Российские политические персонажи в дискурсе комического

В символической реальности российских масс-медиа сближение или отдаление комического и политического определяется разными факторами, в том числе советскими традициями. Советское наследие взаимодействия политического и комического исследователями оценивается противоположно. Так, В. В. Васильева видит динамику этого взаимодействия в зависимости от потребностей аудитории: в период политического затишья телеаудиторию волнует комическое осмысление бытовых перипетий, как, например, было в программе «Кабачок “13 стульев”, а в период политических баталий – острополитические шутки, как, например, в КВН 60-х [2012. С. 198]. Е. Доб-ренко, напротив, считает, что в советское время сближение комического и политического зависело от насущных государственных задач, что советский смех был направленным на идеологически заданные явления

[2013]. Вызывает интерес, присутствует ли в современных российских развлекательных программах политическое, и если да, то каким образом. Из ряда развлекательных программ выделяем те, которые отличаются явной установкой вызвать смех аудитории [Васильева, 2012]. Проблему взаимодействия политического и комического в досуговой журналистике мы рассмотрим в аспекте фуконианской теории дискурса.

Материалом для исследования была выбрана программа «Вечерний Ургант» (далее – «ВУ») по нескольким причинам: во-первых, это популярная программа, имеющая высокий рейтинг среди российских зрителей; во-вторых, она выходит на Первом канале, который можно рассматривать как главный телеканал страны, с 51 % акций в собственности у государства; в-третьих, она является аналогом американского шоу «Late Night Show» и так или иначе соблюдает

Енина Л. В. Российские политические персонажи в дискурсе комического // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: История, филология. 2015. Т. 14, вып. 6. С. 114–118.

ISSN 1818-7919

Вестник НГ”. Серия: История, филология. 2015. Том 14, выпуск 6: Журналистика

формат американской развлекательной программы. Эти причины позволяют предположить, что в создаваемой «ВУ» символической реальности присутствуют различные дискурсивные практики репрезентации политического. Выборка материала осуществлялась по типу мониторинга – полный содержательный и количественный анализ программ за недельный период: были записаны и расшифрованы все выпуски с 25 по 29 ноября 2013 г. включительно 1. Также в соответствии с выделенными в мониторинге объектами привлекались к анализу фрагменты программ 2012–2014 гг. методом случайной выборки. Мы рассматриваем выпуски программы «ВУ» как вариант публично приемлемого дискурса комического, который имеет собственные закономерности формирования – дискурсивный порядок [Фуко, 1996].

Несмотря на то, что «ВУ» относится к досуговой журналистике, эта программа имеет точки пересечения с «серьезным» журналистским полем: в качестве опорных жанровых форм выступают журналистские жанры, что подчеркивается рубриками программы: «Новости от Ивана»; «Острый репортаж Аллы Михеевой»; беседа-интервью с гостем программы. Тематическое наполнение «ВУ» содержит обсуждение последних российских и мировых новостей из сфер политики, экономики, киноиндустрии, музыки, технических новинок (гаджетов), социальных сетей и пр. Большинство тем интерпретируется и комментируется с установкой на комический эффект, который достигается с помощью особых речевых жанров и приемов языковой игры.

Для данного исследования мы сужаем политическую тематику и рассматриваем здесь только темы, связанные с конкретными политическими фигурами из российской политики. Российские политики участвуют в программе в качестве приглашенных гостей для центральной беседы с Иваном Ургантом и другими соведущими. Отметим, что гости-политики приглашаются значительно реже других. В анализ включаются не только интервью, но и любые упомина- ния о конкретных политиках в других сюжетах программы.

Предметом рассмотрения в выделенном дискурсе комического будут персонажи из сферы российской политики: практики их отбора, способы включения в дискурс комического и практики их конструирования. Общие практики конструирования персонажей в СМИ и методика их выявления описаны Э. В. Чепкиной [2000; 2012].

Практики отбора персонажа российской политики в программу «ВУ» прежде всего требуют от него институциональности – он должен быть представителем исполнительной или законодательной власти. В качестве персонажей выступают политики первого ряда: президент, премьер-министр, член правительства или лидер парламентской партии; и политики, условно говоря, второго ряда – региональные или городские: губернатор, мэр, депутат городской думы. Политики, оппозиционно настроенные к власти, в качестве персонажей программы не зафиксированы. Не отмечены и политические персонажи из представителей судебной власти и правоохранительных органов. На наш взгляд, практики отбора политических персонажей подчиняются некоторой логике политического контроля над объектами и субъектами комического. Логика политического контроля не в том смысле, что существует цензура, а в том, что существуют правила официального политического дискурса, в соответствии с которыми происходит селекция политических фигур для появления их в качестве персонажей в развлекательной программе.

