Пространство сна в устном рассказе бурят (на примере шаманских сновидений)

Во многих устных рассказах бурят о шаманском избрании человека говорится о его особенной болезни. До тех пор пока человек не принял шаманский сан, он подвергается многим болезням – как физиологическим, так и нервным, в том числе испытывается и муками бессонницы или, наоборот, навязчивыми снами.

Описание подобной болезни неоднократно упоминается в исследованиях о шаманизме. Так, Б. Э. Петри писал об особенностях шаманской болезни, где наряду с различными недугами отмечал шаманские сновидения [4, с. 107]. А. И. Дарханова подчеркивает особенность психического состояния будущего шамана, который наряду с головной болью мучается от различных галлюцинаций, видений, а также и сновидений [2, с. 47].

После принятия человеком шаманского сана, с началом духовной практики для избранного человека наступает облегчение. Кроме того он проходит этапы духовного обучения, одним из которых оказывается сновидение. Наряду с реальными духовными учителями у шамана появляются наставники, которые руководят им во сне. Поэтому снам, рассказам о чудесных, вещих видениях в устном творчестве бурят отводится особое внимание.

С позиции исследователя, в пространстве сна человек, обладающий особой духовной чувствительностью, вступает «в контакт с миром сверхъестественного, с миром духовных сущностей», позволяющий познать нечто новое [3, с. 3]. В этом случае человеку открываются новые возможности для установления энергетических связей с чем-то и кем-то извне, при помощи которых оказывается возможным разрешение определенной насущной проблемы. Не случайно М. Элиаде, исследуя шаманизм как особое верование, относил подобное обрядово-процессуальное действие к совокупности «экстатических и терапевтических методик», где область транса, сна открывали новые энергетические поля» [6, с. 318].

В устном рассказе бурят сон является особым энергетическим пространством. Это своеобразная форма передачи человеку (прежде всего шаману, а от него - человеку, для которого проводится обрядово-процессуальное действие) особой информации. Через сон шаман воздействует на реальность, внося в нее упорядоченность и гармоничность; при этом он воздействует на человека посредством сна, своего рода введением того в гипнотическое состояние для получения ожидаемого результата. Таким образом, шаман оказывается своеобразным проводником духовных посланий, хранителем особых сакральных сведений.

Именно сновидение позволяет открыть, раздвинуть границы закрытых пространственно-временных полей. Действие сна происходит не в каком-то одном измерении и не связано только с настоящим временем. Шаман «видит» и прошлое, и будущее. Общеизвестно, что категории пространства-времени в фольклорном произведении обладают специфическими свойствами. Об этом, на материале шаманских сновидений, пишет Саран-гэрэл: «Некоторым людям об их склонности к шаманскому призванию указывают сновидения. Шаманы обычно путешествуют во сне, часто летая по воздуху. Они могут видеть сны, где встречаются с определенными животными или обучаются у лиц, призывающих их к служению духам. Это могут быть сны, предсказывающие будущее или живо изображающие картины прошлого» [5, с. 8]. Поэтому в устных рассказах бурят о чудесных сновидениях, видимых шаманом или субъектом, на которого воздействует особая энергия духовной практики, пространственно-временная организация мира сна может быть разнообразной.

Сложную архитектонику пространства-времени находим в устном рассказе, бытующем в форме предания о возвращении с войны двух братьев из рода Красовских. В рассказе говорится, что во время войны старая мать двух братьев Галдана и Гавриила шабганса Будаха каждую неделю готовила тарасун и ходила к шаману: «Тэрэ дайндаа сагта байха. Тиигээhаа манай үтэлhэн эжымнэ ходо тогоонэ архи хаагаргадлаа, тэрэ бөөдоо ябадал байха. Тэрэндээ ошодлоо угаа ехэ мүргэл манай нагасын аханад тухайтло хэдлаа байха. Бултандаа заянуудтаа, эжэнуудтаа, манай Yхэшэнь хYнуудта мYргэл хэдлаа байха» - «Это было в годы войны. Тогда наша бабушка всегда делала вино и ходила к шаману. Придя туда, совер- шала большую службу о наших дядьях. Всем заянам, эжинам, нашим умершим родственникам молились» [1]. Шаман, совершая обряд, впадал в сонное состояние, а, придя в себя, успокаивал односельчанку, что был на войне, видел ее сыновей. Братья с войны вернулись. Вскоре они рассказали о странных чудесных происшествиях, случившихся с ними на фронте.

