Роль этно- и инокультурного факторов в формировании фразеологической семантики дискурсивного пространства "cвоего" и "чужого"

Бесплатный доступ

Разводятся понятия этнокультурного и инокультурного дискурсивного пространства и выявляется дискурсивный потенциал фразеологической семантики в формировании оппозиции «свое» / «чужое». Вводится понятие интеркультурного дискурсивного пространства как среды, в пределах которой проявляется связь семантики фраземы с элементами «своей» и «чужой» культуры.

Этнокультурное, инокультурное, интеркультурное дискурсивное пространство, фразеологическая семантика

Короткий адрес: https://sciup.org/148164327

IDR: 148164327

Текст научной статьи Роль этно- и инокультурного факторов в формировании фразеологической семантики дискурсивного пространства "cвоего" и "чужого"

Филологи №2 2010.indd

8. Austen J. Emma. URL : pg/.

Диалектика «своего» – «чужого» / «чужого» – «своего» определяет представление о невозможности свести друг к другу свою и чужую концептосферы, что обусловливает наличие целого ряда бинарных оппозиций, объективирующих данную архетипическую категорию: живое – мертвое, человеческое – нечеловеческое (звериное, колдовское, демоническое), принадлежащее культуре – принадлежащее природе, освоенное – неосвоенное, мужское – женское и др. На фразеологическом уровне языка оппозиция «свое – чужое» представле- на достаточно широко. В зависимости от выбранной парадигмы описания фразеологического материала научной рефлексии подвергаются различные группы устойчивых единиц.

С учетом социологизированной сущности данной оппозиции, которая раскрывается через рассмотрение объектов познания как имеющих общественную значимость, противопоставление «свое – чужое» членится на такие оппозиции, как «член семьи – не родственник», «коллега – представитель другой профессии», «христианин – иноверец», «ровесник – старше / младше по возрасту», «друг – враг» и др. В речевой практике смысловыми репрезентантами различных субоппозиций внутри семантической оппозиции «свое – чужое» могут выступать единицы типа водой не разольешь как кошка с собакой (‘друзья’ – ‘враги’), молоко на губах не обсохло тертый калач (‘неопытный’ – ‘опытный’), на одно лицо, на один покрой белая ворона, не от мира сего (‘лишенный индивидуальности’ – ‘выделяющийся чем-либо среди окружающих’) и мн. др.

В личностном дискурсе вербализация оппозиции «свое – чужое» связана с многочисленной группой фразем с соответствующими компонентами свой и чужой , выступающими смысловыми центрами идиоматичных выражений. Например, в антонимические пары объединяются фраземы своим умом (жить, работать) чужим умом (жить, добиться), стоять на своих ногах ноги (руки) как чужие, на свой страх (и риск) жить чужим умом – репрезентанты субкатегории «принадлежащий себе, имеющий отношение к себе – не свой, связанный с другими»; ( иметь) свой угол, жить своим домом – (скитаться) по чужим углам (домам), свой хлеб (есть) чужой хлеб, на свои за чужой счет, свой язык чужой язык и др. – репрезентанты субкатегории «собственный – несобственный»; свой человек, свой в доску, свой брат (парень), своего поля ягода чуждый по духу (по складу), чуждый душой, быть (казаться) чужим – репрезентанты субкатегории «близкий – далекий по духу».

В аспекте теории межкультурной коммуникации значимость приобретает ре-

зультат взаимодействия между представителями различных культур, и факторы «свой» и «чужой» носят, соответственно, характер этнокультурного и инокультурного, т.е. отражающего реалии «своей» и «чужой» культуры. Обозначенные факторы задают определенную модель восприятия того или иного события / факта / человека и т.п. «своей» либо «чужой» лингвокуль-туры и формируют, таким образом, позитивное, негативное или нейтральное отношение индивида к различным явлениям окружающей действительности.

Во фразеологическом корпусе русского языка выделяется многочисленная группа единиц, содержащих оценку тех или иных явлений этно- и инокультуры. Прежде всего, к данным фраземам относятся выражения с компонентом русский и английский (китайский, турецкий и мн. др.) , формирующие образ «Свой» и «Чужой». Исследование показало, что в количественном отношении единиц косвенно-производной номинации, репрезентирующих знания русского народа о самом себе, гораздо меньше, чем инокультурных фразем. И только часть из них содержит качественную характеристику того, что свойственно русским как нации с богатой культурой, многовековым опытом или особым складом души ( умом Россию не понять, там русский дух, там Русью пахнет, энциклопедия русской жизни, русский с китайцем братья навек – всего около 30 единиц).

