Религиозные легенды на страницах журнала «Архангельские епархиальные ведомости» (1901-1917 годы)

На страницах журнала «Архангельские епархиальные ведомости» (далее – АЕВ) в 1901–1917 годах опубликован ряд религиозных текстов, записанных священниками в народной среде. По отношению к этим текстам мы будем использовать термины «легенда» и «агиографический нарратив». В последние десятилетия в науке широко используются термины «народная агиография» и «народное житие», вошедшие в научный оборот в начале 2000-х годов. Под ними, как правило, понимается среда возникновения и сфера бытования фольклорных текстов агиографического характера [27; 19]. По мнению Ю. М. Шева-ренковой, «письменный религиозный фольклор – понятие и привычное, и не очень. В последнее время наука только подходит к изучению этого явления, пытаясь на разном жанровом и региональном материале и в разных аспектах коснуться и осветить его» [38; 5].

Основой агиографических нарративов были прежде всего жития святых [25], «чудеса», сотворенные ими после смерти, история и формы почитания сакральных объектов [36; 13], а также фольклорные легенды, связанные со святынями конкретной местности.

Легенда как жанр несказочной прозы давно привлекает внимание собирателей и исследователей. Об этом свидетельствуют появившиеся еще в XIX веке публикации легенд в сборниках сказок [16], [20], [21], [33], [34]. В ХХ–ХХI веках изучение легенды продолжилось [22], [23], [24], [26], [27], [35]. Существуют различные определения термина «легенда». Фольклористика дореволюционного периода определяла ее как повествование религиозного характера, возникшее из житий и апокрифов и имевшее назидательную функцию [17], [20]. Прежде всего исследователей интересовал вопрос происхождения народной легенды, позже – ее жанровые особенности и классификация. К. В. Чистов применял термин «легенда» к социально-утопическим рассказам [36], [37]. В. Я. Пропп называл легендами «рас- сказы, содержание которых прямо или косвенно связано с христианской религией» [29; 378]. В последние годы появились новые определения легенд. А. Б. Мороз считает легендами «гипотетически существовавшие тексты, содержащие информацию о чудесных событиях, не имеющие литературного источника» [27; 21]. Ю. М. Ше-варенкова понимает легенду как «совокупность народных религиозных представлений, выраженных сюжетным повествованием» [38]. Каждый исследователь вкладывает свой смысл в понятие «легенда», самым точным нам представляется определение В. Я. Проппа [29; 378].

В современной науке легенды, опубликованные на страницах дореволюционных периодических изданий, остаются недостаточно изученными. С. В. Федорова обратилась к фольклорноэтнографическим публикациям в «Олонецких губернских ведомостях» и «Олонецких епархиальных ведомостях» (1838–1917), выделила среди них группы авторов и дала характеристику их работам [35; 6–9]. Автор статьи упомянула о том, что в «Олонецких епархиальных ведомостях» публиковались «рассказы о чудесах и паломничествах», однако их не проанализировала [35; 7]. Также изучению фольклорно-этнографических материалов на страницах «Епархиальных ведомостей» ряда губерний (Олонецкой, Пензенской и др.) посвящены работы А. Н. Розова [31], [30], В. Г. Смолицкого, А. В. Кулагиной [28]. Н. А. Криничная обратилась к дореволюционным публикациям преданий из газет «Архангельские губернские ведомости» и «Архангельск» [25], [32]. Однако до настоящего момента не введены в научный оборот публикации легенд из журнала «Архангельские епархиальные ведомости».

В начале XX века на страницах АЕВ часто размещались фольклорные тексты о «чудесных» явлениях, среди которых можно выделить несколько групп. Первую, самую большую, составляют рассказы о чудесном исцелении, которое происходит благодаря а) силе молитвы, б) воздей- ствию иконы. Ко второй группе можно отнести тексты о внезапной болезни и последующем исцелении больного (часто богоугодного человека, чье предназначение – служение Богу) после выполнения данного им обета святому, которого он увидел во сне. В третью группу вошли тексты о религиозном «прозрении» человека после свершения чуда, очевидцем которого он становится; в четвертую – о чудесах в быту.

