Прония в военной организации Византии раннепалеологовского времени. Часть 1

Одним из наиболее важных политико-экономических институтов поздней Византии, сыгравшим определенную роль, в том числе и в формировании специфики палеологовской военной организации, была прония. Проблема византийской пронии принадлежит к числу тем, наиболее разработанных в историографии 2. Тем не менее исследование этого института в большинстве работ направлено на рассмотре- ние его экономической характеристики. Изучение же пронии в системе военной организации Византийской империи периода правления Палеологов приводило исследователей к отдельным частным замечаниям, в большей мере касающимся тенденций в генезисе системы социально-экономических отношений 3.

В частности, в современной научной литературе устойчивый характер приняла концеп- ция, согласно которой стратиотские формирования как боевая сила в палеологовский период были заменены на прониарское войско. Впервые эта идея была высказана П. Кара-нисом. Исследователь полагал, что прониарс-кая служба, не имевшая феодальной природы, являлась позднейшим этапом эволюции стра-тиотской службы [37, p. 131]. Эта гипотеза была воспринята и переработана Л. Максимовичем. Придерживаясь мнения Г. Острогорского о развитии процесса феодализации Византии в поздний период, изучая особенности административной системы, исследователь выдвинул предположение о децентрализации системы управления, выраженной в фактической ликвидации фемной системы [5, c. 109]. Кроме того, определяя отличие компетенции кас-трофилакса и чауша, Л. Максимович предположил, что чауш командовал провинциальным войском, состоявшим из прониаров [5, c. 109].

Разрабатывая гипотезу Г. Острогорского, В.А. Сметанин и Н. Икономидис указали, что динамично развивающийся процесс феодализации империи вызвал переход от крестьянских к феодальным ополчениям (прони-арским). В частности, по мнению В.А. Сметанина, это выразилось в переводе армии на прониарскую (исключительно феодального характера [14, c. 119]) основу и упразднении категорий военнослужащих стратиотов и ак-ритов [14, c. 117–118] 4. В своих рассуждениях о стратиотах, перешедших в разряд прони-аров, Н. Икономидис обратился к известным данным византийских актовых материалов и подчеркнул обоснованность суждения о формировании в поздней Византии крупных коллективных и «малых проний», держатели которых в военно-техническом и юридическом отношении были последним звеном эволюции стратиотской службы [49, p. 367, 368].

Обобщение всех предшествовавших гипотез было произведено М. Бартусисом. В статье, посвященной изучению службы каваллариев, основываясь на известных науке данных актовых материалов, ученый пришел к выводу о тождественности статуса стратиотов и прониаров [32, p. 347]. Развивая свою гипотезу в другой работе, ученый указал, что простагма Михаила Палеолога разрешает пожалование пронии с посотис от 24 до 36 перперов по личному решению Михаила VIII и Андроника II солдатам, проявившим доблесть в боях [28, S. 270–271]. Следует отметить, что в интерпретации текста простагмы мы можем согласиться с М. Барту-сисом лишь по одному пункту, а именно: с признанием того, что упомянутые в документе ико-номии (пронии) с посотис от 24 до 36 перперов жаловались прониарам. В то же время хотелось подчеркнуть, что, придерживаясь понимания пронии как нефеодального института, автор дважды упомянул, что пожалование предназначалось прониару-солдату [28, S. 270–271].

Рассматривая вопрос о связи административной системы со способами комплектования поздневизантийской армии, вслед за Л. Максимовичем М. Бартусис указал, что фемы в палеологовский период сохранились исключительно для фискальных и гражданских административных целей. Военные функции фем перешли к великой аллагии, выступавшей как военное квазифемное образование [34, p. 194–195, 202].

М. Бартусис предложил два варианта понимания великой аллагии. Первый, который был наиболее близок автору, предполагал понимание великой аллагии в значении единственной и главной организационной формы поздневизантийской армии. В этом случае воины, составлявшие великую аллагию, а это, по мнению ученого, преимущественно прониары и наемники, получали в источниках наименование мегалоаллагиоты [34, p. 204].

