Промышленная политика в условиях «ресурсного проклятия»: между Сциллой и Харибдой

Как известно, теория «ресурсного проклятия» (англ. resource curse) исследует механизмы, посредством которых высокая обеспеченность страны природными ресурсами может замедлять ее экономическое развитие. Впервые термин «ресурсное проклятие» был введен в научный оборот британским ученым Р. Аути [1]. Данную теорию можно условно разбить на два направления. Во-первых, это чисто экономические теории . Рассмотрим их в хронологическом порядке. Пожалуй, первой из них был так называемый тезис Пребиша-Зингера. Согласно ему условия торговли (т.е. соотношение индексов цен экспорта и импорта) стран – экспортеров сырья ухудшаются с течением времени, и стране становится сложнее (или даже невозможно) импортировать прежнее количество товаров и услуг. Это связано с тем, что данные страны в основном импортируют готовую продукцию, цены на которую в долгосрочном периоде растут быстрее, чем цены на сырье. Однако масштабное исследование по 25 видам первичной продукции на временном промежутке, составляющем более чем 350 лет для некоторых из них, показало, что данный тезис верен не для всех видов сырья и не на всех временных периодах [2]. Следующим объяснением «ресурсного проклятия» стала волатильность цен на сырье.

Существуют следующие каналы воздействия волатильности:

• 1.    Воздействие через обменный курс национальной валюты и/или через денежную массу. Если номинальный курс отечественной валюты является фиксированным относительно какой-либо иностранной валюты либо корзины валют, то трансмиссионным механизмом воздействия сырьевых цен на экономику становится денежная масса. При увеличении притока иностранной валюты, связанного с благоприятной внешней конъюнктурой, центральный банк вынужден скупать излишки этой валюты, чтобы удержать ее номинальный курс на заданном уровне. Однако это оказывает повышательное давление на уровень цен в стране (с определенным временным лагом), и, таким образом, реальный курс отечественной

• 2.    Воздействие через ожидания инвесторов: в стране отсутствует развитая финансовая система, многие из инвесторов будут отказываться от проектов из-за чрезмерно нестабильной экономической среды, порождаемой нестабильностью цен на экспортируемое сырье. Эмпирические оценки воздействия волатильности обменного курса на экономический рост приведены в [4].

• 3.    Воздействие через «голландскую болезнь»: растущий приток иностранной валюты приводит к повышению реального обменного курса отечественной валюты. Это подрывает конкурентоспособность торгуемого несырьевого сектора, повышает стоимость рабочей силы, увеличивает относительные цены на неторгуемые товары и услуги (из-за роста спроса со стороны торгуемого сырьевого сектора). Замедление развития торгуемого несырьевого сектора тормозит долгосрочный экономический рост страны. Причины такого положения следующие: во-первых, усложнение экспортной продукции выступает предпосылкой повышения темпов экономического роста в будущем [5]; во-вторых, даже при возвращении реального обменного курса на прежний уровень доля торгуемого несырьевого сектора в ВВП не восстанавливается до прежнего уровня. Это связано, в частности, с динамическим эффектом масштаба в данном секторе [6]: поскольку объем производства в нем упал во время сырьевого «бума», то средние издержки производства возросли (предполагается, что в секторе возрастающая отдача от масштаба), следовательно, доля рынка упала. Однако снизить средние издержки

• 4.    Воздействие на процессы накопления человеческого капитала. Инвестиции в образование носят долгосрочный характер, но вследствие замедления развития торгуемого несырьевого сектора они сокращаются, что и показывает опыт ресурсообеспеченных стран [7–9].

валюты все равно укрепляется. Хотя надо отметить, что среди специалистов нет консенсуса относительно того, какой режим валютного курса (фиксированный или плавающий) эффективнее при волатильности цен экспорта страны. В известной работе П. Агиойна, П. Бачетты, Р. Ран-сьера, К. Рогоффа отмечается, что в литературе не найдено значимых отличий между режимами плавающего и фиксированного валютного курса в плане воздействия на макроэкономические показатели страны [3].

сложно, поскольку они зависят от кумулятивного объема производства, который меньше, чем в странах-конкурентах (не пострадавших от экспортного «бума»).

При определенных условиях происходит эффект вытеснения человеческого капитала природным. Однако существует пороговый уровень человеческого капитала, при превышении которого влияние ресурсообеспеченности на экономический рост становится положительным. Важнейшее значение имеет относительная величина человеческого капитала по отношению к природному.

Второе направление – политэкономическое объяснение « ресурсного проклятия », которое стало доминирующим с конца 1990-х гг. Экспорт природных ресурсов может порождать значительную ренту. Для экономических агентов в стране может быть более выгодной борьба за данную ренту, нежели производственная деятельность. Поиск ренты может принимать разнообразные формы: увеличение числа госслужащих, реализация «белых слонов» (огромных низкоэффективных государственных проектов), рост коррупции.