Персонаж включается в дискурс на правах субъекта, когда приглашенный политик участвует в беседе с ведущими и остроумно или не очень отвечает на их вопросы, рассказывает смешные или не очень случаи из своей семейной и профессиональной жизни. Словом, персонаж наравне с ведущими создает комический дискурс. В качестве субъекта дискурса комического выступают политические персонажи только федерального значения. Эти персонажи конструируются за счет накопления позитивных смыслов, способных вызвать симпатию к персонажу [Автохутдинова, 2011]. Например, вопросы ведущего раскрывают только положительные личные и профессиональные качества собеседника: Сколько Вы знаете языков? Вы с детства мечтали изучить сингальский язык? Можно ли попросить рассказать о сингальском языке? Персонаж «Сергей Лавров» (ВУ. 24.10.2012) конструируется и с помощью практик самопрезентации: правильная речь, приветствие на разных языках, увлекательный рассказ об истории создании ООН, остроумные замечания и др. Показательна практика конструирования положительного персонажа через указание на поведение, которое нарушает строгие этикетные нормы:

Ургант: Вы когда-нибудь матерились в присутствии людей, которые по-русски не понимают?

Лавров: (пауза) Многократно!

Оба смеются, смех зрителей . Безусловно, в этих диалогах присутствует определенная доля импровизации ², и зритель способен самостоятельно оценить политического персонажа, его остроумие и реакцию на вопросы.

Приведем другой пример: репортаж с Международного экономического форума в Санкт-Петербурге. Алла Михеева, одна из соведущих Ивана Урганта, среди участников видит А. Л. Кудрина, признанного финансового аналитика, бывшего министра финансов РФ, и обращается к нему с просьбой о коротком интервью. Он отказывается, ссылаясь на отсутствие времени, на что Алла Михеева говорит: Ну тогда пожелайте что-нибудь зрителям Первого канала, и мы вас отпустим. Ну просто воздушный поцелуй! Кудрин останавливается, смотрит на нее: Да вы что?! (ВУ. 25.06.2012).

Здесь смех вызывает неподготовленная живая реакция персонажа на неожиданную просьбу. На глазах зрителя происходит мгновенный сдвиг из «серьезного» дискурса в комический. В подобных случаях конструирование политического персонажа происходит за счет практики провокации, цель которой «дестабилизация эмоционального состояния» собеседника [Иссерс, 2015. С. 149]. Важно, что здесь конструирование персонажа зависит от его ситуативной реакции, и зрительская оценка этого персонажа не может быть задана дискурсивным порядком, разумеется, если мы исключаем телевизионный монтаж, когда неудачные несмешные реплики не идут в эфир. Конструирование персонажа-политика через практику провокации вносит неопределенность в его оценку, что исключалось в советском публичном дискурсе комического.

Другой способ включения политического персонажа в дискурс комического – представление его в качестве объекта осмеяния. В основном объектами комического становятся политики, которые занимают нижние ступени вертикали власти. Здесь мы видим, что продолжает действовать механизм советской политической сатиры – механизм персонализации, суть которого в том, что осмеянию подвергается не система, но ее второстепенный персонаж: «речь всякий раз идет о характеристиках конкретного носителя бюрократического зла, о провинностях героя, но не о системности этих персонажей» [Добренко, 2013. С. 171]. Например, в «ВУ» от 29.11.2013 демонстрировался сюжет о мэре Липецка, М. В. Гулевском, обещавшем в разных интервью липецким журналистам открыть новую трассу, но дата открытия постоянно переносилась из-за неготовности трассы, и мэр каждый раз отказывается от данного ранее обещания. В ответе на вопрос журналиста звучит непроизвольное саморазоблачение городского политика: А кто обещал? Я?... Ну че вы пристали с этой дорогой? Ну че вы пристали? Я обещал… кто-то еще обещал… Как сделаем, мы вас пригласим .