В объемной статье «К проблеме солдат – держателей малых земельных участков в Поздней Византии» М. Бартусис приходит к выводу о том, что источники палеологовского времени сообщают о прониарах, а не о страти-отах или каких–либо иных категориях военнослужащих [30, p. 2–11]. В то же время упомянутая в источниках стратия понимается исследователем как рядовая повинность зависимых крестьян [30, p. 5, 6]. В монографии, посвященной поздневизантиской армии, обобщив свои предшествующие предположения, М. Бартусис указал на тождественность правового, военного и социального статуса стратиотов и про-ниаров, цаконцев [33, p. 164–169, 182–184, 186]. В этой связи необходимо отметить, что в одиннадцатой главе своей монографии автор подчеркнул, что стратиотские списки палеологов-ского периода являлись не чем иным, как списками прониаров [33, p. 238–239].

В новейшей монографии М. Бартусис поставил проблему раскрытия специфики эволюции института пронии с технической, преимущественно военной стороны [29]. Однако поставленной задачи исследователь не решил – прония была рассмотрена главным образом через свою административную природу. Вместе с тем основные выводы М. Бар-тусиса по теме пронии совпадают с заявленными им ранее 5.

В заключение обзора историографии по вопросу отметим, что приведенные выше предположения были поддержаны и в новейшей литературе. И. Караянопулос, по известным нам данным и ряду положений работ Н. Икономидиса и М. Бартусиса, подтвердил мнение об эволюции стратиотской службы, замененной прониарской. При этом ученый повторил предположение о том, что посотис пронии и икономии составляли от 24 до 36 пер-перов [65, σ. 21–23]. Кроме того, исследователь согласился с высказанным суждением о роли и характеристике аллагии и великой ал-лагии [65, σ. 28–32].

Американский ученый Костис Смирлис, раскрывая проблему реорганизации налоговой системы в Византии после 1204 г., также затронул проблему пронии. Эволюцию института ученый рассматривал через выявленную им реформу налоговой системы. В частности, К. Смирлис отметил, что прония выражалась в праве сбора золотой монеты с крестьянского населения [62, p. 211]. Опираясь на традиционные актовые материалы, а также на изданный в 2007 г. документ «Apokope psomion», К. Смирлис приходит к выводу о том, что прония в XIII–XIV вв. была связана с денежными выплатами от каждого держателя земли в соответствии с налоговым бременем крестьян и домениальных земель [62, p. 214, 216]. Прония признана исследователем как важнейший институт военной организации [62, p. 217].

Следует отметить, что в проблему пронии не вносит ясности и новейшая работа обобщающего характера С. Кириакидиса. Прежде всего следует отметить, что С. Кириаки-дис не отмечает существование стратиотс-кого ополчения в этот период времени [43, p. 75–99], что определенно свидетельствует о признании исследователем концепции замены стратиотов прониарами. По мнению С. Ки- риакидиса, прония – это пожалование императором государственных налоговых прав на источник доходов отдельному воину-держателю или группе воинов, носившее условный характер [43, p. 75–76]. При этом исследователь отметил, что посредством пожалования проний фиск в той или иной степени компенсировал часть расходов на содержание солдата [43, p. 76].

Используемые нами данные актовых материалов и нарративных источников раннепа-леологовского периода позволяют не согласиться с главенствующей в науке точкой зрения. Цель исследования – определить место пронии в военной организации раннепалеологовс-кого периода Византии. Отметим, что хронологические параметры исследования ограничены правлением Михаила VIII и Андроника II с целью выявления эволюции функций пронии в условиях формирования нового содержания военной организации империи.

Прежде чем перейти к функциональной исключительно военной характеристике пронии, считаем возможным расставить акценты на некоторых приоритетных методических аспектах исследования по вопросам, выходящим за пределы нашего изыскания. Прежде всего отметим, что в своем изыскании мы будем отталкиваться от устоявшегося в новейшей литературе понимания пронии как пожалования налоговой квоты с земли (ποσότης), выделяемой при определенных обстоятельствах и на определенных условиях императором. Кроме того, мы поддерживаем мнение о том, что прония предполагала попечение над входившими в нее территориями [1, c. 191; 20, c. 51–52; 21, c. 221; 22, c. 17].

