Протоиерей А. М. Иванцов-Платонов о положительном направлении в литературе и жизни

Имя протоиерея Александра Михайловича Иванцова-Платонова известно не только специалистам по церковной истории. Пастырское служение органично сочеталось у него с преподаванием в светских учебных заведениях, активной журнальной деятельностью, полемикой по религиозным вопросам, причем в списке его публикаций найдутся и те, что выходят за рамки собственно богословской тематики. Оставленное им наследие включает в себя также работы педагогического характера и, что особенно интересно в нашем случае, — статьи, посвященные важнейшим нравственно-эстетическим проблемам. Однако столь очевидная значимость Иванцова-Платонова для понимания общественной жизни XIX в., взаимоотношений литературы и Церкви почему-то осталась обойденной в ряде авторитетных справочных изданий, хотя научный интерес к этому автору, начавшийся еще в позапрошлом столетии, не угасает до сих пор.

Несмотря на подробную информацию об Иванцове-Платонове, помещенную в «Православной энциклопедии» [2, 677—682], упоминание его в собственно литературоведческих трудах, ощущается некоторая лакуна, свидетельствующая о неполном введении книг и статей церковного автора в научный обиход. К примеру, в словаре «Русские писатели. 1800—1917» сведения о нем почему-то отсутствуют. Трудно объяснить такой досадный пробел, ведь биография этого ученого, богослова и публициста весьма примечательна.

Сын священника Александр Михайлович Иванцов-Платонов (1835—1894) получил многоступенчатое религиозное образование — от Курского духовного училища и семинарии до Московской академии. За отличную учебу в последней награжден прибавлением к фамилии — Платонов, как стипендиат митрополита Платона (Левшина). Дальнейшая судьба Иванцова-Платонова была связана с преподаванием: в разное время он трудился в Санкт-Петербургской духовной академии, Александровском военном училище, Московском университете. В студенческие годы знакомится со славянофилами и затем поддерживает дружеские отношения с И. С. Аксаковым, публикуясь в его изданиях1. В журнале «Православное обозрение», соредактором которого он был, Иванцов-Платонов напечатал переписку А. С. Хомякова с английским богословом Пальмером. Кроме выступлений в периодической печати, Иванцов-Платонов занимается научной деятельностью, за работу «Ереси и расколы первых веков христианства» (1877) получает степень доктора богословия.

Сближению с кружком славянофилов способствовала дебютная статья молодого автора — «О положительном и отрицательном отношении к жизни в русской литературе», которая представляла собой студенческое семестровое сочинение.

Бывший в ту пору негласным редактором «Русской беседы» Иван Аксаков, прочитав названную работу, сам предложил напечатать ее в журнале2. Это обстоятельство тем более показательно, если учесть особую щепетильность славянофилов, не раз проявленную ими при отборе материалов для журна-ла3. Идеи, высказанные Иванцовым-Платоновым, соответствовали «славянофильскому мирочувствию» (В. Ф. Эрн), можно сказать, проистекали из него и одновременно развивали эстетическую программу славянофилов. Неслучайно работу церковного автора не раз привлекали для общей характеристики литературно-эстетических взглядов славянофильства [9, 270—279], [15, 333—336]. Нас преимущественно будет интересовать христианская основа концепции Иванцова-Платонова, редко когда упоминавшаяся исследователями. Но без разбора всей статьи, пусть и предельно сжатого, эти идеи, наверное, лишаются своей литературной актуальности и важности.

Статья Иванцова-Платонова носит программный, теоретический характер и в этом смысле опирается на традиционную для славянофилов историко-литературную концепцию. В своем труде молодой автор обосновывает необходимость сочувственного изображения русской действительности, предлагает ценить то хорошее, что в ней есть, а не сокрушаться по поводу ее несоответствия жизни европейских народов. Такой терпимостью его позиция несколько отличалась от славянофильской, но расхождения были не столь серьезны, и редакция в лице Ивана Аксакова ограничилась лишь особым примечанием.

Главная проблема отечественной литературы видится Иванцову-Платонову в недостатке положительных образов и вообще идеального изображения русского быта. Причину такого, казалось бы, удручающего положения автор находит в самом происхождении русской литературы, в ее подражательном характере (об этом много размышляли и другие авторы славянофильского направления, в том числе и на страницах «Русской беседы»).

Нашим писателям, считает Иванцов-Платонов:

До сих пор удавалось схватывать и изображать только дурные, темные стороны Русского человека, так называемые отрицательные явления Русской жизни [1, 1].

Поэтому «сатирический род искусства», представленный творениями Фонвизина, Гоголя, Щедрина, составляет не только главное, но, к сожалению, едва ли не единственное богатство Русской литературы [1, 1].

