Развитие института вещных прав

Law of things, law of property, limited rights of things.

Вещное право, будучи классической циви-листической конструкцией, берет свое начало в римском праве. По свидетельству юридической общественности, именно римские юристы впервые разработали право частной собственности [18, с. 91]. Помимо права собственности, представлявшего собой прямое и непосредственное господство над вещью «с необходимостью предоставляющее собственнику право пользования и извлечения плодов, ею приносимых» [18, с. 108–109], в римском праве выделялись также и права на чужие вещи (iura in re aliena), представлявшие ограничения собственности.

Одними из самых детально разработанных прав на чужие вещи были так называемые сервитутные права, суть которых сводилась к возможности одним лицом пользоваться вещью, принадлежащей другому лицу. З. М. Черниловский выделял четыре категории сервитутов в римском праве: «1) право прохода через чужой участок (к публичной дороге, например); 2) право прогона через чужой участок скота на водопой и на пастбище; 3) право проезда в телеге с поклажей через чужой участок; 4) право проведения воды через чужой участок» [18, с. 124].

Помимо прочего, среди прав на чужие вещи также в Древнем Риме выделялись суперфиций, эмфитевзис и залоговое право. Суперфиций представлял собой наследственное и неотчуждаемое право пользования строением, возведенным на чужой земле [1, с. 604], эмфитевзис – особый вид наследственного, долгосрочного пользования чужой землей, который предполагал ее обработку [3, с. 691], залоговое же право означало наличие возможности обратить взыскание на заложенную вещь, которая обеспечивала платеж по какому-либо обязательству.

Таким образом, даже беглый анализ римского частного права говорит о том, что система вещных прав в Древнем Риме была очень качественно и детально проработана, что и стало одной из причин для последующей рецепции законода- тельства данного государства иными публичными образованиями.

Следующий условный этап исторического развития вещного права относится к Средним векам. По большому счету период феодализма в средневековой Европе можно назвать периодом расцвета ограниченных вещных прав. Появляется такая экономико-правовая категория, как феод, или лен – земельное владение. Условиями предоставления вассалу от сеньора земельного владения были выплата денег, обработка земли, выступление с оружием и т. д. [8, с. 154–156]. Конгломерирование римских правовых институтов с феодальными заложило основы учения о расщепленной собственности, которое получило большое распространение в европейских странах вплоть до Нового времени [4, с. 102–120].

Феодальная идея земельной собственности, «расщепленной» между сюзереном и вассалом, в континентальной Европе была успешно заменена теорией ограниченных вещных прав, обоснованной в трудах германских пандектистов. По справедливому замечанию Е. А. Суханова, «важнейшей заслугой пандектистов стала разработка «юриспруденции понятий» (Begriffs-jurisprudenz), ставшей привычной для всех континентальных европейских юристов, оперирующих общими категориями, в том числе и категорией «вещные права» [17]. Таким образом, появлению понятия «вещные права» цивилистика обязана именно немецким юристам XVIII– XIX вв. К концу XIX в. в Германии была создана практически безупречная система вещных прав, классифицированных по критерию содержания (Inhalt) в виде права пользования чужой вещью (Nutzungsrechte), права реализации чужой вещи (права обеспечения) (Verwertungsrechte (Sicherungsrechte), права преимущественного приобретения чужой вещи (Erwebsrechte) [5].

Отечественная цивилистика до конца XVIII в. не знала никакого понятия для обозначения права собственности и долгое время не имела по своей сути целостного законодательного ре- гулирования вещного права. В древнейшем источнике права Древней Руси «Русской правде» (XI–XII вв.) можно обнаружить лишь некоторые нормы, относящиеся к защите права собственности. Так, в ст. 14 данного акта содержится правило: «Если кто опознает у кого-либо свою пропавшую вещь, то нельзя отобрать ее, и не говори: «Это моё», но скажи ему так: «Пойди на свод, укажи, где ты её взял». Если тот не пойдет, пусть представит поручителя в том, что явится на свод не позднее 5 дней» [14]. Псковская судная грамота была более развитым источником с точки зрения использования вещно-правовой терминологии. Например, в ней содержались такие понятия, как отчина (недвижимое имущество), кормля (имущество, предоставляемое пережившему супругу на праве пользования до его смерти) [14, с. 38–56].

Довольно целостное правовое регулирование вещное право в отечественном гражданском законодательстве получило во втором разделе Свода законов гражданских (ч. 1 т. Х Свода законов Российской империи). Данный раздел именовался «О существе и пространстве разных прав на имущества» и содержал, в частности, определение права собственности, включавшее в себя собственно его содержание (владение, пользование и распоряжение), способы его возникновения, бессрочность и т. д. [2, с. 51]. Кроме того, в Своде законов гражданских был предусмотрен и ряд ограниченных вещных прав. Так, выделялись права участия частного и права угодий. Права участия частного представляли собой права участия в пользовании и выгодах чужого имущества. Права угодий представляли собой право въезда в чужой лес и право пользования звериными, рыбными и иными промыслами [1, с. 20].

Начало ХХ в. ознаменовалось работой различных редакционных комиссий, имевших своей целью обновление гражданского законодательства. Итогом их работы стала подготовка проекта Гражданского уложения (далее – проект ГУ). В данном проекте вещному праву был посвящен раздел «Вотчинное право», включавший в себя положения о праве собственности, владения, ограниченных вещных правах, о правах на изобретения, товарные знаки и фирму [6]. Весьма примечательно, что в одной структурной единице проекта ГУ оказалось авторское и патентное право, не имеющее ни малейшего отношения к вотчинному праву вообще. К слову, вопросы структуры проекта ГУ в тот период уже были подвержены критике [16]. В связи с событиями Октябрьской революции 1917 г. проекту ГУ не суждено было приобрести законную силу.

