«Протогорода» эпохи бронзы Южного Урала и Древний Хорезм
Автор: Т.С. Малютина
Журнал: Краткие сообщения Института археологии @ksia-iaran
Рубрика: Публикации
Статья в выпуске: 217, 2004 года.
Бесплатный доступ
Короткий адрес: https://sciup.org/143183916
IDR: 143183916
Текст статьи «Протогорода» эпохи бронзы Южного Урала и Древний Хорезм
“ПРОТОГОРОДА” ЭПОХИ БРОНЗЫ ЮЖНОГО УРАЛА И ДРЕВНИЙ ХОРЕЗМ
Удивительная выразительность формы протогорода Аркаим способствовала тому, что многие исследователи стали рассматривать этот памятник как архетип древнейшего города индоевропейцев и индоариев (Зданович, 1989; 1995; Гуревич, 1989). Его отождествляют с авестийской варой, построенной Иимой - первопредком и культурным героем иранских легенд (Стеблин-Каменский, 1995).
На Южном Урале в настоящее время исследуется целая “страна” протогородов рубежа Ш-П тыс. до н.э., в основе планировочных решений которых лежат геометрические символы кругов, овалов, квадратов и прямоугольников (Зданович, Батанина, 1995). В эпоху поздней бронзы и классических кочевников скифского мира эти планировочные решения воплощались, в основном, в погребальной обрядности индоиранского населения степной Евразии (Раевский, 1985. С. 14-32).
Опыт создания новой “Страны городов” фиксируется тысячелетия спустя в низовьях Амударьи в Хорезмийском оазисе. Здесь во многом повторяются основные принципы организации южноуральской “Страны городов” и ее социальный опыт, а также четко просматривается геометрическая основа планировки городов, сооружены жилые помещения в оборонительных стенах (Раппопорт, 1998. С. 28-33). Во многих памятниках близка организация жилого пространства (Кюзели-Гыр - овал, Калали-Гыр - прямоугольник, Кой-Крылган-Кала - двойной круг). Ведущим субстратом в сложении архаического Хорезмийского государства являлось степное население приаральских саков (Толстов, 1948. С. 70; Вишневская, Раппопорт, 1997. С. 171).

Рис. 1. Аэрофотография Аркаима {Зданович, 1997, рис. 1)

Рис. 2. Аэрофотография Кой-Крылган-Калы {Толстов, Вайнберг, 1967, рис. 4)
Остановимся подробнее на сопоставлении материалов Кой-Крылган-Калы и Аркаима. Исследователи уже неоднократно обращали внимание на близость архитектурных и планировочных решений этих памятников (Пьянков, 1999. С. 280-281). Аэрофотоснимки (рис. 1, 2) достаточно ярко свидетельствует об их тождественности (Кой-Крылган-Кала, 1967. С. 11; Зданович Д.Г. 1997. С. 48). Оба “города” имеют два кольца оборонительных стен. Пространство между оборонительными стенами занято жилыми сооружениями. Жилища имеют удлиненно-трапециевидные формы, вписаны в круговую систему крепости, торцевые короткие стены жилищ примыкают к внешней оборонительной стене, а длинные стороны ориентированы к центру круга. Жилища разбиты на два-три отсека поперечными перегородками (рис. 3—4). Между жилищами и стеной внутренней цитадели располагается круговая улица. Есть и отдельные различия. На Аркаиме улица совмещена с устройством рва ливневой канализации. На Кой-Крылган-Кале такой ров отсутствует (рис. 4). Различается и расположение помещений в центральной крепости. Центральная часть Аркаима занята жилыми трапециевидными сооружениями, сориентированными к центру. В центре - незастроенная прямоугольная площадь. Центр Кой-Крылган-Калы организуется на основе знака, отражающего форму креста или свастики. Стены восьми прямоугольных жилищ представляют собой лабиринт из отрезков свастических фигур, вписанных в круг цитадели. Несомненно, центральное “здание” Кой-Крылган-Калы - это сакральное пространство. Сооружения Аркаима несли, по-видимому, одновременно и профанную, и сакральную нагрузку. На Аркаиме на центральной площади геофизическими исследованиями зафиксированы отрезки фундаментов стеновых конструкций, которые тоже напоминают фрагменты свастической фигуры. Свастические символы читаются на Аркаиме в планировке кварталов второго круга жилищ.