В некоторых грамотах термин прония употребляется в том же значении, что и другой вид пожалования – икономия [23, t. IV, n. III, p. 241; t. V, n. II, p. 89; n. XII, p. 107; n. XIV, p. 109]. Вполне вероятно, что эти два термина обозначали равные права на определенные категории земель. Как и пронии, ико-номии были императорским пожалованием 6; и одна, и другая могли означать как обрабатываемые, так и необрабатываемые земли; положение населения в них было одинаковым; для пронии и икономии характерны определенные особенности, отличающие их в правовом отношении от «собственности»7.

В территории, обеспечивавшие пронии, представленные в грамотах XIII–XIV вв., довольно часто включали не только группы отдельных сельских земель, но и целые поселения [23, t. III, n. XXXVII, p. 173; n. XXXVIII, p. 174; t. IV, n. IV, p. 37; n. V, p. 236; t. VI, n. LXXXVI, p. 212] 8. Селяне, обрабатывающие земельные участки, выплачивали прони-арам определенные подати, часть из которых поступала в императорскую казну 9, а часть служила доходом для прониара 10. Кроме того, прониары были наделены определенными (административными и судебными) властными полномочиями над париками 11. В целом про-ниары являлись представителями власти и властных органов 12.

Итак, представленный нами обзор историографии темы явно указывает на то, что определение места пронии в военной организации невозможно без анализа проблемы сущности пронии и стратиотского владения, возможности их сравнения. Полагаем, что главное отличие пронии от воинского владения состояло в том, что первая жаловалась на определенный срок – жизни, службы или милости императора ¹³. Кроме того, прониар не имел права продавать или передавать по наследству посотис.

Однако в историографии достаточно распространенным является предположение о наследственном характере пронии. Приводя в качестве аргументов сообщения ряда официальных документов и сообщение Пахимера ¹⁴, авторы экстраполировали эти данные на институт пронии XIV–XV вв. [17, c. 300, 301; 21, p. 50]. В частности, Г.А. Острогорский полагал, что прония постепенно превращалась в наследственное ленное владение, обладавшее полной экскуссией от власти государства [11, c. 123; 54, p. 482].

Отечественные исследователи поддерживали точку зрения Г.А. Острогорского. В частности, Б.Т. Горянов, анализируя актовый материал палеологовского периода, пришел к выводу, что основной формой крупного светского феодального землевладения в поздней Византии были «пожалования на основе пронии, которая из условного и временного пожалования превращалась в наследственную, неограниченную собственность». Исследователь подчеркнул, что, по свидетельству актов, прониары в позднее время наделялись широкими административно-судебными правами над зависимыми от них париками [2, c. 233]. Анализируя монастырские акты XIII в., М.А. Морозов приходит к мнению, что материал источников сообщает об эволюции пронии, проявившейся в ее трансформации de facto в безусловную наследственную собственность [7, c. 72–73, 76–77] 15.

Полагаем, что редкие и частные указания документов о переводе пронии в наследственный статус не могут быть распространены на все пронии империи. Более того, очевидно, что при определении статуса пронии необходимо учитывать конкретные обстоятельства и условия ее перехода в наследственное состояние. Так, лишь по благоволению императорскому, оформленному в грамоте, пронии могли приобретать наследственный статус 16. В некоторых случаях наделение пронии наследственным статусом было связано с определенными событиями, такими как, например, воцарение Михаила Палеолога 17.

Другим существенным различием между прониями и воинскими владениями было то, что последние в большинстве случаев обрабатывались самими владельцами. В то же время доход от проний полностью зависел от труда населявших земли крестьян. Воины проживали на тех земельных участках, которые приносили им доход, прониар же имел возможность проживать вдали от земель, составляющих материальную основу права попечения, жалуемого ему на определенный срок 18. Кроме того, земли, с которых определялся посотис, несколько отличались от воинских владений, поскольку помимо обрабатываемых земель в них могли быть включены промысловые угодья, пастбища, речные промыслы и т. д.19

То обстоятельство, что прония воспринимается в историографии, с одной стороны, как феод [4, c. 218–219; 19, c. 98–99; 55, p. 17], с другой – отождествляется с воинским владением, объясняется тем, что в отдельных случаях прониарами были военнослужащие. В этой связи некоторые исследователи придерживались точки зрения, что пронии жаловались исключительно из военных соображений [16, c. 22] 20 или же воинская служба была главной обязанностью прониаров [12, c. 265; 29, p. 283–284; 43, p. 75–76; 60, p. 77; 62, p. 211]. Представляется необходимым более определенное раскрытие указанного аспекта проблемы.

