Роль русского языка в жизни кавказских эмигрантов в Европе (1920-2020 гг.)

Кавказцы наряду с русскими оказались в европейской эмиграции после Октябрьской революции 1917 г. Ключевой причиной была политическая: кавказская политическая элита приехала на мирную конференцию в Париж и Версаль, которая проходила по результатам Первой мировой войны (1919 г.). Они стремились получить признание независимых государств на Кавказе. Уехали чиновники, дипломаты, находившиеся на российской государственной службе, но основная масса кавказских эмигрантов – это военные Российской армии, которые эвакуировались, как правило, в Константинополь (Османская империя), о. Лемнос (Греция) или Галиполли (Османская империя), вместе со своими воинскими подразделениями.

В эмиграции кавказская диаспора в целом в 1920-30-е гг. разделилась на два политических лагеря: «националисты», т.е. те, кто стремился в будущем обрести независимость Кавказа, и «монархисты», т.е. те, кто сохранял верность Императору, «за единую и неделимую» и видел будущее Кавказа в составе России. Несмотря на такое ключевое деление, которое основательно развело людей на чужбине, «взаимоотношения» с русским языком у тех и других сохранялись, но по-разному.

«Монархисты» - кавказцы, как правило, прекрасно владели русским языком, подчас, как единственным. Дело в том, что в Российской империи во время учебы в военных учебных заведениях не разрешалось пользоваться своими национальными языками, требовалось использовать только русский язык. Кавказцы во время своей учебы в военных заведениях постепенно забывали национальные языки. «Националисты» - кавказцы в эмиграции вели активную общественно-политическую деятельность, которая была направлена против России, за создание независимого Кавказа, но вели ее… на русском языке: для народов Кавказа русский язык был языком межнационального общения. Для того, чтобы объединить народы Кавказа в одном политическом движении, требовался единый язык. Им и был русский язык. Вся документация велась на русском языке. Публикации кавказских деятелей в эмиграции делались на русском языке. Отчасти это правило нарушалось для установления контактов с французской элитой: для властных и военных структур готовились протоколы заседаний и некоторые публикации на французском языке.

Кавказцы - «националисты» негативно относились не только к русской власти в регионе, но и к русской культуре вообще, и русскому языку, в частности.

Приведем их отзывы об этом. Русская культура – это «московская азиатчина», близкая рязанскому мужику, но «совершенно чужда вольному сыну гор». Грузинский деятель Р. Габашвили «наглядно доказал на основании непреложных исторических данных старшинство кавказской культуры по сравнению с культурой русской , и напротив, пагубность влияния и владычества России для всех без различия кавказских народов… В те времена, когда просвещенные грузины, а равно и армяне, переводили на свои языки Евангелие и др. богословские труды, то русской государственности не было и в помине».

Дагестанец И. Чулик подчеркивал, что «в России господствующая и наиболее многочисленная народность составляла лишь 43,3 % всего населения, причем «инородческий» элемент в значительной своей части превосходил культурой и общественной организованностью господствовавших великороссов » [1]. Осетин Б. Байтуган в статье «Нужно ли это?» ставил вопрос о роли русской культуры в жизни горцев Северного Кавказа. Он писал:

«Общечеловеческая ценность русской культуры – относительна. Главной особенностью этой культуры является ее подражательный, заимствованный характер . Все определяющие ее факторы, начиная с христианства и кончая марксизмом, были импортированы на русскую почву с Запада и Востока… Но особенно опасным свойством русской культуры является ее необыкновенная агрессивность, воинствующий шовинизм, ее нетерпимость к иным с ней соседящим культурам. Всю историю русского народа можно охарактеризовать, как постоянное стремление распространить свою политическую власть и свой язык, религию и культуру на возможно большее число иных народов, искоренив в этих последних всякую национальную самобытность. Идея всемирного владычества, практически проводимая государственной властью, теоретически отображалась в идее «мессианства» - особого культурного предназначения русского народа, которой не было чуждо ни одно из идеологических течений, существовавших (и существующих) в русском обществе».