Трудно выделить какую-либо закономерность в публикации интересующих нас текстов. Некоторые из них были приурочены к юбилейным датам, например к 300-летию явления иконы Святой Троицы, 350-летию со дня кончины преподобного Антония Сийского. Основную часть легенд составляют сюжеты о местных праведниках (преподобном Антонии Сийском, Иоанне и Лонгине Яренгских и пр.) [1], [2], [7]. Для текстов подобного рода характерны указания на место, где происходили события, временные пометы, сведения об информантах – все они направлены на подтверждение достоверности описываемых событий. «Мне довелось быть свидетелем благодарности одного молодого человека из Архангельска с Быку (к сожалению, не записал фамилии)» [9; 683]; «Самоедин Колвинского прихода Печор. у. рода Хатанзейского, Тимофей Павлов Зотов с другим незначительным оленеводом пасли свои стада на западном склоне Уральских гор…» [11; 28]; «Чудесное знамение милости Божией явлено Богоматерью над больной женой священника Вологодской губернии Тотемского уезда села Шуйского Успенской церкви Никто-полиона Церковницкого, Лидией, и совершилось 17 июня 1897 года…» [10; 682] и др.

Одна из задач дореволюционной церковной периодики состояла в том, чтобы на фактическом материале подтвердить существование Бога, поэтому рассказы о «божественных чудесах», о произошедших ранее событиях дополнялись современными фактами «Божьей милости» [3], [4], [8]. Чаще других публиковались рассказы о чудесном исцелении / спасении какого-то человека. На страницах АЕВ встречаются републикации из таких духовных изданий XIX – начала XX века, как «Русский Паломник», «Тверские / Московские / Рязанские епархиальные ведомости», «Воскресный день», «Руководство для сельских пастырей» и др., подтверждавшие широкое распространение «чудес» на территории Российской империи [15]. Первую группу христианских легенд составляют тексты о чудесном исцелении, произошедшем благодаря молитве, обращенной к святому. Например, священник А. Х-зов рассказывает о случае, произошедшем в начале его пастырского служения с заблудившейся восьмилетней девочкой, чудесным образом спасенной и возвратившейся домой здоровой и невредимой, благодаря молитвам родителей к Николаю чудотворцу – одному из любимых святых не толь- ко русского, но и других северных народов, проживавших на территории Архангельской губернии [14; 361–362]. В рассказе нет упоминания о месте событий, сказано лишь, что ранней весной по причине бескормицы дети вместе с родителями гоняли скот на пастбище. Во время такого перегона одна из девочек в башмаках, обутых на босу ногу, в легком платье и в платке потерялась вблизи топкого болота. Найти ее удалось только на следующий день после вечерни. На вопрос, как она не замерзла холодной ночью, девочка ответила, что она будто «сидела на холмушке», и около нее стоял седенький (как на иконе) старичок. Потом зазвонили к обедне, и она вышла [14; 361–362]. Святой Николай Чудотворец в данном тексте выступает как спаситель ребенка. Текст направлен на фиксацию произошедшего чуда, описание его обстоятельств играет второстепенную роль. Внимание читателя обращается на достоверность изложенного, подчеркивается, что случай произошел с реально существующими людьми, которые могут его подтвердить.

Другая публикация связана с исцелением крестьянской девушки, которое произошло благодаря ее молитвам, обращенным к святому Феодосию Черниговскому [4; 54–55]. Автор публикации – протоиерей Соломбальско-кладбищен-ской церкви города Архангельска Н. Замяткин – повествует о заболевшей корью в начале 1901 года семнадцатилетней дочери Анне крестьянина Семена Семяшкина из села Усть-Цильмы Сизяб-ского прихода Печорского уезда. Во время сна с ней будто бы говорил святой Феодосий: «По твоей молитве я пришел посетить тебя; 12-го будешь здорова; приезжай ко мне в гости в Чернигов» [4; 54]. Обет решено было исполнить летом, но по рекомендации врача поездка была отложена, Анна вновь заболела, в конце декабря отец все же повез дочь в Чернигов, благодаря чему она совершенно поправилась. В начале 1902 года «верность писанного» протоиереем засвидетельствована ею вместе с отцом. Акцент в публикации сделан на свидетельства совершения чуда, а факт влияния святого на жизнь человека ушел на второй план. В данном тексте предстает образ святого-исцелителя, а приемом для передачи его предсказания является сон [4].

В рассказе, опубликованном священником В. П. Невским из Колвинского прихода Печорского уезда, повествуется о молитвенном обращении ненца Тимофея Зотова к святому Николаю Мирликийскому и целителю Пантелеймону за помощью во время падежа его лучших оленей от сибирской язвы [11; 28]. Зотов дал обет, по которому, если его молитва будет услышана, он съездит за 600 верст в приходскую Колвинскую церковь для совершения водосвятного молебна перед иконами святых угодников. Священник свидетельствует о последовавшей остановке язвы, в чем он видел «благодатную помощь свыше».

