Ранненеолитическая стоянка Усть-Тартас-1 и ее культурно-хронологическая интерпретация

Культурный слой и сооружения ранненеолитической стоянки Усть-Тартас-1 были обнаружены авторами раскопок на широко известном в литературе еще с XIX в. Усть-Тартасском могильнике [Чугунов, 1898] благодаря геофизическому мониторингу, проведенному под руководством профессора Й. Фассбиндера [Парцингер и др., 2016]. Изучение одного из элитных курганов саргатской культуры 172

с применением электромагнитометра показало, что объект сооружен на более ранних комплексах, как впоследствии оказалось – на стоянке и разновременных грунтовых могильниках. Учитывая исключительную научную значимость материалов, полученных при раскопках вновь открытых памятников, интерпретация их предлагается в двух отдельных статьях настоящего сборника.

Памятник располагается в 3 км от р.п. Венгеро-во (Новосибирская обл.), вдоль Старого Московского тракта, на краю коренной террасы левого берега р. Тартас, которая ограничивает огромную, периодически затопляемую пойму, называемую «Урочищем Таи». В период затопления урочища терраса становится прибрежной, что не только обеспечивало ее обитателям выход к воде, но и позволяло активно добывать рыбные ресурсы, которыми так богаты Таи в период весеннего нерестилища, а в годы максимальной трансгрессии –

Перед нами классический образец ямы-хранилища, предназначенной для квашения и хранения рыбных (и отчасти мясных) запасов, аналог которой недавно обнаружен авторами и их коллегами при исследовании серии таких ям и двух жилищнохозяйственных сооружений на памятнике Тартас-1, расположенном в сходных геоморфологических условиях, но на правом берегу Таев [Молодин и др., 2015, 2016]. В настоящее время полный анализ этого комплекса осмыслен и введен в научный оборот круглогодично.

Культурный слой стоянки залегает в непосредственной близости от края террасы, возвышающейся над поймой на 8 м. Он представлен несколькими ямами аморфной в плане формы, глубиной до 2,54 м от уровня материка. В их заполнении обнаружены остатки костей и чешуи рыбы, костей животных, каменные и костяные орудия, а также фрагменты керамики. Особый интерес представляет огромная яма аморфной в плане формы, предназначенная для квашения рыбных запасов. Плани-графически яма имеет размеры 3 × 3 м, свидетельствующие о постоянном ее подновлении, на которое приходилось идти обитателям стоянки в результате оседания стенок в силу сыпучести супесчаного грунта. Глубина ямы также неодинакова и варьирует от 2 до 2,54 м.

Заполнение ямы и ее стратиграфия (рис. 1) демонстрируют периодическую слоистость от дна до самого верха: супесчаные почвы желтого цвета перемежаются с черными гумусированными линзами, чередующимися с оставшимися слоями рыбьих ко стей и чешуи, а также с разрозненными костями водоплавающих птиц.

Рис. 1. Яма для квашения рыбных запасов на стоянке Усть-Тартас-1. а – план ямы; б – стратиграфия.

1 – темно-серая супесь с вкраплениями пепла и бурой почвы; 2 – желто-серая супесь с вкраплениями пепла и остатков рыбы; 3 – кости и чешуя рыбы; 4 – белесо-желтая супесь с включениями линз бурой почвы и пепла; 5 – мешаная темно-серая супесь с белесыми вкраплениями; 6 – пестрая, слоистая белесо-желто-серая супесь с линзами буро-оранжевой прокаленной почвы и линзами белесо-желтой почвы; 7 – темно-серая, сажистая с белесыми вкраплениями супесь; 8 – буро-оранжево-черная прокаленная супесь; 9 – черная, рыхлая почва (ход грызуна).

[Molodin et al., in der Presse]. Уместно лишь отметить, что аналогичный способ заготовки рыбных запасов фиксируется и в археологических комплексах [Дрябина, 1995; Зах, 2009; Косинцев, Некрасов, 1999], и в сибирской этнографии [Миллер, 2009; Алексеенко, 1967; Саввин, 2005]. Однако особенно яркое и всестороннее обоснование он получил недавно именно на Тартасе-1. Датирование памятника по костям животных показало, что его существование укладывается в пределы VII тыс. до н.э. [Молодин и др., в печати], что соответствует периоду раннего неолита в пределах Западно-Сибирской равнины.

Функциональное назначение ям двух отмеченных памятников сближает не только содержание их заполнения, стратиграфию и планиграфию, но и наличие в них, на дне и, порой, несколько выше в заполнении, специально помещенных трупов животных, очевидно, являющихся своего рода жертвами-прикладами. На стоянке памятника Тартас-1 это – росомаха, волк, собака, лисица, горностай [Молодин и др., 2015, 2016; Molodin et al., in der Presse]. На анализируемой стоянке Усть-Тартас-1, на дне ямы, обнаружены скелеты двух зайцев, один из которых полный. Очевидно, что мы имеем дело с проявлением иррациональной деятельности ранненеолитического населения Барабинской лесостепи.