О пагубном влиянии русской культуры на жизнь горцев писал кабардинец Эльмурза Бекович-Черкасский:

«Многие горцы из плосткостного населения, соседственного к городским центрам, в своих сношениях с городом знакомились часто с пагубными сторонами городской жизни, вследствие чего в патриархальных горских аулах все больше слабели так сильные некогда устои семейно - общественной жизни и дух народа…В итоге всего, в народе чрезмерно развивался религиозный мюридизм, шеихизм, абречий разбой и другие нездоровые симптомы недовольства духа судьбой, и толщи народа стремились жить обособлено и замкнуто от окружающего их русского влияния, подчиняясь своим бытовым традициям и адатам» [2].

Трагедия кавказцев состояла в том, что они, отвергая русскую культуру, тем не менее были вынуждены пользоваться в эмиграции русским языком. Горским лидерам приходилось своим читателям объяснять причины использования русского языка. Так, Г. Баммат подчеркивал, что журнал «Кавказ», издаваемый на русском языке, обращался не к русской аудитории, а к кавказскому читателю, а использование русского языка при этом объяснялось « историческими условиями», в силу которых «общим для нашей национальной эмиграции пока еще является русский язык »

Одним из препятствий к объединению народов Кавказа является язык. Крупный азербайджанский политический деятель Алимардан Топчибаши писал:

«В сношениях между собой народы Кавказа, не имея, к сожалению, общего языка, вынуждены пользоваться русским языком в продолжении более ста лет.. Этот язык стал поневоле общим, заставшим народы Кавказа в период отделения от бывшей России и образования Республик… Правительства этих последних вынужденно вели свои сношения на этом языке между собой, при посредстве его происходили и происходят наши конгрессы, совещания, комиссии и пр., равно как и здесь между официальными кавказскими органами, лишь иногда прибегающими в сношениях между собой к помощи французского языка. Усвоить этот последний более или менее удовлетворительно возможно лишь среднему и особенно молодому поколению, учившемся во французских учебных заведениях… При всех достоинствах французского языка как международного и при всем сознании необходимости усвоения этого языка, невольно заставляет кавказских деятелей указанных категорий прибегать и теперь к помощи русского языка, которым большинство из них владеет почти в совершенстве и на котором долголетнее им пользование приучило их мыслить, говорить, писать, зачастую, к сожалению, даже в ущерб родного языка…Такова действительность и надо иметь мужество брать ее такой, как она есть и извлекать возможную пользу для общих интересов Кавказа, как бы употребление русского языка в сношениях между кавказскими народами не било сильно по нашему национальному самолюбию, как бы оно не стесняло и не угнетало нас своим несоответствием и даже некоторым противоречием с провозглашенной нами независимостью наших народов… Существующие в эмиграции печатные органы на родных языках, как и на языках французском и русском, имеют свое назначение, но ни один из них не играет роли доступного общекавказского органа ни по форме, ни по содержанию» [3].

Поэтому формирование единого государственного языка для независимых государств Кавказа вообще, и Северного Кавказа, в частности, стало одной из ключевых проблем в эмигрантской общественной мысли на протяжении 1930-х годов. Горцы писали: «будем надеяться, что через 5-7 лет после восстановления независимого горского государства, русский язык будет символически, но торжественно, сожжен на костре перед памятником нашей независимости» [4, 376-422]. Предлагались следующие языки для признания его государственным на Кавказе: эсперанто, один из европейских языков, один из тюркских языков (например, татарский, или как его называли, кавказский тюркско-татарский), турецкий язык на латинской основе, адыгейский язык. В 1935 г. в варшавском Восточном Институте под председательством его директора С. Седрецкого была образована специальная Комиссия, которая занялась разработкой унифицированного алфавита для языков Северного Кавказа и создание «общего межплеменного языка для всех северо-кавказских племен». Членами комиссии стали северокавказцы Б. Хурш (Хур-шилов), Х. Кумуз, М. Чукуа, Б. Байтуган, Ж. Хавжоко, Б. Билатти, Ю. Умаш. На комиссии было принято решение «в качестве основы будущего северокавказского унифицированного алфавита будет использован так называемый новый тюркский алфавит, вводимый советским правительством во многих восточных «автономиях», в том числе отчасти и на Северном Кавказе… При выборе же межплеменного языка Комиссия остановила свой выбор на кумыкском языке…Решено в этот язык внести те слова, которые являются общим для большинства племенных языков Северного Кавказа».