Отрицание, как всегда, в первую очередь, привлекло молодые умы — и сам еще совсем юный автор не без сожаления констатирует, что большинство начинавших в сороковые годы литераторов пошло «по направлению, указанному сатирою Гоголя». Под этими последователями Гоголя имелась в виду, конечно, натуральная школа; ее деятельность, в конце концов, привела к весьма серьезным последствиям:

Публика Русская, обольщенная успехами нового сатирического направления, перестала почти верить в возможность идеала Русской жизни, и стала с недоверчивостию смотреть на все попытки к его художественному осуществлению [1, 3].

Но всякая жизнь, как убедительно показывает Иванцов-Платонов, имеет в себе положительные основания, и дело художника увидеть в ней светлые моменты вопреки всем трудностям и господствующему настроению общества. Этому вопросу посвящена теоретическая часть его статьи, где объясняется различное отношение поэта к изображаемой действительности:

Если явления жизни действительной отвечают идеалам поэта, — поэт примиряется с жизнью во имя своих идеалов, и в явлениях ее находит формы для воплощения их; здесь открывается место положительному воззрению и положительному изображению жизни. Если жизнь не отвечает идеалам поэта, он отрицает ее во имя своих идеалов, и изображением явлений ее показывает только противоречие между жизнью и идеалами; является отрицательное (комическое, сатирическое) воззрение и изображение жизни [2, 6].

Объективность исследователя сочетается здесь с недвусмысленной авторской позицией: сам Иванцов-Платонов склоняется к первому пути, ведь именно

…положительное изображение жизни в области искусства занимает высшее место, нежели отрицательное <…> оно полнее выражает истину жизни, а <…> жизнь, что бы ни говорили пессимисты, прекрасна и разумна [1, 5].

Конечно, церковный автор не мог пройти мимо проблемы осуществления христианского идеала в обычной жизни, тем более что заведомая недостижимость такого идеала давала повод для отрицательного мировосприятия. Подобная установка способна привести к отрицанию земной жизни людей, в общем-то далеких от нигилизма, людей, которые во имя своего понимания Божественной истины излишне строго оценивают собственные недостатки и слабости ближних, государственные порядки и произведения искусства — как недостойные заботы христианина.

Русский дух, говорят, — передает эту точку зрения Иванцов-Платонов, — носит в себе такой высокий идеал жизни, которому не может удовлетворить никакая действительность. Некоторые прибавляют к тому, что идеал этот воспитала в нашем народном духе Христианская религия, слишком глубоко проникшая в его природу. От этого будто образовалось в Русском народе всегдашнее недовольство своею настоящею действительностию, непрестанное стремление вперед к чему-то высшему, коренная добродетель Русского народа — смирение. От этого Русский человек всегда более обращает внимание на свои недостатки, нежели на хорошие свойства [1, 26—27].

Отчасти это так, признает Иванцов-Платонов, ведь

…ни один человек, на какой бы высоте нравственного совершенства ни стоял он, не может осуществить в своей жизни бесконечный идеал святости и правды Божественной [1, 8].

Но сам он склоняется к другой трактовке вопроса, вдохновлявшей на творчество многих русских писателей, из которых особенно близким Иванцову-Платонову окажется Достоевский.

Через много лет после публикации этой статьи Иванцов-Платонов будет поражен художественным воплощением своих заветных мыслей в романе «Братья Карамазовы», — он напишет Достоевскому письмо, где поблагодарит писателя за проникновенное изображение «высших сторон духовной жизни». По мнению автора письма, так верно и «сердечно» представить христианский идеал, как это делает в своих произведениях Достоевский, не удавалось «еще ни одному из поэтов и романистов русских (кажется — и иностранных)» [6]4. К сожалению, Иванцов-Платонов не оставил развернутого отзыва о творчестве Достоевского, хотя такое намерение у него было. Но догадаться, почему «Братья Карамазовы» столь сильно повлияли на церковного публициста, не составляет большой сложности: достаточно сопоставить некоторые фрагменты статьи «О положительном и отрицательном отношении к жизни в русской литературе» и поучения старца Зосимы, в которых выразилась наиболее близкая Иванцову-Платонову сторона христианства.

Радостному человеколюбию Зосимы («Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле»5 (XIV, 289)) соответствует морально-эстетическое убеждение Иванцова-Платонова в том, что

…возвышаться над действительностию жизни, стремиться к высшему идеалу, и в то же время с снисходительностию и любо-вию смотреть на жизнь и людей — именно в духе Христианской религии [1, 28].