Фраземы, представляющие собой результат видения и понимания носителями русского языка «иных» культур и этносов, а также результат проекции значимых для «иных» культур компонентов на формально-семантическую структуру единицы, располагаются на разных точках аксиологической оси. Например, речевая реализация фразем немецкая аккуратность, английская вежливость и т.п. в когнитивных структурах сознания связывается с положительными представлениями русских о других нациях. Напротив, фраземы жадный как еврей, пьян как грек и т.п. свидетельствуют об отрицательном отношении русских к некоторым качествам, характерным для другой нации. Таким образом, «чужое» является результатом восприятия социальных объектов в аксиологическом контексте. Тем не менее многие фраземы с инокультурной семантикой носят нейтральный оценочный характер (поджать ноги по-турецки, в греческом зале, афинские вечера и др.). В этом случае, на наш взгляд, будет уместным говорить о разграничении понятий «чужой» и «другой (Иной)»: выраженный аксиологический характер является показателем «чуждости», в то время как указание на отличие от «своего» без содержания качественной оценки – показатель отнесенности к миру «Другого (Иного)».

Человек, рожденный представителем определенной лингвокультуры, воспринимает различные феномены и элементы своей культуры на бессознательном уровне как нечто само собой разумеющееся. Однако на фоне контактов с представителями другой культуры происходит осмысление собственного образа мышления, чувствования, способов взаимодействия с людьми и выполнения конкретных видов деятельности. Так, определяя тот или иной стиль поведения, манеры, особенности быта как «нерусские», мы автоматически отрицаем их в «своем» культурном пространстве и предполагаем, что для нас характерны «иные» формы и проявления. Например, еще со второй половины XIX в. в русском языке употребляется фразема китайские церемонии ‘шутл.-ирон. Утомительные и ненужные условности; излишние проявления вежливости; бессмысленный этикет’, которая формирует содержание образа «Чужой» (в данном случае – несвойственный русским культурным традициям, русскому этикету). Ср.: Время и деньги: китайские церемонии в российском интерьере (Татар-информ. 3.04. 2007 г.). Для русских, напротив, характерен быстрый переход от слов к делу, от традиционных формул вежливости к обсуждению возникших проблем. Ср. со смыслом, заключенным в русской пословице Я тебе челом, а уж ты знаешь о чем.

Содержание понятий «свой» и «чужой» во многом зависит от когнитивнодискурсивного пространства, в котором актуализируется смысловая структура той или иной фраземы. Так, в политическом дискурсе категориальные сферы «свой» и «чужой» наполняются содер- жанием, репрезентирующим социальнополитическую модель общества и стереотипы восприятия социального мироустройства. Формирование рассматриваемых категориальных сфер обусловлено эмоционально-когнитивными процессами объединения / разделения себя с другими представителями социума по социальному статусу, политической позиции или этническому фактору [2, с. 48]. Например: восточный стиль в политике используется и на Западе, но доведен до совершенства на Востоке. Его главная особенность: речь всегда идет не о том, о чем идет речь ( Borovsky_Dem. htm). Ср.: Вот и свершилось: Россия одержала историческую победу над Европой. русский стиль поведения начал завоевывать «цивилизованный мир» (Россия в глобальной политике. 19.07.2007 г.). Определяющую роль в реализации смысловых потенций фразем восточный стиль и русский стиль играют дискурсивные факторы, обусловливающие в представленных контекстах отнесенность данных единиц к одним из репрезентантов категорий «чужой» и «свой».

В русском языке с обращением к инокультурной действительности связано употребление различных устойчивых единиц, которые зачастую функционируют наряду с этнокультурными фраземами, являясь конкурирующими формами выражения одного и того же значения. Сравните: гол как турецкий святой и гол как сокол (‘совершенно ничего не имеет, очень беден’), на русский байрам, на турецкую пасху и когда рак на горе свистнет (‘неизвестно когда, никогда’), насвистался как немец и пьян как сапожник (‘сильно пьян’), китайская грамота и тарабарская грамота (‘о чем-л. Недоступном пониманию, совершенно непонятном’), всякий цыган свою кобылу хвалит и всякий кулик свое болото хвалит (‘похвальба чем-л., принадлежащем себе’) и др.

