Протестный дискурс "русского марша"

Автор: Ганюшкина Элеонора Александровна

Журнал: Власть @vlast

Рубрика: Социология

Статья в выпуске: 6, 2014 года.

Бесплатный доступ

Статья посвящена анализу феномена «Русского марша» как модели протестной ритуальной коммуникации, осуществляемой спикерами праворадикального дискурса с целью подрыва статуса официальной власти. В рамках дискурс-анализа автор рассматривает вопрос о том, какую роль играет исторический ресурс в процессе конструирования мифопанорамы протестного ритуала. С этой же целью проводится интент-анализ рекламно-презентационных материалов коалиции «Русский марш».

"русский марш", протестный политический ритуал, манипуляция историческими сюжетами, политический миф, конкуренция политических дискурсов

Короткий адрес: https://sciup.org/170167494

IDR: 170167494

Текст научной статьи Протестный дискурс "русского марша"

И звестно, что новые движения и партии нередко самоутверждаются на базе исторической ретроспекции с привлечением различных политических мифов. При этом максимальный эффект достигается с помощью ритуальной «инсценировки идентичности».

В качестве примера можно привести «Русский марш»1, заявивший о себе в публичном пространстве в 2005 г. Он появился на улицах Москвы и стал ответом на закрепление в том же году в календаре государственных праздников исторической даты 4 ноября как Дня народного единства (День Казанской иконы Божией Матери в Российской империи). Эта дата восстанавливала в массовом сознании память о событиях 1612 г., когда наша страна была освобождена от польско-литовских оккупантов силами народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского. Утвержденная вновь традиция празднования Дня народного единства отвечала мейнстриму правящей партии: трансляции державной идеи и оживлению православных ценностей как элемента историко-духовного наследия. К тому же формировался «заградительный миф» по отношению к советскому мифотворчеству об Октябрьской революции. Однако вследствие размытости государственного проекта национальной идентичности и многократного маневрирования между цивилизационными и национальными вариациями идентичности [Малинова 2013: 368-369] реанимированная традиция, вместо того чтобы поддержать статус-кво существующего режима и сплотить гражданское общество в единое целое, обернулась его дискурсивным оспариванием со стороны спикеров праворадикального дискурса.

Изначально концепция «Русского марша» (далее – РМ) сводилась к консолидации тех субъектов политического поля, которые критически относились к политическому режиму. Но вскоре наметилась тенденция к демаркации границ дискурсивного фрейма в сторону этнонационализма. Организаторы четко обозначили идеологический императив: враг в ментальной системе национализма обязательно имеет этническое лицо, и поэтому борьба не может быть ограничена правящей элитой. В итоге врагами объявлены мигранты, иноэтничные граждане, отождествляемые с оккупантами, посягающими на суверенитет государства. Не случайно лозунги с темпоральными коннотациями: «Сегодня миграция – завтра оккупация!», «Время освобождать Родину/ Время повторить подвиг предков» звучат как призыв к действию, к войне против «захватчиков». Подспудно обнаруживается другой подтекст мифического сообщения, артикулируемого в форме ритуала, – религиозный. Получается, что современные «оккупанты» (выходцы из исламского мира) представляют не меньшую опасность для христиан, чем когда-то польско-литовские/шведские интервенты (католики). Речь идет не столько о вере, сколько о взгляде на православие как элемент культурноисторического кода, который пытается дешифровать вражеская сила.

При этом военная топика в буквальном смысле пронизывает семантическую структуру РМ. Ставка на события 1612, сюжеты Отечественной войны 1812 г., Великой Отечественной войны 1941– 1945 гг., описывающие военные подвиги русского народа, помогает агентам контр-дискурса1 решить следующие задачи: 1) сформировать в глазах широких масс собственный позитивный имидж как продолжателей подвигов героев Отечества и тем самым расширить электоральную базу; 2) с помощью приема ложных исторических аналогий поместить себя и своих сторонников, в частности тех, кто осужден за экстремизм, в мартирологический контекст; 3) посредством гипер- трофии степени потенциальной угрозы, исходящей от мигрантов и иноэтничных граждан, сориентировать массовые целевые группы, прежде всего маргинальный слой молодежи, на акты неконвенционального политического участия. Данный тезис наглядно иллюстрирует лозунг РМ 2012 г.: «1612, 1812, 2012 / Время освобождать Родину / Время повторить подвиг предков …» Настраивает на ассоциации с войной инкорпорированный в семантическое поле ритуала марш «Прощание славянки», олицетворяющий проводы на войну, строка песни-гимна «Священная война»: «Вставай, страна огромная!». Более того, на официальном сайте РМ (rmarsh.info) имеется раздел «Агитация», где символы победы (монумент «Родина-мать» в честь Сталинградской битвы, памятник «Воин-освободитель») включены в изобразительный коллаж заставок сайта РМ. И все это составляет общий контекст националистической пропаганды. В логике дискредитации «оккупационного режима» спикеры праворадикального дискурса метафорически уподобляют правящий класс пособникам интервентов, «пятой колонне», предающей интересы государства и нации ради собственного узкокорпоративного блага (миграция как источник личного обогащения; педалируется тема коррупции). При этом критика в адрес политического истеблишмента подпитывается историческими ссылками на период татаромонгольского ига, когда Русь находилась под гнетом Золотой орды. Иллюстрацией сказанному служит популярный лозунг: «Хватит кормить Кавказ! / Хватит платить дань новой орде!». С одной стороны, перед нами – демонизированный образ высшего руководства страны (те, кто «кормит орду», т.е. поддерживает рабство и ущемляет интересы национальной экономики), а с другой – идеологи РМ, метафорически отождествляющие себя с воинами национально-освободительного движения.