Автор вынужден опровергать мнение, согласно которому сатирическое воспроизведение жизни связывается с постоянной неудовлетворенностью, вызванной, кроме других причин, и христианской проповедью смирения. Увлеченность читателей сатирическими произведениями Иванцов-Платонов объясняет не «потребностью самоосуждения и назидания» — иначе «давно не было бы в нашем обществе тех недостатков, против которых так сильно ратует наша сатира», — а способностью Щедрина и Мельникова-Печерского писать «весьма забавно, а по местам чересчур открыто и скандалезно». С точки зрения человека, профессионально занимающегося богословием, каким тогда собирался стать автор статьи, сатира «всего более и не согласна с духом Христианского смирения» [1, 29].

Любовное отношение к жизни и людям, подчеркивает Иванцов-Платонов, не зависит от материального благополучия; напротив, излишняя обеспокоенность вещным миром отдаляет человека от положительных ценностей.

С лихорадочной поспешностию трудясь над изобретением новых начал, форм и средств жизни, современный человек ни на чем не успокаивается, непрестанно переходит от приобретения к новому приобретению [2, 34].

Вспоминаются мудрые слова Зосимы:

И достигли того, что вещей накопили больше, а радости стало меньше ⁶ .

Это, конечно, не значит, что писавший позже Достоевский использовал давнюю статью Иванцова-Платонова: и в том и в другом текстах прозвучали общие для христианства идеи. Приведенные совпадения объясняют, что именно было близко церковному автору в произведениях Достоевского, «давним любителем и почитателем» которых называл себя Иванцов-Платонов [6, 226].

Как и следует человеку, отстаивающему положительные идеалы, Иванцов-Платонов, конечно, уверен в преодолимо-сти негативного настроя общества и литературы, явившегося следствием петровских реформ, в результате которых русский человек оказался «в отрицательном отношении к своей народной жизни», отвергнув ее «во имя начал и свойств Европейских» [1, 31, 42]. Основания для своих надежд автор видит в творчестве лучших русских писателей — большинство из них оцениваются как «поэты с преобладающим положительным воззрением на жизнь». При этом названы имена Ломоносова, Державина, Карамзина, Жуковского, Пушкина, Кольцова, говорится о близости к положительному мироощущению Лермонтова и Гоголя [1, 30].

Столь одобрительные оценки русской литературы серьезно отличали позицию Иванцова-Платонова от литературно-критических взглядов славянофильства, на что обратил внимание Б. Ф. Егоров: «Славянофилы, как правило, рассматривали положительные элементы лишь в произведениях очень ограниченного круга писателей (Гоголь, С. Аксаков, Н. Кохановская, "свои" поэты), а Иванцов-Платонов включает в эту сферу почти всех крупных русских писателей XVIII — XIX вв.» [4, 163]. Более «славянофильской» в этом отношении выглядит статья другого автора «Русской беседы» Н. П. Гилярова-Платонова, указавшего на фактическое отсутствие в отечественной литературе положительных художественных типов [10]7.

Различие в частностях не помешало авторам прийти к схожим выводам — оба констатируют отрицательный настрой литературы, но в то же время с оптимизмом смотрят вперед. Гиляров-Платонов надеется, что появление «Семейной хроники» С. Т. Аксакова свидетельствует о новом пути русского искусства, отдельные представители которого делают «попытки отрешиться от голого отрицания, и вследствие того изменить самую точку зрения» [10, 20]. Рождение по-настоящему положительной литературы, считает Иванцов-Платонов, сопряжено с выполнением ряда задач; решить их еще предстоит национальному самосознанию. Прежде всего, усвоенные ранее общечеловеческие элементы должны принять сообразную русским условиям форму. Вместе с тем необходимо добиться «полного и цельного уразумения» родной жизни, без чего также нельзя понять и оценить все ее положительные стороны. И наконец, сама русская действительность будет меняться в лучшую сторону — тогда в ней «откроется более предметов для ‹…› идеального изображения». Все это может произойти в ближайшем будущем, на что указывают

…некоторые прекрасные задатки мирного идеального изображения нашей народной жизни [1, 46] ⁸ .

Сам Иванцов-Платонов делал все от него зависящее, чтобы настроить русское общество на созидательную работу: он регулярно публиковался в периодических изданиях (аксаковские «День» и «Русь», «Православное обозрение»), издавал книги, адресованные молодым людям9, участвовал в различных церковно-общественных организациях, помогавших студентам и выпускникам Московской духовной академии, их родственникам, в Славянском благотворительном комитете, на что нередко тратил немалые средства из собственных сбережений. Особенно интересно, как, по свидетельству современников, известный ученый и публицист воплощал свои идеалы в непосредственном человеческом общении. Все писавшие об Иванцове-Платонове отмечали его терпимость, мягкость по отношению к другим людям, стремление помочь даже тем, кто стоял на противоположных религиозных и идеологических позициях. «В течение 34-летней нашей дружбы, после бесчисленных и продолжительных бесед, — вспоминал протоиерей Г. П. Смирнов-Платонов, — я убедился, что его личным руководящим правилом было — сходиться с людьми только с их добрых сторон и действовать только на их добрые начала, оставляя в стороне и игнорируя все, что составляет темные качества личности» [12, 786].