Прежде чем делать выводы об исключительно воинском назначении прониарских владений, необходимо рассмотреть, какие именно воинские обязанности возлагались на прониара. Например, в латинской Европе воинские лены обязывали их владельцев лично служить или же предоставлять конкретное число вооруженных воинов 21. В этой связи следует уточнить, была ли византийская прония связана с такими обязанностями. Немаловажным кажется вопрос о статусе прониа-ра: был ли он воином и если нет, то возлагалась ли на него обязанность предоставлять вооруженные отряды.

Относительно вопроса об обязательной связи института пронии и личной воинской службы данные источников исключают ее абсолютный характер.

В раннепалеологовскую эпоху грамоты, в которых указаны пронии, немногочисленны, а сведения, которые они содержат, не вполне определенны. Наиболее типичны три простаг-мы. В первой из них императорский служащий (оккеТод тус ваетлекас цои) получил право на передачу по наследству дарованной ему икономии в окрестностях Сера. При этом за исключением неких возложенных обязанностей все финансовые имперские повинности должны были быть сняты [23, t. V, n. II, p. 89]. Во второй – «судья богохранимого войска» (криуд тоО беофроирутои фоааатои) получил на таких же основаниях икономию в 1 000 мо-дий, которая, как и у его наследников, объявлялась свободной от всех долгов и обязанностей 22. В третьем случае некоему этериарху выдавалось наследственное право на иконо-мию, при этом не были упомянуты какие-либо повинности, возлагаемые на ее владельца [23, t. V, n. XIV, p. 109]. Хотелось также заметить, что в грамоте не упомянуто служебное положение первого из прониаров. В то же время «судья богохранимого войска» не был ни воином, ни военачальником. Он являлся придворным чиновником из окружения императора, занимавшимся разрешением воинских споров и тяжб [59, p. 4015] 23. Таким же придворным чиновником, а не военнослужащим в палеоло- говскую эпоху был и этериарх: его служба проходила при императорском дворе и заключалась в разрешении вопросов с чужеземцами, посланниками или беглецами [59, p. 3510, 364, 424] 24.

Современник рассматриваемых событий Пахимер повествует, что Андроник II в конце XIII в. предпринял пожалование проний помощникам (служащим), а также церквям и монастырям ²⁵. Довольно сложно предположить, что указанные получатели могли быть военнослужащими. Этот же историк сообщает, что Михаил Палеолог, дабы отблагодарить за верность и поддержку в процессе получения власти (узурпацию императорских полномочий), увеличил пронии оказавшим ему помощь представителям знати ²⁶. Подобное сообщение мы встречаем в труде Григоры в пассаже, посвященном смутному времени после смерти Андроника III: для привлечения патриарха на свою сторону против Кантакузина Алексей Апокавк предпринял массовые пожалования родственникам святейшей особы различных должностей и земель для обеспечения жизни в довольствии и богатстве ²⁷. В этой связи не вызывает сомнения тот факт, что не все представители знати и родственники патриарха имели воинское звание, как и не все воины получали пронии ²⁸.

Другой сюжет сочинения Григоры также вносит определенную ясность по рассматриваемому вопросу. После поражения при Пелекапе, как повествует историк, Андроник III выяснил причину, по которой на империю обрушился гнев Божий – «неурядицы в имперской службе и многочисленные недуги в суде (судебной работе)»29. После торжественной церемонии император избрал четырех мужей, достойных служить державными судьями. Вручив им судебные полномочия, император пожаловал (выдал) им земли, приносившие ежегодно обильные доходы 30. Тот факт, что дарованные земли, доход от которых образовывал ежегодное жалование новоназначенным судьям, по правовому статусу относились к категории проний, не вызывает сомнений. В этой связи отсутствие упоминаний названия прония не играет существенной роли.

