Репрезентанты концепта счастье в прозе Виктории Токаревой

В современной когнитологии существует множество определений концепта как единицы концептосферы русского языка. Особый интерес представляет исследование особенностей концептов в художественном тексте, в связи с этим наиболее продуктивным является лингвокультурологический подход к анализу концепта. Поэтому для нас концепт – это «культурно отмеченный вербализованный смысл, представленный рядом своих языковых реализаций, образующих соответствующую лексико-семантическую парадигму» [5, с. 48].

Понятие счастье, как и оценка человеком успешности собственной судьбы, хронологически и концептуально соотносится с удачей, так, в паремиологическом словаре В. Даля мы находим подтверждение этой мысли, когда счастье соотносится с удачей [6, с. 75–103]. Следует отметить, что семантика лексемы счастье последовательно сужается; изначально счастье – это судьба, рок , затем это случай, везенье – нечто сугубо внешнее и не зависящее от человека (Там же, с. 75 – 103). В современной концептуальной формуле счастья присутствуют переживания удовлетворенности человека «жизнью в целом» [17, с. 42; 1, с. 42], т.е. своею судьбой и предназначением, где выделяются такие семантические компоненты, как: 1) объективный – внешние жизненные обстоятельства и 2) субъективный – их оценка субъектом с точки зрения соответствия его магистральным жизненным установкам. В свою очередь, в этой оценке выделяются собственно аксиологический, рациональный момент ( хорошо – плохо ) и момент её эмоционального переживания ( радость – горе ) [5, с. 50]. В словарях русского языка у лексемы счастье отмечено от двух [8, с. 724] до четырех значений (ЛСВ) [10, с. 320];

[3, с. 1297]; [14, с. 441 – 442]; [12, с. 1311]; [19, с. 615], в которых содержатся основные составляющие концепта СЧАСТЬЕ . Небезынтересно отметить, что этимологически исходное значение слова счастье «участь, доля, судьба», занимающее у В. Даля первое место в словарной статье [7, с. 371], в словарях современного русского языка теряет первостепенную позицию и становится на последнее место с пометами «разговорное» и «просторечное» [10, с. 320]; [13, с. 1311]. Следующий аспект значения концепта СЧАСТЬЕ, который зависит от объективных моментов, отражающих обстоятельства и условия внешнего благополучия субъекта, зависящих от воли случая, во всех словарях стоит уже на втором месте: «успех, удача» [8, с. 724; 9, с. 783; 10, с. 320; 3, с. 1297; 12, с. 1311], «удача, успех, благополучное стечение обстоятельств» [14, с. 441–442], «успех, удача (преимущественно случайная» [19, с. 615], «случайность, желанная неожиданность, талант, удача, успех, спо-рина в деле, не по расчету» [7, с. 371].

Репрезентация концепта СЧАСТЬЕ имеет свои особенности в современной женской художественной прозе, что связано с изменениями в социуме и гендерным аспектом проблемы. Семантическое пространство произведений Виктории Токаревой обладает особой притягательностью – лаконичностью, образностью, точностью в оценках героев и их судеб. На городском материале, от лица женщины мягко и с юмором она говорит о самых серьезных проблемах своего поколения. В ее рассказах находится место всему – любви, дружбе, счастью, веселью, радости, боли, грусти, нежности, одиночеству и еще очень многому, без чего невозможна жизнь каждого человека. Талант, оптимизм, юмор и доброта – вот основные составляющие творчества Виктории Токаревой. Ф. Феллини, прочитав книгу Токаревой, переведенную на итальянский язык, заметил, что она воспринимает жизнь не как испытание, а как благо, отсюда и особое понимание счастья во всех его проявлениях.

Анализ прозы Виктории Токаревой (на материале цикла рассказов «Террор любовью») показал, что количество репрезентантов исследуемого концепта только на этом материале достигает 200 единиц, общее же количество словоупотреблений – более 2000.

Лексема счастье как центральная в концепте обладает разветвленной семантикой. Счастье – это эмоции в целом. Я сделала паузу, как будто слушала свое счастье души («Террор любовью»); он был только маминым счастьем («Ни сыну, ни жене, ни брату»);

это счастье несло его по воздуху («Ни сыну, ни жене, ни брату»).

Представление в текстах состояния с частья и несчастья.

Предстояла свадьба. Царю пришлось развестись, что не просто. Он оставил жену и десятилетнюю дочь и ушел на зов любви. Однако любовь – это нечто виртуальное, а дочь – физическое лицо с руками, ногами, и прозрачными слезами, и постоянными вопросами. У Царя был тяжелый период, замешенный на счастье и несчастье. Он строил свое счастье на несчастье близких и дорогих людей («Террор любовью»). Несчастье Царя является реакцией на содеянное, а также результатом на последующее осмысление поступка. Она была так несчастна, что у Дюка упало сердце («Ни сыну, ни жене, ни брату »); а шелестеть под небом, быть среди других и при этом – сам по себе, ни от кого не зависим, – вот оно подлинное счастье («Террор любовью»). В этом и других случаях пребывание главной героини в счастливом состоянии связано с формированием идеальных образов, которые, реализовавшись, утрачивают свою притягательность, и она вынуждена сознательно создавать новую мечту, стремление к которой равносильно стремлению к счастью.