Однако никакого единого языка для народов Кавказа разработано так и не было. Кавказцы – «националисты» по-прежнему пользовались русским языком. Их дети и внуки, родившиеся в эмиграции или попавшие туда детьми, безусловно, пользовались в качестве основного уже европейскими языками, однако в быту продолжали применять русский язык, а не свой национальный, поскольку этот язык давал возможность более широкого общения, в том числе и в русской среде, которая была значительно больше кавказской.

Приведем примеры. Адыг Василий Николаевич Гаджемуков – востоковед, дипломат, жил в эмиграции в Марселе, имел двух детей – Измаила и Александрину. Измаил хорошо знал русский язык, даже пел русские песни, например: «Как ныне взбирается вещий Олег, отмстить неразумным хазарам»; «Да громче музыка, ура, ура, мы за царя…» [5], но не знал адыгского языка, помнил отдельные слова. Как рассказывал нам его племянник Себастьян, Измаил вспоминал лишь отдельные адыгские слова – пши (князь), псе (душа), аул. У него сохранялась память об адыгской истории и культуре. Измаил имел фамильную тамгу Гаджемуковых. У адыгов каждая семья имела (и имеет до сих пор) свою тамгу [6].

Грузин, военный Михаил Чавчавадзе учился до революции в кадетском корпусе, где нельзя было пользоваться грузинским языком. Он плохо знал грузинский, знал какие-то отдельные грузинские выражения. Михаил жил с семьей в Париже, в семье говорили по-русски. В грузинской военной среде 1930-40-х гг. в эмиграции многие дети знали русский язык, но со временем на уровне следующего поколения русский язык стал «теряться». Сын Михаила – Нико, который проживает в Париже, отлично говорит по-русски. А уже его дети – немного. Причем сам Нико мотивировал своих детей, родившихся в 1970-х гг. в Париже, учить грузинский язык. Сын Нико знал грузинский язык отлично. Он учил язык вместе с одной из своих сестер в Париже. Следующее поколение Чавчавадзе блестяще говорит по-грузински и по-французски, но уже не знает русского языка [7].

Другой пример, адыг, врач Владимир Николаевич Кудашев до революции был монархистом, женился на русской женщине. Его сын Владимир вместе с женой после Второй мировой войн уехали в Аргентину, где в семье родился сын Александр. Во время проживания в Аргентине дома супруги говорили по-русски, и мальчик знал русский язык. В 1958 г. семья переехала в Мюнхен, Александр пошел в немецкую школу, русский язык забыл и его родным языком стал немецкий. Но у него в памяти осталось то, что его корни из России, и что его предки – русские.

Тоже само имело место в семье адыга Измаила Шакова, его дочь Цурьетта вышла замуж за адыга Т. Шарданова, в семье родилась девочка Фатима. Фатима вышла замуж за американца и уехала в США. Их совместные дети стали американцами, но в семье сохранялся русский язык, а адыгские корни и адыгский язык практически «ушли». В результате праправнучка Измаила Шакова Кристиан была уверена, что их корни – русские. Она выучила в университете русский язык. Приезжала на Северный Кавказ и говорила, что ее предки – русские [8]. Сходный пример осетинской семьи Мистуловых. После Второй мировой войны из Франции они переехали в США. Внук эмигранта первой волны Александр живет в Лос-Анджелесе, знает русский язык, но не знает осетинского языка, хотя знает, что его корни в Осетии. В семье его отца Асланбека Дударовича была русская жизнь в США, русская еда. Дома говорили по-русски.