Первая публикация о чудесном воздействии иконы на человека относится к 1901 году [13; 627–630]. Как правило, в текстах, относящихся к этой группе, указание места и времени описываемых событий дается уже в названии, например: «300-летие явления иконы Св. Троицы в Лампоженском приходе Мезенского уезда (1 февр. 1602 – февр. 1902)» [13], «Из Лявленского прихода...» [9; 682–684]. Подобные рассказы были рассчитаны на малограмотного читателя. Они имели незатейливый сюжет, их главными героями были обычные люди. Простые фразы, ненавязчивая форма изложения – все это способствовало усвоению крестьянством основ христианского вероучения. В отличие от поучений и проповедей, содержащих много сложных понятий, услышанные или прочитанные тексты хорошо запоминались. Легенды о чудотворных иконах связаны с их культами в той или иной местности. Письменной фиксацией подобных легенд занимались в основном представители духовенства, публикации которых отражали «память» жителей определенного локуса. Кульминационным в подобных текстах является момент, разрешающийся неожиданным образом – «чудом» исцеления. В качестве примера приведем публикацию, сделанную протоиереем Кузнецеслобод-ского прихода А. Ивановским, – «Сказание о Нерукотворном Образе Христа Спасителя» [6; 222]. С начала XVII века этот чудотворный образ являлся объектом почитания жителей Мезени, а также богомольцев из других мест, приходивших к нему для поклонения и молитв.

Тексты об исцелениях, произошедших от икон, публиковались в АЕВ начала XX века в разные годы (1901, 1902, 1911). Для всех них характерно обращение к настоящему времени и использование формул достоверности. Публикаторы выполняли роль «регистаторов» или «фиксаторов» информации, чаще всего не проявляя в приведенном ими тексте своей позиции или своего отношения к ней. Исключением является заметка «Чудесное исцеление от иконы Божией Матери Грузинской» 1902 года, перепечатанная из журнала «Русский Паломник». В ней приводится текст письма священника Н. Церковницкого Успенской церкви села Шуйского настоятелю Красногорского монастыря о болезни и исцелении своей жены от этой иконы [15; 414–415]. В этом письме эмоционально выражены чувства и пережива- ния автора. В целом публикаторы данных текстов ориентировались на книжный стиль, поэтому ими использовались газетные штампы, книжная лексика, элементы канцелярского стиля («внезапное исцеление наполнило сердце его великою радостию…» [12], «замечательный случай помощи усматривается в спасении от гибельного крушения яхты…» [5] и др.).

АЕВ стремились заменить народные представления о божественном «чуде» фактографическими свидетельствами. Именно это послужило толчком к ряду публикаций о святых Архангельского края: преподобных Антонии Сийском [2], [5], Вассиане и Ионе Пертоминских [7; 679–683], о святых праведных Иоанне и Лонгине Яренгских [12; 563–567], преподобном Серафиме Саровском [10; 241–252]. Представления о чудотворном покровителе и заступнике, к которому можно обратиться за помощью и мощи которого находятся неподалеку, легче осознавались народом, чем мысль о невидимом Боге.

Продолжающиеся в течение ряда лет публикации содержали сведения об исцелениях при жизни святого и после его смерти. Они были направлены на подтверждение достоверности описанных случаев. Характерными для легенд о «чудесах» являются описания переживаний героя, оказавшегося в неразрешимой жизненной ситуации. Его болезнь чаще всего объяснялась нарушением запрета, невыполнением данного обета и пр.

Таким образом, АЕВ можно рассматривать как источник, отражающий представления о духовно-нравственной и религиозной жизни народа и способствовавший развитию локальной истории. Отмеченные нами легенды о «чудесах» в жизни человека – снах, видениях, исцелениях – способствовали поддержанию, сохранению и распространению веры в чудодейственную силу мощей святых, икон, молитв.

Агиографические нарративы представлены на страницах журнала в разных формах: в виде писем, воспоминаний, сообщений. Во всех них в большей или меньшей степени сохранились приметы устного рассказа, такие как вставные конструкции, сбивчивость речи, вводные слова, повторы. Рассказы о «чудесах», бытовавшие в крестьянской среде и записанные служителями церкви, представляют собой произведения устно-письменной традиции.

30 октября. С. 679–683.