И это привлекало к Иванцову-Платонову очень разных людей — от славянофилов до Льва Толстого и Владимира Соловьева, напечатавшего в «Вестнике Европы» сочувственный некролог, посвященный почившему богослову [13].

Но и в литературной критике Иванцов-Платонов показал себя не менее терпимым, а главное, проницательным. Положительные идеи славянофилов — порой категоричные, порой излишне абстрактные, которые так глубоко развивал церковный автор в своей работе о положительном и отрицательном, были творчески восприняты русской литературой. Здесь можно назвать роман Толстого «Война и мир» с его «смиренными» героями и эпическим воспроизведением русской жизни («Это — действительное неслыханное явление, — удивлялся Н. Страхов, — эпопея в современных формах искусства» [14, 335]), или образы Алеши и Зосимы у До-стоевского10. Появление такого рода героев и предсказывал Иванцов-Платонов в первой своей статье.

Примечания

Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012–2016 гг.

Впоследствии Иванцов-Платонов становится духовником Ивана Аксакова и его жены Анны Федоровны, в девичестве — Тютчевой. См. [7, 49—60].

К слову, и в замечательной недавно вышедшей книге, посвященной «Русской беседе», об Иванцове-Платонове говорится не так много. См. [11, 179, 536].

Известно, что для славянофилов первостепенное значение имела содержательная сторона произведения, его идейная направленность. Напротив, даже самые высокохудожественные вещи могли быть забракованы в случае их несоответствия духу партии. «‹…› Мы желаем, — писал И. С. Аксаков графу А. К. Толстому, — чтобы каждая строка нашего журнала била в известную цель, пела в общем хоре, действовала благотворно на читателя. Исполняется ли это нами — другой вопрос, но таково желание "Р. Беседы", так я намерен действовать в "Парусе"» [8, 442—443].

Интересно, что взгляды Иванцова-Платонова на искусство, по крайней мере, как они выразились в статье 1859 г., не предвещали полного приятия романов Достоевского. Во-первых, церковный ав- тор критиковал натуральную школу, творческие принципы которой оказали определенное влияние на Достоевского. Во-вторых, обращает на себя внимание характеристика романного жанра, предложенная в работе «О положительном и отрицательном отношении…»: вслед за К. Аксаковым Иванцов-Платонов определил роман как «какую-то составную, смешанную, эклектическую форму, совместившую в себе свойства и требования почти всех чистых форм искусства, и потому самому не удержавшую эстетических достоинств ни одной из них», и противопоставил ей древний эпос [2, 37]. Таким образом, Иванцов-Платонов мог пойти по чисто славянофильскому пути, но все сложилось несколько иначе.

Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1972—1990. Т. 14. С. 285.

Иванцов-Платонов — по сути, единственный из прославянофиль-ских авторов, кто признал бесспорное значение «Братьев Карамазовых» и других произведений Достоевского. В окружении И. Аксакова «Братьям Карамазовым» давались, в основном, критические и умеренные оценки, а сам Аксаков занимал некое срединное положение.

Сходство фамилий объясняется принадлежностью литераторов к церковной среде и, как уже говорилось, отличной учебой в Московской Духовной академии. Религиозную направленность «Рус- ской беседы», «которая ‹…› едва ли не будет журналом Троицкой Лавры», еще в 1856 г. иронично предсказывал Ап. Григорьев [3, 379].

• ⁹    Надо сказать, что и в дальнейшем славянофилы весьма настороженно относились к попыткам изображения положительного в литературе (длительное молчание о произведениях Достоевского, а потом крайне разнородные отклики в «Руси» подтверждают это). «‹…› Отрицательное отношение к жизни в искусстве, — писал И. Аксаков под впечатлением крестьянской реформы, — уже отжило свое время, а для положительного отношения мы, современники, уже не годимся ‹…›» ( Письмо И. С. Аксакова к Ю. Ф. Самарину от 6—8 марта 1861 г. // ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 2. Ед. хр. 48. Л. 22). Хотя Иванцов-Платонов также не видит поистине положительных образов у современных писателей, все сказанное им о русской литературе проникнуто верой в ее скорейшее развитие, ведущее к идеальным картинам народного быта.

• ¹⁰    Для будущих офицеров, например, Иванцов-Платонов издал несколько книг, одна из которых называлась «Что такое жизнь?» [5].

• ¹¹    Ср. с записью в рабочей тетради Достоевского: «Я Макара, Лев Толстой Каратаева. Вот сущность славянофильства» (24, 146).

Dmitry Andreevich Kunil'sky