Развивая мысль Л.Г. Золотых о дискурсивном пространстве русской фраземики как речемыслительном ареале существования знаков косвенно-производной номинации [1, с. 61], мы разграничиваем понятия этнокультурного и инокультурного дискурсивных пространств, основываясь при этом на представлении о культурном пространстве, которое включает в себя все феномены культуры, значимые для членов того или иного этнокультурного сообщества. Таким образом, фразеологическая семантика порождается в одном из дискурсивных пространств:

Этнокультурное дискурсивное пространство (пространство «своего»)

Инокультурное дискурсивное пространство (пространство «чужого»)

Русская литература: подковать блоху , человек в футляре и др.

Зарубежная литература: бремя белого человека, синяя птица и др.

Русский кинематограф: Москва слезам не верит , берегись автомобиля и др.

Зарубежный кинематограф: богатые тоже плачут, в джазе только девушки и др.

Русский фольклор: при царе Горохе, молочные реки и кисельные берега и др.

Фольклор других народов: быть большим католиком, чем Папа римский, начать с яйца и др.

Речь отечественных деятелей: истинно русские начала, кадры решают все и др.

Речь иностранных деятелей: а все-таки она вертится, башня из слоновой кости и др.

Русские антропонимы: драть как сидорову козу, куда Макар телят не гонял и др.

Иностранные антропонимы: буриданов осел , колумбово яйцо и др.

Русская топонимика: загнать за Можай , коломенская верста и др.

Зарубежная топонимика: дама из Амстердама, идти в Каноссу и др.

Отметим, что дискурсивные пространства Библии, мифологии и религии рассматриваются нами как интернациональные (универсальные), продуцирующие фраземы, совпадающие в большей степени у близких и/или родственных языков и культур. Присутствие инокультурного компонента в системе национального языка и, шире, – национальной культуры не влечет за собой качественных изменений культурного ядра, а лишь свидетельствует о непрерывном процессе межкультурной коммуникации, вхождении данной культуры в единое мировое культурное пространство. Среди единиц фразеологического уровня языка выделяются фра-земы, среду появления которых нельзя однозначно определить как этно-или инокультурную. Пространственновременное когнитивное поле, в пределах которого проявляется связь семантики фраземы с элементами «своей» и

«чужой» культур, т.е. происходит кодирование этно- и инокультурной информации в одном языковом знаке, назовем интер-культурным дискурсивным пространством. Так, на примере фраземы в Европу прорубить окно ‘установить деловые и культурные связи с европейскими странами’ отчетливо прослеживается связь национального и инокультурного. Цитата из «Медного всадника» А.С. Пушкина, ставшая широко употребительной в русском национальном дискурсе, этимологически носит заимствованный характер, поскольку в примечаниях к своей поэме Пушкин указал, что выражение «окно в Европу» восходит к «Письмам о России» итальянского писателя Альгарот-ти (1712 – 1764): «Петербург – окно, через которое Россия постоянно глядит в Европу». Однако на процесс активного функционирования в русском языке данной фраземы оказал влияние не только хрестоматийный пушкинский текст, но и имеющий место в национальной картине мире общеизвестный исторический факт проведенных Петром Первым реформ, способствовавших европеизации России.

По данным нашего исследования, группу фразем интеркультурного характера составляют в основном единицы, которые восходят а) к литературным текстам, б) фильмам и в) историческим событиям. Ср.: единица ты не в Чикаго, моя дорогая ‘невыполнимость чьего-л. желания или просьбы в данных условиях’ содержит инокультурный топонимический компонент Чикаго, но является, однако, цитатой из стихотворения С. Маршака «Мистер Твистер». Выражение в Багдаде все спокойно, которое сейчас употребляется как шутливое заверение в том, что на вверенной территории никаких происшествий не произошло, восходит к кинофильму «Волшебная лампа Алладина» (1996), где эти слова неоднократно говорили стражники, обходящие ночной город и где эта же фраза была рефреном веселой песенки. Тем не менее в основу сценария фильма положен сюжет арабской сказки. Фразема погиб (пропал) как швед (под Полтавой) (‘попасть в безвыходное положение, оказаться беспомощным’; ‘нравственно морально опуститься, деградировать’) отражает память о важном для России событии – Полтавском сражении, которое произошло во время Северной войны со Швецией. В приведенных примерах формальная структура фразем содержит инокультурный компонент, а на когнитивном уровне происходит взаимодействие инокультурного и этнокультурного содержания.

Таким образом, особая роль в формировании фразеологической семантики дискурсивного пространства «своего» и «чужого» отводится этнокультурным и инокультурным факторам, которые в процессе лингвокогнитивного взаимодействия формируют поле интеркультурного, наполняемое фраземами различных структурносемантических групп.

Статья научная