Таким образом, пронии являлись вознаграждением за определенные услуги или же оплату службы вне зависимости от ее характера, а также обычным дарением, ставшим результатом императорского расположения, как, например, факты одаривания прониями монастырей и церквей; и в этом смысле пронии представляли институт, тождественный с апанажем лиц императорской семьи.

Прониарские земли последнего типа, довольно часто включавшие обширные территории или же отдельные регионы, позволяли их владельцам вести соответствующий происхождению и социально-политическому положению образ жизни. Так, например, в пронию Иоанна, брата Палеолога Михаила VIII, входили острова Митилена и Родос, а также обширные земли на материковой части 31. Зять императора, деспот Михаил, имел пронии, распространявшиеся на земли Балканского полуострова. После того как Михаил был заподозрен в сговоре со Святославом Терте-ром, его пронии были изъяты и переданы Михаилу IX взамен на пронии последнего в Малой Азии 32.

Несмотря на вышеуказанное, считаем необходимым более детально рассмотреть пронии, выделяемые в качестве вознаграждения за воинскую службу, безусловно получившие столь же широкое распространение, как в качестве вознаграждения за гражданскую службу 33. В этой связи следует ответить на закономерный вопрос о социальной принадлежности воинов-прониаров.

Упомянутый в одном из документов про-ниар пансеваст Алопос, как видно из его титула, был не рядовым воином. В соответствующей грамоте указанный пансеваст назван начальником (προκαθήμενος), в другой же уточняется, что он являлся προκαθήμενος Смирны 34. Названный в той же грамоте ка-валарий Сиргарий также не был рядовым конным воином [23, t. IV, p. 37, 39, 40, 41] 35. В одном из пассажей Пахимер повествует о том, что малоазийские акриты получали всевозможные милости от императоров и наиболее храбрые из них, очевидно, как военачальники, получили пронии 36. Таким образом, можно с полной уверенностью констатировать, что в тех случаях, когда прониарство и личная воинская служба были объединены в одном лице, прониарами являлись не рядовые воины, а военачальники 37.

В этой связи хотим высказать свое несогласие с мнением Н. Икономидиса, который в качестве экономического основания преобразованной ромейской армии определил институт пронии. Н. Икономидис указал, что к началу XIV в. прониары, составлявшие основу национального войска, получая с проний в большинстве случаев от 70 до 80 номизм, будучи включенными в территориальные объединения прониаров – аллагии, приводили с собой в войско одного или двух воинов [49, p. 353]. Исходя из последнего предположения путем исчислений, основываясь на данных Пахимера о численности «мегало аллагии» (великой аллагии) в 40 000 человек, можно прийти к абсолютно нелогичному мнению о том, что прониарское ополчение могло насчитывать в империи до 20 000 держателей проний. В этом случае ежегодные затраты империи на содержание про-ниарского войска могли составлять более миллиона перперов и значительно превышали затраты на наемников.

Представляет интерес и мнение М. Бар-тусиса. Определяя доходы прониаров, американский историк указал, что наиболее очевидным был доход в 320 перперов в год, получаемый ими сельскохозяйственными продуктами и наличными деньгами [31, p. 84–85]. Кроме того, ученый, не аргументируя данными источников, предположил, что численность прониар-ского войска должна была приближаться к 500 воинам [31, p. 84–85] 38. Таким образом, общая сумма затрат на содержание прониаров составляла 160 000 перперов в год [31, p. 85]. С учетом того, что исследователь согласился с предположением о замене стратиотского войска аллагией и мегало аллагией, состоявшей из прониар, а также приведенной численности прониарского войска, хотелось акцентировать внимание на необоснованности утверждения уже в силу характера, динамики и масштабов военных действий палеологовской армии. Также отметим, что в ряде случаев источники сообщают о точной численности отрядов противников и отрядов ромеев, которые даже в самых малых операциях значительно превышали пятьсот воинов.