Наблюдается общность планировочных схем входных комплексов на обоих памятниках. Две предвратные башни Кой-Крылган-Калы образуют своеобразный укрепленный дворик перед входом. На Аркаиме аналогичный дворик сформирован перед входом за счет резкого поворота оборонительных стен. Вполне возможно, что дворик тоже имел дополнительные укрепления. Входные проемы пробиты в оборонительной стене, выше уровня ее платформы. К центру ведут перекрытые галереи - лабиринты. Сооружение предвратных лабиринтов, по-видимому, продиктовано фортификационными задачами.
В.М. Массон в одной из своих последних статей пишет, что Аркаим совмещал функции оборонительного сооружения и загона для скота (Массон. 1998. С. 262). Однако конструкция входов-лабиринтов, характер культурного слоя на площади памятника и его слабая гумусированность, структура пола жилищ не позволяют говорить, что здесь в большом количестве содержались животные (Зданович Г.Б., 1995; 1997, С. 51). Конструкции лабиринтов входа и центральных сооружений на Аркаиме и на Кой-Крылган-Кале обусловлены, скорее всего, реальной военной стратегией и ритуалом. Конечно, Аркаим - это глубокая архаика по отношению к Кой-Крылган-Кале, но ощущение развития единой идеи, безусловно, есть. “Вряд ли можно сомневаться, что солярные символы - крест и колесо - лежат в основе планировки Кой-Крылган-Калы”, - писал в свое время Ю.А. Раппопорт (1967. С. 229).

Рис. 3. План укрепленного центра Аркаима а - данные раскопок; б - материалы геофизической съемки
Планировочные решения Кой-Крылган-Калы, как считают исследователи, продиктованы идеологическими представлениями, бытовавшими в кочевой среде азиатских степей (Толстов, 1962. С. 203; Раппопорт, 1967. С. 227). Символы креста, свастики и круга широко использовались в сако-массагетской погребальной практике. Своеобразно выражена эта символика на могильнике Тагискен в приаральских степях, где погребальные камеры спланированы в виде креста или прямоугольника и вписаны в круглые ограды-мавзолеи, сооруженные из глины и дерева. Погребальные сооруже-

Рис. 4. Кой-Крылган-Кала. Общий план раскопок (Толстов, Вайнберг, 1967, рис. 6)
ния и останки умерших были сожжены (Толстов, 1962. С. 144-150, 203). Остатки мощного пожара фиксировались в верхнем этаже центрального укрепления Кой-Крылган-Калы, которое также было связано с погребальным культом и обрядом трупосожжения.
Ритуал сожжения погребальных конструкций по своему происхождению, по-видимому, восходит к эпохе поздней бронзы. В зауральских степях очень близкие Тагискену сооружения по архитектуре и обряду погребения исследованы на могильнике Приплодный лог I (Малютина, 1984. С. 62, 71-72). Наиболее яркая конструкция открыта под курганом 5. Погребальная камера в форме креста вписана в шестиугольную каменную ограду с шатровым перекрытием из бревен. Все это сооружение окружено еще одной квадратной оградой из вертикальных каменных плит. Погребальная камера и де- ревянный шатер сожжены. Материалы могильника Приплодный лог I относятся к позднему этапу федоровской культуры андроповской историкокультурной общности (ХП в. до н.э.). Анализ обряда погребения федоровской культуры показал, что этот ритуал встречался почти на каждом исследованном могильнике Урало-Казахстанского региона в одном-двух курганах (Малютина, 1994. С. 13).