В свою очередь, фундамент мифопа-норамы РМ зиждется на главном мифе о великой Российской империи. Он создается благодаря насыщению образа державными национал-государственными символами дореволюционной эпохи: 1) геральдическими (Андреевский флаг, романовский династический триколор, изображение герба династии Романовых на плакатах-растяжках); 2) живыми агентами памяти (казаки, хоругвеносцы); 3) христианскими атрибутами (иконы, кресты). Стоит отметить, что в полисемиотическом локусе ритуала парадоксальным образом уживаются языческая атрибутика и христианская эмблематика в связи с неоднородным составом участников (неоязычники, православные фундаменталисты).

Подчеркивая историческую преемственность с имперской Россией, акторы ритуального действия демонстрируют разрыв связи с советским наследием. Показательно, что в марше принимают участие сторонники захоронения тела В.И. Ленина, демонизирующие фигуру революционного вождя в лозунге: «Слава Христу! Смерть Антихристу». Налицо десакрализация символа советской революционной эпохи: вождь как демоническая сила, враждебная божественной заповеди Бога. А значит, косвенно ниспровергаются идеологи коммунизма, культивирующие светлый образ Ленина в политической риторике. Однако факт ниспровержения коммунистического символа в процессе ритуальной коммуникации не отменяет символическую опору на другой эпизод из советской истории – Великую Отечественную войну, о чем уже упоминалось выше.

Немаловажную роль в конструировании семиотического пространства ритуала играет акустический символ – гимн РМ (песня рок-группы «Коловрат»). Выбор в качестве гимна песенного жанра рок-композиции обусловлен не только его экспрессивным потенциалом и ориентацией на молодежную целевую аудиторию. Важно еще и то, что рок-поэзия группы «Коловрат» отражает ярко выраженную радикальную идеологическую позицию неприятия коммунизма и апологетику национализма, равно как и расизма. Кстати, некоторые тексты рок-группы Минюст РФ официально объявил запрещенными, они находятся в федеральном списке экстремистских материалов. Среди них такие тексты, как «Арийский реванш», «Я ненавижу коммунизм», «Каратель «СС Варяг» и др. Таким образом, протестный рок-гимн РМ становится идентификационным маркером радикальной оппозиции.

Проведенный автором интент-анализ, позволяющий выявить идентификационную стратегию субъектов коалиции РМ1, показал, что в речевой структуре рассматриваемых текстов преобладает паттерн «ориентация на проблему» – 34% (см. рис. 1) и преимущественно негативная оценка современности в сравнении с романтизированным докоммунисти-ческим прошлым. Авторы заявляют, что «сегодня русский народ находится в критической точке своей истории»2.

Кроме того, сюжетная линия повествования в целом строится по принципу экспликации горячих тем. Среди них неэффективность государственного управления, в частности, это касается функционирования властных и силовых институтов на местном уровне, что подтверждается освещаемыми в «Вестнике РМ» бирюлевскими событиями. Рассказ о бирюлевских событиях, символически обозначенный заголовком с пониженной экспрессией «Голос бирюлевского гетто», выдержан в духе персональной микроистории и наполнен ретроспективными отсылками к недавнему прошлому, периоду «лихих 90-х», когда, по мнению агента памяти (рассказчика и очевидца), закреплялась этническая криминализация бизнеса и его поддержка властями. Апелляция к 90-м призвана подчеркнуть темпоральную протяженность проблемы социальноэтнического неравенства и активизировать в сознании коммуниканта стереотип национальной ревности по отношению к иноэтничным гражданам, прежде всего «кавказцам».

Другой педалируемой темой, питающей этнические фобии и подкрепленной ссылками на события в Волгограде и военную ситуацию в Сирии, становится исламский джихад. Данная тема наряду с другими лаконично дополняет миф о «геноциде» коренного этноса. Ясно, что подобный взгляд на современность вызывает чувство обоснованного протеста и неприятия у адресата. Таким обра-

  • ■    Категория «мы»

  • ■    Категория «они»

  • ■    Освещение проблемы

  • ■    Направленность

на аудиторию

Рисунок 1 . Интенциональная структура «Русские»

зом, настоящее мыслится авторами в негативном оценочном модусе.