* * *

В 1990-е годы в Европе появилась новая волна кавказских эмигрантов. Все они – русскоязычные, имеют, в том числе, и русскую среду общения. Некоторые родители обучают своих северокавказских детей в тех школах, где преподают русский язык как иностранный. Они считают, что Северный Кавказ в составе России, то и надо русский язык знать. Чаще всего это происходит это в ущерб национальным языкам, дети, родившиеся в миграции, в лучшем случае хорошо говорят на своем языке в бытовой сфере, но писать или читать не умеют. Для всех кавказских мигрантов постсоветского периода русский язык остается ценным и важным в их жизни, он выполняет сразу несколько функций среди эмигрантов среднего и старшего поколений. Во-первых, кавказские эмигранты во Франции и Швейцарии смотрят российское телевидение на русском языке. Во-вторых, для общения между собой мигранты используют русский язык. В-третьих, в быту, в кругу своей семьи и с родственниками кавказцы часто разговаривают на своем языке, но иногда и на русском. Например, чеченцы-мигранты часто знают чеченский устный язык, но не могут на нем ни писать, ни читать, поэтому по необходимости используют и русский язык. Многие дальновидные северокавказские семьи во

Франции и Швейцарии стараются свои детям предоставить знание не только своего родного языка и языка титульного народа новой страны, но и русского. Такие родители считают, что, поскольку Северный Кавказ входит в состав России, а в России русский язык – государственный, то надо обязательно изучать и русский язык. Информатор так говорил нам: «Если надо будет поехать в Россию, то с одним национальным языком не получится ничего сделать» [9]. Причем иногда родители-северокавказцы отдают детей в «русские» школы во Франции, т.е. в школы, где русский язык преподают как иностранный. Например, француженка-учительница русского языка в лицее Орсе (Иль-де-Франс) рассказывала следующее: в Орсе располагается научный городок, в котором проживают ученые. В городке есть лицей, в котором 170 учеников учат русский язык; среди них несколько чеченцев. Чаще всего дети, уже родившиеся во Франции, хуже знают и свой родной, и русский языки, чем дети, родившиеся на Северном Кавказе и приехавшие во Францию или Швейцарию в возрасте 5–6 лет.

Очевидно, что для следующего поколения северокавказских эмигрантов титульные языки Швейцарии и Франции станут родными, а русский и северокавказские языки – факультативными. Все кавказцы среднего и старшего поколений, выехавшие с Родины, учили русский язык, поэтому во Франции и Швейцарии они охотно общаются с русскими мигрантами. Армянка А. дружит с русской из Краснодара. А. считает, что с русскими легче общаться, чувствуется общее культурное прошлое и пространство. Супруги армяне, проживающие в Цюрихе, в основном общаются с армянами, русскими и народами Восточной Европы. Наконец, анализируя швейцарскую и французскую среды в жизни кавказцев, мы отмечали достаточно ограниченные контакты между кавказскими эмигрантами и титульными народами. В силу этого именно русская среда во многом компенсирует эмигрантам среднего и старшего поколений невозможность более тесных контактов со швейцарцами и французами.

Молодое поколение кавказцев, выросшие в Европе, подчас не знает русского языка вообще: детям очень тяжело – им приходится учить сразу несколько языков, и изучать еще русский язык – трудно. Бывают и исключения. Так, в одной грузинской семье, проживающей в Невшателе (кантон Невшатель), и сын, и дочь с детства по настоянию родителей учили русский язык. Впоследствии мальчик продолжил изучение русского языка в качестве иностранного в университете. Русская среда во Франции и Швейцарии, безусловно, более многочисленная, чем кавказская. Русские эмигранты охотно привлекают кавказцев в свою среду, приглашают на мероприятия, которые проводят культурные центры, отмечая, что все же последние, особенно северокавказцы, ведут себя отчасти «обособленно». Одна дагестанка организовала в Швейцарии русский хор, членами которого стали как русские, так и швейцарцы (последние пели песни на русском, не зная русского). Если дети северокавказцев знают русский язык, то они тоже активно общаются и дружат с русскими сверстниками. Чеченцы, особенно чеченки, которые не работают, все свое время проводят у телевизоров и смотрят передачи на русском языке. Иногда кавказцы, особенно чеченцы, выбирают восточные (и мусульманские) среды. Многие успешные кавказцы – трудовые эмигранты работают в международных фирмах. Они имеют много друзей – своих коллег из других стран. Особенно это характерно для Швейцарии. Поэтому в этой стране есть понятие «интернациональной» среды [10].

Таким образом, мы видим, что русский язык при всех сложных, подчас противоречивых обстоятельствах, иногда направленных против самого языка, всегда сохранял в прошлом и сохраняет свою нишу в эмигрантской кавказской жизни в настоящее время.