Сожжение погребальных конструкций известно и на памятниках ала-кульской культуры андроповской общности, датируемой более ранним временем - XVI-XIV вв. до н.э. (Потемкина, 1985. С. 225-226).
Вполне возможно, что эти сооружения и ритуал берут начало из традиций синташтинско-аркаимской “Страны городов” (XVIII-XVI вв. до н.э.). Здесь мы фиксируем сожжение не только гробниц, но и укрепленных поселений. Практически на всех раскопанных поселениях “Страны...” фиксируются следы неоднократных пожаров, охватывающих всю крепость (Аркаим, Синташта, Куйсак, Устье, Аландское, Берсуат). Их причины остаются непонятными. Пожары не сопровождаются следами войны. Нет оружия и останков убитых людей. Отложения культурных слоев свидетельствуют об исходе жителей и о временном запустении протогородов. Через некоторое время “города” снова заселялись. Восстанавливались и достраивались крепостные стены, расчищались старые фундаменты жилищ и возводились новые жилые сооружения по старым традиционным принципам. Даже колодцы вводились в старые шахты, и глиняные печи ставились на старых прокалах. То есть полностью копировались интерьер и назначение построек.
Одноактность пожара фиксируется только на Аркаиме. На поселении Куйсак - два слоя пожара, на поселении Аландское - три-четыре (?). Возможно, перед нами какой-то сложный ритуал, отдаленный смысл которого улавливается в эсхатологических представлениях поздних зороастрийцев (Бундахишен, 30; Ривайят, 48, 1-72), (Рак, 1998. С. 382-390). Возможно, здесь отражены традиции, связанные с системой расселения и миграциями древних индоиранцев, внутри общности которых сложились эти обряды. Л.А. Лелеков, анализируя сожженные тагискентские (Толстов, 1962) и уйгаракские (Вишневская, Итина, 1971) сырцовые гробницы в Приаралье, исходил из того, что в индоиранской и всей индоевропейской мифологии погребальные сооружения трактуются как микрокосмос; соответственно планировка гробниц осмыслялась как миниатюрное воспроизведение структуры вселенной. Ритуальное сожжение гробниц, по всей видимости, имитировало мировой пожар, которым должен быть в конце века обновлен мир. Об этом можно найти тексты в Авесте, Рамаяне, Махабхарате, Энеиде, пехлевийских сочинениях. Эти представления восходят к почитанию огня в его земном, атмосферном и космическом воплощениях. Через огненную стихию воплощается космологическая идея объединения земного и духовного начал и вечности духовной природы человека (Лелеков, 1976. С. 9).
Это — лишь отдельный сюжет развития ритуала и его мифологического осмысления. Исследователи Аркаима и Кой-Крылган-Калы представляют эти памятники как сложные и многозначные системы (Раппопорт, 1967;
Зданович Г.Б., 1989; 1997. С. 59-61). Кой-Крылган-Кала - это храм, обсерватория и мавзолей. Погребальные обряды Кой-Крылган-Калы связаны с развитием обрядов трупосожжения. Центральное здание представляется как прообраз будущей зороастрийской дахмы. Пожарища на верхнем этаже, вполне возможно, остались от сжигания трупов.
В пределах памятника и в его округе обнаружено значительное количество статуарных оссуариев с кальцинированными костями человека. К этому хотелось бы привести интересную деталь из степной археологии эпохи бронзы. На некоторых памятниках федоровской культуры кальцинированные кости и сопровождающие аксессуары в могиле располагались так, будто они были помещены в какую-то погребальную емкость-куклу (Зданович Г.Б., 1988, С. 153; Виноградов, 1984. С. 151). Не отразилась ли эта архаическая традиция в оссуарных погребениях Хорезма?