При этом стержнем семантической структуры рассматриваемых текстов выступает антитеза модуса времени: «прошлое – настоящее – будущее». К примеру, в Манифесте демонизированное настоящее противопоставляется идеализированному дореволюционному прошлому: «Мы, Русский народ, лишившись своего государства в 1917 году, скоро вот уже столетие как находимся под гнетом сменяющих друг друга антирусских режимов. Не имея собственной государственности, мы постоянно подвергаемся угнетению, неоднократно принимавшему форму геноцида» 1 . Подобная интерпретация истории России – это центральный конструкт в националистическом мифотворчестве, актуализирующий миф о государстве-эксплуататоре, и коррелирующий с ним миф о тайном антинародном заговоре властей (причем здесь органически вплетается в подтекст народно-обывательский стереотип об иудейско-сионистской составляющей заговора).

Негативный образ сегодняшней России описывается в сопоставлении с культивируемым агентами ультраправого дискурса футуромифом о потенциально возможном «русском будущем», когда якобы будет сформировано «русское национальное государство» и возвращены «все права Русскому народу, отобранные у него чередой антирусских режимов»2. Роль исполнителей мессианского проекта связывается авторами с текстов коалиции «Русский марш» – ЭО категорий «мы» (паттерн занимает 30%, в незначительной степени уступая предыдущему; см. рис. 1).

В анализируемом материале присутствуют также интенции на самосохранение. Члены коалиции не желают утратить обретенное с 2005 г. «единство» и лишиться возможности в перспективе инициировать общую идентичность. Поэтому в своем обращении к сторонникам они дидактически подчеркивают: «Никакие идейные противоречия, никакие личные амбиции, никакие антипатии не стоят нашего Единства» 3 .

По линии размежевания с «внешним врагом», т.е. этническим агентом колонизации (выходцы из Средней Азии, Северного Кавказа, Закавказья), и «внутренним» – теми, кто осуществляет и поддерживает «оккупацию» («путинцы», «партия жуликов и воров», конформно настроенные по отношению к нынешнему политическому режиму и не участвующие в борьбе за «русское будущее» граждане), конструируется идеализированный имидж национальных воинов. Не случайно во время акта ритуальной коммуникации участниками периодически скандируется лозунг: «Быть русским – быть воином!»

Несущей конструкцией популистской риторики ультраправых становится мифическое сообщение о высоком смысле и судьбоносном значении РМ для страны и истории: «Русский марш продемонстрировал всем, что значит Национальное единство»4. Не углубляясь далее в детали, скажем, что суть ее сводится к императивному требованию ликвидировать «антирусский режим» как источник поддержания «иностранной колонизации» и «выплаты дани Кавказу».

Весьма показательным является ограничение программных тезисов четырнадцатью символьными пунктами. Ведь 14 – это суммарное число слов в двух знаменитых лозунгах американского неонациста Дэвида Лейна 1 . Причем за счет перефразирования одного из лозунгов был создан девиз коалиции «Русского марша», который звучит так: «Мы должны сохранить нашу русскую землю ради нашего будущего и будущего наших русских детей». Налицо ретроспективные аллюзии на нордический миф.

Что касается речевых формулировок, характеризующих оппонента (суммарно – 23%), то они представлены преимущественно отрицательными интенциями. Так, критика и дискредитация первого лица государства аккумулируется за счет использования приема ложных аналогий, когда нынешний президент В.В. Путин метафорически уподобляется обобщенному историческому персонажу – Самозванцу. По принципу навешивания ярлыков построены речевые конструкции, характеризующие этнического «другого». Делается упор на неприемлемости совместного общежития с «кавказцами» и «гражданами среднеазиатских республик» в рамках единого цивилизационного организма. Это объясняется тем, что якобы первые – «звери»2, а вторые «привыкли к средневековым восточным деспотиям… и им не нужна Великая Россия с многовековой историей»3. Здесь мы отчетливо видим, как трактовка межнациональных отношений проходит сквозь оптику расистских утверждений. Наконец, смысл интенций, толкающих к действию, сводится к необходимости участия в рейдовых кампаниях по обнаружению нелегальных мигрантов (в рекламируемом социальном проекте Guestbusters) в качестве выполнения патриотического долга. Соответственно, уклонение от участия расценивается как проявление лояльности к врагу.

Проведенный интент-анализ текстов коалиции РМ позволяет сделать вывод об их ориентировке на манипуляцию массовым сознанием. Все они пронизаны антиправительственной и антимигрант-ской риторикой. Основным принципом организации текста становится обращение к историческим сюжетам, использование метафорического потенциала прошлого. Оппозиционный дискурс РМ носит маргинальный характер. Хотя его лидерами предпринимается попытка захвата чужого бренда («Русский марш», проводимый движением «Наши»), все они являются политическими аутсайдерами, а их проект национальной идентичности подвергается дискурсивному, зачастую юридическому оспариванию 4 со стороны власти. Не случайно в своем послании Федеральному Собранию В.В. Путин акцентирует внимание на проблеме межэтнических конфликтов как главном препятствии на пути к социальной гармонии в обществе. И не без оснований замечает, что межэтническое напряжение провоцирует «своего рода “аморальный интернационал”, к числу которых относятся и так называемые “русские националисты”» 5 .

При всем этом, на наш взгляд, в условиях социальной аномии и интенсификации процессов глобализации спрос на праворадикальную риторику будет порождать предложение РМ в форме конструирования им новых политических мифов на основе манипуляции историческими сюжетами.

Статья научная