Отметим и идентичность керамики на исследуемых памятниках. Это крупные плоскодонные сосуды, выполненные в технике трех-четырех-слойного лоскутного налепа, с расформованным в плоскую площадку венчиком, вытянутым по вертикали туловом, резко сужающимся к придонной части, на изломе венчиков фиксируются каналы от выгоревшего обвязочного шнура. Орнаментация выполнена прочерчиванием и накольчатой техникой. Орнаментом покрывалась вся поверхность изделия, включая дно. Композиция асимметрична и нестандартна даже на одном сосуде [Там же]. Такая же керамика обнаружена в ямах характеризуемой стоянки (рис. 2, 1–3). Особенно оригинален сосуд из ямы № 9. До нас дошла его верхняя часть, включая тулово (рис. 2, 1). Это была вместительная емкость с толстыми стенками (до 2 см), орнаментированная асимметричным узором свисающих прочерченных треугольников и семечковидных наколов, образующих часть композиции. Фрагмент горловины из ямы № 5 абсолютно тождественен керамике на памятнике Тартас-1 (рис. 2, 3). В свою очередь, керамические комплексы стоянок Тартас-1 и Усть-Тартас-1 имеют прямые аналогии в посуде памятника Автодром-2/2 [Бобров, Марочкин, 2013; Бобров, Марочкин, Юракова, 2012; Бобров, Юра-кова, 2014], который расположен всего в 4 км к западу от анализируемого объекта, на той же террасе р. Тартас.

Кроме костей рыбы, животных, птиц и фрагментов керамики в исследованных ямах обнаружен, несомненно, неолитический инвентарь. Особенно обращают на себя внимание скребок (рис. 2, 6 ) и массивный наконечник стрелы из кремниевых пород, а также два костяных орудия, явно предназначенных для чистки рыбы (рис. 2, 4, 5 ).

Все вышесказанное позволяет видеть во вновь открытой стоянке типичный для раннего неолита региона комплекс, вероятно, направленный на заготовку и первичную переработку рыбных запасов.

Рис. 2. Артефакты эпохи неолита со стоянки Усть-Тартас-1.

Типом стационарного поселка мог являться памятник Автодром-2/2.

Как отмечено выше, хронологическое обоснование ранненеолитических памятников Барабы с плоскодонной керамикой представлено в специальном исследовании [Молодин и др., в печати]. Подробно остановимся на культурной идентификации этого феномена.

Открытие неолитических памятников с плоскодонной керамикой в Барабинской лесостепи принадлежит нашим кемеровским коллегам во главе с В.В. Бобровым. Они относят эти материалы к боборыкинской культуре [Бобров, Марочкин, Юракова, 2012; Бобров, Марочкин, 2013; Бобров, Юракова, 2014]. Данная точка зрения с самого начала вызывала у нас серьезные сомнения, которые укрепились с открытием и исследованием уже упомянутого выше ансамбля на памятнике Тартас-1 [Молодин и др., 2015, 2016]. Отдавая должно е коллегам, открывшим новый культурный пласт неолита в Барабинской лесостепи, который позволил совершенно по-новому представить динамику историко-культурных процессов в лесостепном Прииртышье, следует подчеркнуть, что изучение комплекса на Тартасе-1, обеспеченного серией радиоуглеродных дат, которые дают возможность отнести его к началу неолитической эпохи, меняет историко-культурную интерпретацию и, как следствие, те дефиниции, которые введены в научный оборот нашими коллегами. По нашему мнению, происхождение плоскодонной керамики в таежной и лесостепной части Западно-Сибирской равнины следует рассматривать как явление автохтонное, конвергентное для данного региона, существовавшее, по-видимому, в той или иной степени на протяжении неолита и ряда культур эпохи раннего металла. Вероятно, это были разные культурные образования, имеющие как общие черты, так и особенности, позволяющие специалистам говорить об особых типах пло скодонной неолитической посуды – ам-нинской [Морозов, Стефанов, 1993; Стефанов, Борзунов, 2008], или даже об особой культуре – каюковской [Ивасько, 2008]. Но сители данного феномена на определенных этапах сосуществовали с западно-сибирскими неолитическими культурами с остродонной и круглодонной посудой, что нередко фиксируется в смешанных комплексах [Хвостов, 1997; Чемякин, 2008].

Что же касается боборыкинской культуры Зауралья, то она является завершающей стадией этого явления для западно-сибирского неолита, о чем свидетельствует и морфология керамики, и ее технология, и имеющиеся в распоряжении исследователей радиоуглеродные даты. Поэтому ни о какой миграции носителей боборыкинской культуры с запада на восток речи быть не может.

Исходя из вышесказанного, отнесение проанализированного материала из Барабинской лесостепи (Автодром-2/2, Тартас-1, Усть-Тартас-1) к боборыкинской культуре не только не корректно, но и, по сути, не верно. Некритичное использование этого термина, который в настоящее время фигурирует уже в ряде работ, является не просто ошибочным, но искажающим суть исторического процесса.

Мы понимаем те негативные явления, которые часто влечет за собой переименование уже вошедших в научный оборот культурных дефиниций, но в данном конкретном случае нам приходится на это пойти, чтобы исключить путаницу в терминологии и явные ошибки в квалификации исторических явлений. Для обозначения культурной принадлежности тартасского неолитического комплекса, как и для памятника с плоскодонной керамикой Автодром-2/2, мы предлагаем ввести название «барабинская неолитическая культура» [Molodin et al., in der Presse]. К этой же культуре относится и вновь открытая стоянка Усть-Тартас-1.

Благодарим канд. биол. наук С.К. Васильева за определение костей животных.