Вместе с тем считаем возможным согласиться с мнением Н. Икономидиса о том, что наемную армию периода правления первых Палеологов предполагалось усилить прониарс- ким войском [49, p. 356]. Однако, как нам кажется, это касалось лишь безопасности западных рубежей. Следует заметить, что на всей европейской территории прониарское войско не могло удовлетворить нужды империи в деле обеспечения безопасности границ, прежде всего в силу своей немногочисленности 39. При этом восточные владения империи, очевидно, передавались на полное обеспечение малоазийских прониаров и стратиотов. Наше предположение всецело согласуется с мнением Н. Икономиди-са о существовании так называемых «малых проний» [49, p. 357] 40. Эти держания и предназначались для вознаграждения низшего командного состава из числа стратиотов.

Как следует из военной традиции византийской империи, командный состав армии получал жалованье в соответствии с чином, а также награды за заслуги и часть трофея. В палеологовскую эпоху о дополнительных наградных выплатах или же распределении военной добычи среди командного состава не упоминается. Вполне вероятно, что наделение прониями служило заменой традиционного вознаграждения. В этой связи отметим одну особенность.

Большинство сообщений источников об оплате воинской службы касались исключительно наемников-иностранцев ⁴¹. При этом в раннепалеологовскую эпоху для обозначения выплат воинам, владевшим прониями ⁴², или же жалованья, выдаваемого наемникам, употреблялся термин ситиресион. Так, по данным Пахимера, Рожер де Флор дозволял каталонцам разорять население Малой Азии, несмотря на получение ими ситиресиона ва-силевса: «ка Г та и б’ kavou^evoig ка Г тоТд е к ваоЛеюд аипреагоц» [57, t. IV, p. 459 ^9-10]. В ряде других случаев ситиреcия названа «цюбод» « p oYai»⁴³. Таким образом, можно предположить, что и в первом из приведенных пассажей держателями проний являлись не ромеи-военачальники, а наемники (см.: [57, t. I, p. 187 ^27–29]). Следовательно, лексема си-тиресион употреблялась в значении жалованья наемникам, получившим за службу земельные участки.

В одном из пассажей Пахимер перечислил мероприятия Михаила, предпринятые императором для подтверждения своей щедрости. В их числе были увеличения проний, упо- мянутые исключительно в связи с членами сената (герусии) и военными. При этом, сообщая о последних, автор подчеркивает их отличие от народа (остального населения) то пл-убод, которому предназначалось освобождение от долгов и пожалование средств для жизни [57, t. I, p. 139 3–10]. Таким образом, мы можем предположить, что в указанном пассаже автор говорит о вознаграждении военачальников знатного происхождения и что в ряде конкретных случаев, прониарство в Византии являлось воинским институтом, связанным исключительно с представителями командного состава 44.

Однако следует заметить, что помимо вышеуказанной функции исключительно «малые пронии»45 могли также выделяться и незнатным воинам 46. Отметим, что источники раннепалеологовского периода представляют не вполне четкие и ясные данные относительно последнего тезиса. Так, в сообщении Пахимера о реорганизации акритской службы содержится информация о том, что держателями проний могли быть особо отличившиеся воины пограничных районов, то есть, возможно, стратиоты, проявившие особое усердие и храбрость в военных действиях, очевидно, занимавшие низшие командные посты.

Итак, подводя предварительные итоги, можно отметить, что используемые нами данные актовых материалов и нарративных источников раннепалеологовского периода позволяют не согласиться с главенствующей в науке точкой зрения, согласно которой про-ниары и прониарское войско были тождественны стратиотскому ополчению, представляя собой последнюю стадию их развития. Результат сравнительного анализа таких сущностных признаков как срок и условия владения/держания явно указывает на различие пронии и стратиотского владения. Вместе с тем проблемы социальной принадлежности, прав и обязанностей, а также места прониаров в системе военного командования требуют дополнительного изыскания во второй части публикации. Отметим, что в связи с особым значением в контексте исследования нововведений в пограничной службе следующую часть статьи начнем с краткого обзора истории акритской реформы 47 (подробнее о реформе см.: [3]).