Отрицательный эффект проявляется, в частности, при точечном распределении ресурсов, т.е. при концентрации ресурсов на ограниченной территории, этнической или иной «раздробленности» общества [10], низком уровне производительности труда в несырьевых секторах [11]. Слабые политические институты в числе прочего ослабляют защищенность прав собственности, что влияет на особенности использования природных ресурсов.

Теоретическим оправданием для проведения промышленной политики, хотя и ограниченным, является наличие провалов рынка, которые вызывают Парето-неэффективное распределение экономических ресурсов между различными видами экономической деятельности. Таким образом, не достигается реализация потенциально возможных сравнительных преимуществ страны.

Данные рыночные «провалы» могут быть классифицированы следующим образом: слабые и несуществующие рынки; высокие издержки входа или существование минимального масштаба производства с уменьшающимися средними издержками (оба случая связаны со статической экономией от масштаба); существование ярко выраженной кривой обучения (внутрифирменное обучение действием); внешние эффекты, связанные с инвестициями в исследования и разработки, а также в человеческий капитал и обучение на работе; внешние эффекты, связанные с обучением действием, которое является внешним для фирмы (внутриотраслевым); информационные внешние эффекты; внешние эффекты координации; несовершенства рынка капиталов (асимметричный доступ к информации у кредиторов и заемщиков); несовершенства рынка товаров (в частности, репутация их качества как входной барьер в отрасль).

В настоящее время акцент в теории промышленной политики сместился в сторону информационных внешних эффектов (связанных с определением структуры издержек в экономике) и внешних эффектов координации при наличии возрастающей отдачи от масштаба [12], поскольку остальные провалы, как предполагается, нивелируются при достаточном уровне развития соответствующих рыночных институтов.

Однако почему «ресурсное проклятие» должно вызывать возникновение данных внешних эффектов? Вспомним, из-за чего возникают внешние эффекты, – в силу того, что права собственности не специфицированы в достаточной степени. Но, как было сказано выше, «ресурсное проклятие» проявляется в том числе в «коррозии» прав собственности, что уменьшает возможности экономических агентов по интернализации внешних эффектов.

До этого мы предполагали, что наличие определенных провалов рынка не позволяет стране реализовать потенциально возможный паттерн сравнительных преимуществ, а этот паттерн мы неявно считали заранее заданным (хотя и неизвестным).

Проблема с «ресурсным проклятием» состоит в том, что оно ухудшает потенциально возможный паттерн сравнительных преимуществ страны – при прочих равных условиях. Почему это происходит? Во-первых, замедляется накопление человеческого капитала. Во-вторых, из-за волатильности сырьевых цен, порождающей макроэкономическую волатильность, в большей степени страдают инвестиции в более сложные виды деятельности.

Структурная политика предполагает выбор государством приоритетных направлений, что неизбежно приводит, даже в отсутствие коррупции, к ошибкам и крупномасштабному неэффективному использованию государственных ресурсов. Возможно, наиболее противоречивый аспект структурной политики заключается как раз в том, способно ли правительство лучше, чем рынок, выбирать те секторы, которые должны развиваться; и может ли оно перераспределять ресурсы в них быстрее, чем рынок. Бюрократия, распоряжаясь государственными ресурсами, не так сильно заинтересована в эффективности их вложения, как предприниматели – в рентабельности своих инвестиций. Опыт многих стран доказывает неэффективность в долгосрочном плане инструментов структурной политики.

Даже если не учитывать проблему поиска ренты, в ресурсозависимых странах, как мы видели, качество экономической политики снижается. В частности, она становится более «проциклической». Ресурсные бумы часто сподвигают правительство на чрезмерные внешние заимствования. При этом глубина последующего снижения ресурсных доходов недооценивается. В случае со структурной политикой это может означать, что в период ресурсного бума могут быть осуществлены инвестиции в секторы, кажущиеся перспективными или просто обладающие значительными лоббистскими возможностями. В период последующего падения сырьевых доходов возможность поддерживать эти секторы резко снижается, что приводит к массовым банкротствам. В то же время наличие хороших институтов, как государствен- ного управления, так и общественного контроля за государственными расходами, значительно повышает качество экономической политики.

Исследователи-политологи полагают, что причиной безответственной политики являются то, что горизонт планирования у политиков в ресурсозависимых странах становится более «коротким» [13]. Они игнорируют негативные последствия своих действий, которые отразятся на будущих поколениях. Что любопытно, подобная психология начинает преобладать и среди предпринимателей в ресурсозависимых странах. Как мы видели ранее, это неудивительно, поскольку поиск ренты становится относительно более выгодным по сравнению с производственной деятельностью. Подобное «сужение» горизонта планирования у политиков и предпринимателей отражает увеличение их ставки дисконтирования: это означает, что в будущем им надо теперь предложить более высокий доход, чтобы отказаться от текущего потребления.

Таким образом, наличие «ресурсного проклятия» усиливает основания для проведения промышленной политики, но в большинстве случаев уменьшает возможности для ее качественного проведения.