внутреннее «производство» информации и «потребление» сообщений, произве-д¸нных другими, по сути, являются производством реальности , предопределяя поведение коллективных или индивидуальных субъектов.

Важнейшим интегративным концептом учения Г. Бейтсона является представление о многомировой структуре Вселенной, о некоем «плюверсуме», который возникает в результате сопряжения и столкновения солипсистских паттернов , тонких и овеществл¸нных, порождаемых отдельными воспринимающими инстанциями. Тем самым в обществе и природе индивидуальный солипсизм восприятия «корректируется» влияниями, возникающими за внешним контуром фреймов: во-первых, комбинаторикой хаотических процессов, во-вторых, солипсизмами других индивидов, реализованными через их поведение. С этих позиций принцип реальности или объективности трактуется мыслителем как эффект проникновения, вторжения в контур паттернов одного субъекта образований, являющихся смысловыми, вещественными и событийными воплощениями фантазмов другого субъекта. Парадоксальным образом последовательный солипсизм приводит к творческой переформулировке принципа реальности как конвенциональной равнодействующей (общего знаменателя) солипсизмов всех существ.

Взаимопроникновение между индивидуальными мирами, согласно Бейтсону, по сути, имеет черты идиосинкразии , т.е. внешнего заражения данностью другого мира, которое во многих случаях не подлежит различению и разоблачению и наивно воспринимается как нечто «естественное» и «объективное» [2: 105 – 106]. Глубинный характер внешнего влияния и впечатлительность заимствующего реципиента связаны с эволюционной спецификой развития живого и особенно человека.

Чтобы «создаваемая» субъектами информационная реальность не была «дефективной», Бейтсон предлагает некоторые пути изменения разрешающих способностей восприятия. В основе всех этих алгоритмов творчески-экзистенциального «расширения сознания» должна присутство- вать развитая способность к самокоррек-ции или экстрарегуляции, т.е. умение выявлять порочность, патогенность в отношениях, казавшихся ранее естественными и очевидными, усматривать корни этих отношений в привычках восприятия (фреймах), использовать возможность моделирования фреймов биогенных связей, т.е. реализовывать возможности «неиспользованной свободы» [3: 236]. Для этого, полагает Бейтсон, также необходима «открытость для медленных изменений даже базовых (ж¸ст-ко запрограммированных) характеристик» общественного сознания (Там же).

Перефокусировка фреймов может произойти при помощи мировоззренческих реакций, обнаруживающих структурное сходство с творческим озарением и религиозной верой: «... нас может приводить в движение безымянная, бесформенная, нелокализованная надежда на грандиозное достижение. Для эффективности такой надежды вряд ли требуется определ¸нность достижения. Достаточно иметь уверенность в том, что в любой момент достижение может выскочить из-за поворота. Имеет смысл уподобиться тем , кто одержим этим нетерпеливым вдохновением, нетерпением, возникающим из ощущения, что великое открытие, ответ на все наши вопросы, великое творение – всегда где-то рядом» [2: 60].

Способность улавливания слабых различий может усиливаться благодаря постоянной работе по развитию интеллигибельной гибкости [3: 227 – 237], оттачиванию объяснительных возможностей языковых моделей, с этой целью для описания одного явления целесообразно привлечение разных языков (научного, религиозного-мифологического, художественного, народного, бытового и т.д.) [1: 79 – 101, 142 – 157].

Таковы лишь некоторые идеи из чрезвычайно богатого научного наследия Г. Бейтсона, позволяющие говорить о продуктивности применения дискурсов холистической философской кибернетики в осмыслении традиционных проблем гуманитарного знания.