Отец моего мужа искренне радовался за меня: была голодная, стала сытая. Отвалилась. Счастье («Террор любовью»). Состояние счастья в данном контексте сводится к результату овладения вещью, к еде, получает предельно бытовое осмысление. Реализация семантики концепта происходит и с помощью прилагательных. Так, например, прилагательное счастливый, как и все качественные прилагательные, которые допускают изменение вида качества и превращают его в качественное состояние, протекающее во времени [4, с. 262], образует краткую форму счастлив, отмеченную формальными и функциональными ограничениями: она не склоняема и в современном языке употребляется лишь в функции предикатива (сказуемого), но никак не атрибута (определения) [4, с. 265; 15, с. 223; 2, с. 291]. С.Г. Воркачев отмечает, что большая часть лексикографических толкований прилагательного «счастливый» – перифразы с именем «счастье»: обладающий счастьем, выражающий счастье, полный счастья, приносящий счастье; такой, которому благоприятствует счастье, и пр. [5, с. 52]. В семантике прилагательного реализуются значения всех трёх основных ЛСВ имени счастье: счастливый человек – это и тот, кто испытывает счастье, и тот, кому благоприятствует удача, и тот, у кого благополучно складывается судьба.

Употребление полной и краткой форм прилагательного в позиции предикатива отличается, прежде всего тем, что членная форма обозначает признак, присущий предмету вне времени, а нечленная – его одномоментное качественное состояние [4, с. 263]. Таким образом, если « счастливый » отправляет к постоянной и завершенной характеристике субъекта, то « счастлив » – «к его разовому и преходящему состоянию, к « счастливому моменту », к одному из фрагментов, из которых складывается мозаичная картина полнообъемного счастья»: [5, с. 52]. Она была счастлива своей любовью к нему, любил и был счастлив («За рекой, за лесом»). Краткие формы реализуют значение ЛСВ счастья – душевного состояния – для выделения значения счастья – удачи употребляют предлог в ( счастлив в игре, любви, друзьях и пр.): Будь счастлив в жизни, талисман! – попросила Аэлита («Ни сыну, ни жене, ни брату»). Можно также отметить, что противопоставление полных и кратких форм прилагательного счастливый нейтрализуется в позиции инфинитива: быть счастливым.

ЛСВ прилагательного счастливый , соотносимые с ЛСВ имени счастье ( счастье – душевное состояние, счастье – удача, радость, веселье ) , могут определять различные семантические разряды существительных: имена лиц, одушевленных существ, предметов, явлений, свойств, обстоятельств и пр., однако направление семантической деривации (многозначности), в основе которой лежит метонимический перенос, при употреблении этих ЛСВ разнонаправлен. Так, счастье – душевное состояние изначально – характеристика субъекта, способного испытывать эмоции . Целый год она была веселая и счастливая («Террор любовью»). От него всегда хорошо пахло, и рядом с ним я была спокойна и счастлива («Террор любовью»).

Проведенный анализ репрезентантов концепта СЧАСТЬЕ на материале цикла рассказов «Террор любовью» позволил выявить процентное соотношение прямых и образных номинаций исследуемых единиц: прямые – 62%, образные – 38%. Лексемы, номинирующие счастье в произведениях Виктории Токаревой, могут выступать в составе различных тропов: это счастье несло ее по воздуху («Ни сыну, ни жене, ни брату»), заразишься веселым бешенством («Ни сыну, ни жене, ни брату»), она … нелепая и радостная, как кенгуру («Ни сыну, ни жене, ни брату»).

Особенностью семантической реализации концепта СЧАСТЬЕ в исследуемом цикле рас- сказов является употребление слов, отражающих понимание счастья, что дает возможность проследить динамику изменения смыслового наполнения концепта СЧАСТЬЕ в зависимости от уровня вложенности описываемой реальности. Все рассказы строятся на воспоминаниях автора и развиваются по линейной схеме: ранние годы, учеба и взрослая жизнь со множеством испытаний. Такая форма была необходима В. Токаревой для наполнения текста глубоким философским содержанием. Раздумывая над картинами прошлого, главная героиня занимается напряженным психологическим исследованием себя и окружающих – подробно передает чувства, переживания, эмоциональные состояния человека. В это число постоянно входит рефлексия о понятии счастье.

В созданном нами «Словаре афоризмов Виктории Токаревой» нашли отражение понимания счастья автором и героями его произведений: … настоящее счастье незатейливо («Просто свободный вечер»); счастье – это самая большая взаимовыручка («Лошади с крыльями»); ощущение счастья похоже на ощущение высоты. Необычно и страшно («Инструктор по плаванию»); поиском счастья занято все человечество, а находят его единицы («Между небом и землей»); счастливым можно быть в любом возрасте («Свинячья победа»); счастье – это сама жизнь («Мои враги»).