Гавриил рассказывал, что однажды, в минуту затишья, он не то заснул, не то впал в дрему. И в этот момент увидел перед собой белого старца Саган Yбгэна, который грозным голосом приказал: «Хубаа, ши тиишэ бу ошо. Тэндэ улэхэшь. Амида байхабэшь. Шуумгай гаарэндэhээнь саашая-баа, тург өө р эндэhээ ньг ү йжэ бэ» – «Сын, ты не ходи туда. Там останешься. Не будешь живым. Быстрей отсюда уходи, быстрее беги отсюда» [1]. Гавриил должен был по приказу командира перейти на десять метров левее. Он решил сделать это после небольшого отдыха, во время которого ему и явился белый старец.

Как вспоминали в роду, рассказ родственника был красочным: старец был седовласый, седобородый: «М ү нгэн ү hэниинь, м ү нгэн hахалиинь hалхиндаа сохижо байха» – «Серебряные волосы, серебряная борода от ветра бились». Лицо у него было очень сердитое, гневное («Яhала, угаа ууртай нюурниинь байха» – «Очень сильно сердитое лицо у него бы-ло».«Нюдэниинь галлаар ялаганад-ялаганад байха» – «Глаза огнем сверкали») [1].

Солдату нельзя было ослушаться приказа, и герой семейного предания сделал попытку перейти на требуемые позиции, но был отброшен назад тугим ударом ветра: «Халуун хии hалхиндаа сохилдодло гэдэргээ унаа» – «Горячим вихрем ударенный, упал навзничь» [1]. Когда солдат очнулся, бой был закончен. Тот участок фронта, куда он был направлен, полностью был разгромлен. Гавриил не раз вспоминал этого старца, впоследствии всегда с удивлением говорил: «Дайндаа гэнтэ нюдэндэмнии ерээдлаа бай-ха» – «В войну внезапно перед глазами вставал» [1].

Другой брат, Галдан, рассказывал о том, что однажды во время ночного затишья, когда все спали в землянке, он был разбужен во сне чьим-то голосом, который сказал: «Галдан, т ү рг өө р эндэhээнь бодоод, гар эндэhээ!» – «Галдан, быстрей вставай отсюда, выходи вон!» [1]. Сказано было резко, требовательно, настойчиво. Не смея воспротивиться, солдат встал и вышел. Не успел отойти, как откуда-то прилетел снаряд, и все, кто был в землянке, погибли. В другой раз подобное чудо также случилось во сне, тогда резкий и строгий голос приказал: «Галдан, бодоо, моринууди ошоод хара!» – Галдан, вставай, посмотри лошадей!» [1]. Герой легенды, разбуженный строгим, требовательным голосом, раздавшимся будто наяву, вскочил, выпрыгнул из окопа и пошел быстро в тыловую часть, где находились лошади, и был спасен. Но до взрыва успел увидеть над окопом всадника – моритой х ү ни. Одет был он во все белое: «саган хубсаhатай моритой х ү н» – «в белых одеждах всадник».

В данных рассказах поражает переплетение разных пространственновременных пластов. Призывы матери, ее обращение к духам, молитва шамана обращены верховным божествам (заянам, эжинам, хатам), в первую очередь к верховному божеству Эсэгэ Малаан Тэнгэри, духам-хранителям – сахиусанам, что относится к мифологическому хронотопу. Действие же шаманского обряда происходит в реальности. Шаман имеет возможность силой обрядового действия «вырываться» из реальных пространства и времени и оказываться в ином измерении – безотносительном к настоящему. Данный мифологический план, созданный в далеком прошлом всем народом, есть проверенная человеческим опытом бытийная практика, поэтому оно (прошлое) может дать защиту и разрешение проблем в настоящем [7, с. 15]. Поэтому не случайным оказывается появление перед братьями образа белого старца, становящегося подлинным духом-хранителем. Детали божественного образа («м ү нгэн ү hэниинь, м ү нгэн hахалиинь» – «серебряные волосы», серебряная борода», «ууртай нюурниинь» – «гневное лицо», «нюдэнииньгаллаарялаганад-ялаганад» – сверкающие огнем глаза», «саган хубсаhатай моритой х ү н» – «всадник в белой одежде») подчеркивают неестественность, необычность происходящего для современного человека.

При всем этом приведенные тексты следует считать не сказкой, не нарочитой фикцией, а устным рассказом с жанровыми чертами легенды. Парадоксальность сочетания разнородных пространственно-временных координат свидетельствует о жизненности мифологического пласта в мировосприятии бурятского народа. Сохранившееся мифологическое сознание объясняет происходящие события, подсказывает человеку верное решение проблемы и влияет на его образ жизни в целом.