Комментарии ведущих «ВУ» осмеивают политического персонажа как отклонившегося от моральных норм – честности и порядочности: Михал Владимирович на самом деле честен…Он не называл год …Он просто готовил сюрприз жителям к четырехсотлетию Липецка … сейчас городу 310 . Персонаж конструируется как объект осмеяния не по причине своего политического статуса, а по причине демонстрации некоторых низких моральных качеств. Подобные политические персонажи вызывают в рассматриваемом дискурсе комического только «насмешливый смех» [Пропп, 1997. С. 25], а не сатирический, поскольку конструируемый образ не влечет для них каких-либо политических последствий. По нашим наблюдениям, в «мейнстримовых» СМИ сегодня значительно сократилась функция критики конкретных представителей российской власти, и эта критическая функция в редуцированном варианте сместилась в сферу досуговой журналистики.

Присутствует в дискурсе и ряд политических персонажей, которые не являются ни субъектом комического, ни объектом сме-хового разоблачения. Назовем этот способ включения в дискурс – номинальным, или идеологически значимым, присутствием. Появление таких персонажей обеспечивается информационным поводом и отвечает актуальности программы, информация о них не выходит за рамки фактической. Например, в рубрике «Новости от Ивана» появляется персонаж «Президент РФ»: Вчера Владимир Путин провел несколько важных встреч в Италии, одна из которых состоялась в Ватикане с Папой Римским Франциском. Получается, самый влиятельный человек в мире, по версии журнала « Форбс » , [встретился] с самым влиятельным человеком, по версии газеты «Ватиканская правда » (ВУ. 26.11.2013). Смеховой эффект создается за счет сопоставления персонажей по источникам информации об их влиятельности: авторитетный экономический журнал Форбс и несуществующая Ватиканская правда , которая демонстрирует отклонение от нормы по отношению к общепринятому достоверному источнику. В данном случае практика конструирования положительного персонажа состоит в том, что отклонение от нормы приписывается тому, кто сопоставлен с идеологически значимым персонажем.

Также в анализируемом дискурсе комического узнаются практики эзопова языка, понимаемого как иносказание с политической подкладкой, суть которого в амбивалентной интерпретации высказывания: присутствует запрещенный политический смысл или не присутствует (см., например: [Вайль, Генис 1996]). Практики эзопова языка возможно приложить и к дискурсивному конструированию персонажа. Так, приглашение Андрея Макаревича и группы «Машина времени» (ВУ. 30.05.2014) связано с 45-летием группы, что и является информационным поводом для программы. Однако появление Андрея Макаревича на Первом канале совпадает с началом публичных требований со стороны части общественности лишить Макаревича звания «Народный артист РФ» и ордена «За заслуги перед Отечеством» из-за того, что он не поддерживает позицию Президента РФ относительно ситуации в Крыму и Восточной Украине, о чем также сообщается в новостях Первого канала. Диалог Ивана Урганта и Андрея Макаревича не содержит политических тем, но само присутствие такого персонажа порождает для части зрительской аудитории «мерцание» политического смысла: есть или нет здесь политический подтекст? Об открытой политической интерпретации неполитических персонажей в «ВУ» пишет Ирина Петровская: «Эти ур-гантовские политические штучки именно для тех, кто понимает, для тех, кто в теме и в тренде. Типа, ребята, не требуйте многого, чем могу… А стихи Абая Кунанбаева, прочитанные на языке оригинала, – разве не мужественный поступок? А как бы случайно упомянутый в ходе веселого трепа Удальцов – разве не гражданский подвиг? А фраза “Мы решили помочь Кремлю – Первый канал часто это делает” – разве не крамола?» [Петровская, 2012]. Обнаружение (анти)советских практик эзопова языка в дискурсе комического связано не со смеховым эффектом, а, скорее, с актуальностью этих практик для зрителя.

Практики отбора политических персонажей в официально приемлемый дискурс комического обнаруживают основную тенденцию – включение представителей только исполнительной и законодательной власти. Типичные способы включения персонажей в дискурс комического: на правах субъекта дискурса, на правах объекта осмеяния и на правах идеологически маркированного объекта, находящегося вне смехового разоблачения. Субъектами дискурса комического и идеологически маркированными объектами выступают политики федерального масштаба, объектами осмеяния – политики регионального или местного масштаба. Смех – явление социальное, и в рассмотренном дискурсе он выполняет различительную функцию между своими и чужими, где своими представлены основные политические лица страны, а чужими – некоторые региональные политики.

В конструировании политических персонажей в «ВУ» участвуют разные дискурсивные практики, актуальные и для журналистского дискурса в целом, в том числе (анти)советские практики эзопова языка.