В советский период необходимость доктринального исследования вопросов вещного права и законодательного закрепления ограниченных вещных прав утратила свое значение из-за уничтожения частной собственности и создания государственной социалистической собственности, доминировавшей в статике имущественного оборота [15]. Кроме того, на указанный факт не могло не повлиять то обстоятельство, что национализация земли, произошедшая в 1919 г., повлекла отказ от категории «недвижимость» (примечание к ст. 21 ГК РСФСР 1922 г.), что, в свою очередь, сказалось на вещных правах, большинство из которых (за исключением права собственности) объектом имеют земельные участки и иные объекты недвижимости. В Гражданском кодексе РСФСР 1922 г. регулированию вещных прав был посвящен специальный раздел, содержащий положения о праве собственности, праве застройки и праве залога. Впоследствии в связи с огосударствлением экономики эти институты стали редко применяться на практике, и среди отечественных ученых-юристов начало преобладать мнение об отсутствии необходимости выделять вещное право в качестве самостоятельного раздела гражданского права [7].

Таким образом, принятые в 1961 г. Основы гражданского законодательства Союза СССР и союзных республик и принимавшиеся вслед за ними гражданские кодексы союзных республик (в частности ГК РСФСР 1964 г.) из всех вещных прав признавали лишь право собственности и такую разновидность ограниченных вещных прав, как право оперативного управления.

Единственное выделяемое в тот период ограниченное вещное право – право оперативного управления – впервые было выделено и научно обосновано академиком А. В. Венедиктовым [4, с. 337–349]. Согласно его концепции «государство объединяет всю полноту государственной власти со всеми правомочиями собственника и что ни один государственный орган (в том числе и предприятие) не является субъектом присвоения, не присваивает и не может присваивать ни одного объекта государственной собственности, независимо от характера этого объекта». И далее, разграничивая собственность и оперативное управление, А. В. Венедиктов писал, что «собственник всегда действует своей властью и в своих интересах, а субъект, осуществляющий оперативное управление имуществом, действует властью собственника и в его интересах» [4].

Очередной виток в развитии вещное право в российском гражданском праве получило с принятием законов РСФСР «О собственности в РСФСР» (1990 г.), «О предприятиях и предпринимательской деятельности» (1990 г.), Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. Происходящие в этот период экономические и политические преобразования в Российском государстве не могли не повлиять на понимание вещного права законодателем, его содержание и разновидности. Так, в упомянутом Законе РСФСР «О собственности в РСФСР» от 24 декабря 1990 г. была возрождена сама категория вещных прав [13], а Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. содержали раздел, именовавшийся «Право собственности и иные вещные права», который включал в себя помимо норм о праве собственности правила, касающиеся осуществления права оперативного управления, права полного хозяйственного ведения, а также ограниченных вещных прав на землю и других природных ресурсов.

Тенденция закрепления права собственности в качестве особого вещного права в группе остальных нашла свое продолжение и в ныне действующем Гражданском кодексе Российской Федерации 1994 г., раздел II которого именуется «Право собственности и иные вещные права».

Нынешнее правовое регулирование данного гражданско-правового института нельзя назвать абсолютно удовлетворяющим потребности участников гражданских правоотношений. Скорее, рассматриваемый раздел ГК РФ является одним из самых противоречивых и вызывающих практические трудности при разрешении возникающих гражданско-правовых споров. В циви-листической доктрине авторитетными российскими специалистами неоднократно отмечалось несоответствие законодательства о вещном праве требованиям современного гражданского оборота [10, с. 396–397]. Одним из следствий указанной ситуации стало принятие 18 июля 2008 г. Ука- за Президента Российской Федерации № 1108 «О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации», во исполнение которого, в свою очередь, Советом по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства при Президенте Российской Федерации разработан проект изменений в раздел II Гражданского кодекса Российской Федерации «Право собственности и другие вещные права» [9].

В предлагаемых поправках к Гражданскому кодексу заметно пандектное влияние на формирование системы вещных прав. И это не является случайным, как отмечается известными российскими цивилистами; при совершенствовании Гражданского кодекса необходимо обращение к новейшему положительному опыту модернизации гражданских кодексов ряда европейских стран с развитой рыночной экономикой – Нидерландов, Германии, Франции, но с учетом сложившегося отечественного правового регулирования и российских правовых традиций, определением баланса допустимости элементов зарубежных юридических конструкций с российскими циви-листическими категориями [11, с. 32–33].

В проекте изменений раздела II Гражданского кодекса Российской Федерации предлагается полномасштабное совершенствование механизма правового регулирования вещных правоотношений. В частности, стержневыми идеями являются: 1) предложение установить совершенно новую систематику законодательства о вещном праве. В соответствии с традицией стран пандектной системы предлагается выделить в законодательстве о вещном праве общую и особенную части; 2) существенное расширение ограниченных вещных прав, так как, отводя праву собственности первостепенную роль, законодатель не уделил должного внимания иным вещным правам; 3) предложение нормативно закрепить вещноправовую природу залоговых прав, что являлось всегда предметом бурных юридических дискуссий; 4) новелла о законодательной регламентации института владения, отсутствующего в действующем российском законодательстве, но известного многим зарубежным правопорядкам [12]. Эти и другие основные идеи характеризуют то, в насколько существенной переработке нуждается нынешняя законодательная регламентация вещно-правовых отношений.