Несмотря на свою многозначность и полифункциональность, Кой-Крылган-Кала ярко отражает уровень городского строительства хорезмской цивилизации, истоки которой идут не только к древневосточным традициям, но и к степным. В основе планировочных решений здесь лежит степная символика “индоиранской Вары”. Архетип Вары запечатлен, по-ви-димому, и в кругах Аркаима (Пьянков, 1999. С. 281). К. Йеттмаром еще до открытия Аркаима с авестийской Варой отождествлялись все известные круглые храмовые города рубежа Ш-П тыс. до н.э. в Средней Азии и Афганистане (Кутлуг-Депе, Дашлы Ш) (Jettmar, 1981).
Определенное сходство с дворцово-храмовой архитектурой иллюстрирует и аркаимский фортифицированный центр. Его протогородской характер подчеркивают четко выраженная круглоплановость, сложность и соотнесенность с системой синташтинско-аркаимской культуры (Мерперт, 1995. С. 116; Зданович Д.Г., 1997. С. 16). Однако существует точка зрения, объясняющая феномен Аркаима в рамках концепции неурбанистического пути развития ранних комплексных обществ (Массон, 1998. С. 262). Но ведь авестийская “Вара” и есть предтеча и основа урбанизации в индоиранском мире. Она последовательно воплощается в культовой и городской архитектуре от глубокой древности до средневековья (Аркаим - Дашлы Ш, Тагискен -Аржан - Кой-Крылган-Кала, Ниса - Экбатаны и т.д.), связывая в единое целое весь индоиранский мир.
Если рассматривать Аркаим как древнейшее воплощение идеи индоиранской Вары, то это может быть основанием к тому, чтобы увидеть всю систему “прото-” или “квазигородов” на Южном Урале как некий архетип Страны, ассоциирующейся с легендарной “Айринам Ваэджа” (арийский простор). В литературе о Хорезме не раз обсуждалась идея “Большого Хорезма”, выдвинутая С.П. Толстовым. Суть идеи в том, что в начале I тыс. до н.э. на южных границах степного пастушеского мира и в северных пределах земледельческих районов Средней Азии, включая Прикаспий и Приаралье, возможно, существовало крупное раннегосударственное объединение, где преимущество отдавалось степным кочевническим традициям (Толстов, 1948; Воробьева, 1979. С. 38, 39; Пьянков, 1972). Страна эта играла ведущую и объединяющую роль в иранском мире (Арьошайане). Вполне возможно, что именно в этих пределах создава- лись гаты Заратустры. О существовании “Большого Хорезма”, в частности, косвенно свидетельствуют некоторые варианты этимологии слова “Хорезм”: “страна с хорошими варами”, “страна, где поселения с хорошими стенами”, “страна Благой Вары” (Вишневская, Раппопорт, 1997. С. 170). Судя по авестийским текстам, где перечислены арийские каршва-ры (Хорезм, Мерв, Согдиана и др.), Айринам Ваэджа во времена Авесты - уже легендарная область (Дьяконов, 1971. С. 137).
Во времена Авесты (IX-VII вв. до н.э., по Дьяконову) это понятие уже означало больше, чем конкретную территорию, и означало вообще равнины, заселенные оседлыми ираноязычными племенами. И.М. Дьяконов не поддерживает идею “Большого Хорезма”, а генезис восточноиранской цивилизации времени Авесты связывает с территорией к западу от среднего течения Аму-Дарьи, включая области Маргианы и Дрангианы. Однако судя по изложению материала о социальном устройстве, культовой жизни и неоднократным замечаниям на различные темы, И.М. Дьяконов считает, что эта страна не является самой древней иранской цивилизацией. Достаточно развитая цивилизация, общество с выделенными социальными стратами существовали еще при совместном проживании индоиранцев на единой территории Дьяконов, 1971. С. 128). С такой цивилизацией можно соотнести только группу ираноязычных племен (Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В., 1992. С. 375-376), которая представлена памятниками страны бесписьменных городов на Южном Урале.
Для разработки аркаимской проблематики важно преодоление скепсиса, касающегося уровня развития скотоводческо-земледельческих племен степи, и признания выдающегося значения степных материалов эпохи бронзы для решения проблем эволюции древнеземледельческих культур Средней Азии и восточноиранских цивилизаций.