Российские ровесники войны /РВ/ в средних классах школы (вторая половина 1950-х гг.)

Главной внутренней задачей РВ в эти годы было преодоление кризисов: 11-12 лет — перехода из детства в подростковый период и 15 лет — вступления в раннюю юность.

Возрастная психология определяет общественную задачу подростка и ранней юности как ПЕРВОЕ ЦЕЛЬНОЕ осознание себя в мире, преодоление неуверенности в понимании "Я". Подросток осознаёт или хотя бы ощущает, как вписывается его складывающаяся эго-идентичность в групповую идентичность дома, в школе, вне их — среди сверстников7. Общественный взрослый предъявляет подростку все более вы- сокие требования. Прежде всего — по поводу овладения общественным предметом, т.е. школьными дисциплинами, хозяйственными навыками, может быть — знанием запретов на политические темы, хоть в первом приближении, и т.д. Это всё относится к кризису 11-ти лет.

А следующий, 15-ти лет, связан с пробуждением пола, когда голос его ревёт внутри, часто заглушая все остальные внутренние, да и внешние голоса. Самый авторитетный из этих внешних голосов гласил: Подросток должен готовиться стать сознательным и умелым продолжателем дела дедов, установивших Советскую власть, отцов, ее отстоявших. Он должен стать борцам против эксплуатации на земле, продолжать строить самое справедливое — коммунистическое общество. Помню, что все это звучало для нас, РВ, довольно естественно. Ибо мы догадывались о необходимости какой-то скрепы для общества. Но ни дома, ни тем более между собой вне школы о политике, и даже о пионерских делах речь не вели.

Таким образом, нормальный подросток этих лет имел определённую цельность, как советский подросток своего пола, ребенок своих родителей, ученик, пионер, м.б., юннат или юный техник, музыкант и пр. Формирование внешне шло без общественных и семейных эксцессов, если происходило в средних, нормальных условиях. А внутри, в душе подростка?

А. Житинский вспоминает о постоянном чувстве СТЫДА за то, что он — из благополучной семьи военного летчика, полковника. Стремясь раствориться в средней массе, он в 5-м классе курил, матерился, разделял романтический взгляд на стычки, финки, "обломы"8. И это было лишь продолжение вечного поиска мальчиками своей будущей мужской причастности к миру охоты, войны, соперничества и т.д.

Тяжкую цену душевных травм, разочарований платит подросток за моральную неподготовленность к юности, к следующим этапам. Семья и в среднем школьном возрасте продолжает быть основой формирования личности, но делит эту роль все больше со школой и другими сферами и источниками развития психики подростка. По мере его приближения к переходному возрасту, он всё более внимательно оценивает себя, беспощадно признаваясь себе (не другим) в действительных или мнимых отклонениях от идеалов силы, лихости — мальчики, красоты или хоть миловидности — девочки. Подчеркну также колоссальную роль круга друзей Родителей и близких им по мыслям, по духу, по "человечеству". Наличие таких кругов убеждает подростка в особости своего социо-культурного слоя, в жизненной удаче — принадлежать к нему, будь то в Куйбышеве или в Ташаузе…9

Но в семьях, где нет достаточного внимания к подросткам, они проходят через нравственную пустыню. И бывает легче предать самых дорогих родных взрослых, чем показаться сверстникам любящим, заботливым по отношению к родным, ибо идеал этой и особенно следующей поры — гордое одиночество или /и/ жестокая стадность. Потому ж и в школе 6-е-7-е классы — самые трудные для учителей. Идет ломка! Школа взывает к семье.

В семье. К 1960-м годам, под натиском "оттепельной" либерализации, семья становится более свободным брачным союзом двух взрослых. Большая часть РВ рождалась в законных браках. Из каждой тысячи человек данного пола и возраста в браке состояли:¹⁰

Возраст, лет	1939 г.		1959 г.		1970 г		1979 г.		1989 г.
	Муж.	Жен	Муж.	Жен.	Муж.	Жен.	Муж.	Жен.	Муж.	Жен.
16-17			5	29					25	129
20-24 25-29	336 738	614 787			289 772	559 827	384 785	602 806	372 758	623 805
30-39							878	828	850	823
40-49	938	727	962	582			916	788	865	769
50-59							930	648	882	685
60 и старше			754	293			854	283	828	341
Всё население в возрасте 16 лет и старше	690	605	695	522	722	580	707	580	715	606

Подчёркнуты в таблице числа брачности предположительных дедов и бабушек РВ. Молодые (40-49 лет) будущие Деды ровесников Войны в 1939 г. почти все были женаты; наши молодые будущие Бабушки — на 73% замужем. Через 20 лет различия в их брачности увеличились — в браке было 3/4 мужчин и меньше 1/3 женщин, не столько из-за разводов, сколько из-за потерь в когорте мужчин. Имеет значение и то, что в строку включены все люди старше 60 лет, а не только 60-69-летние.

В когорте весьма вероятных Родителей РВ, чьи данные выделены жирным шрифтом , 20-29-летних в 1939 году, сначала видно почти двойное превышение брачности женщин в младшей половине когорты, т.к. женщины раньше вступают в брак. К началу 1959 г., женаты почти все 40-49-летние мужчины из поколения наших отцов, а из матерей — замужем лишь около 60%. Это явный след Войны. Отмеченный перепад усиливается к концу жизни Родителей (см. строку "60 и старше" в 1979 г.).

Об РВ: уроженцам начального этапа Войны было в 1959 году "уже" 16-17 лет, и три из каждой сотни дев официально стали "дамами"... К 1970 году, когда РВ стало 24-28 лет, показатели их брачности (выделены курсивом) примерно совпали с аналогичными показателями их Родителей в 1939-м. Но к 1979 году, в возрасте 33-37 лет, РВ не имели такого разрыва в показателях брачности, как их Родители в том же году. Тогда из тысячи мужчин старше 60 лет вдовцов было 120, а из тысячи женщин — 643 вдовы. Тут уже виновата была не только Война, но и более высокая смертность мужчин в мирное время. Увеличенным шрифтом выделены в таблице начальные данные о брачности Детей РВ.

Один из важнейших факторов формирования ребенка, подростка — наличие у него братьев, сестёр. Большинство советских женщин из когорт наших матерей имели не по одному ребенку, а по 2-3 (на 100 женщин 1910-1914 гг. рождения приходилось 337 рождений; 1920-1924 годов рождения — 256 рождений; хотя, конечно, не все дети выжили, выросли)11. Средний размер российской семьи в 1959 году — 3,7 чел.12, т.е. мать, отец (или бабушка) и 1-2 ребенка.

Условный РВ имел от роду в 1957-1958 гг. 12-13 лет. Семья ли сохраняла значительное влияние на его формирование? Нет, оно к тому времени в главном закончилось, если говорить об основных человеческих качествах. Скорее семья продолжала определять образ повседневной жизни и "деятельности". Могло изменяться отношение в семье к учёбе подростка, к его участию в труде. Становилось более многообразным поле зрения ума и души подростка. Полнее представлялся ему большой внешний мир. На первый план в нём выходили ровесники, сверстники, товарищи по учебе, играм, шалостям, переходящим порой грань нравственности и даже законности.

Огромное значение для подростка имело сравнение своей семьи, её материального положения, отношений в ней — с окружающими семьями. Ему не нужно сознание исключительности. Но угнетает и другая крайность, например, когда пьёт не только отец, но и мать, а братишки и сестра голодают, плохо одеты. Подросток тащит сей нравственный груз, пока не проникает в ту юдоль бедности, грязи, холодности теплое поветрие иной — "культурной", богатой жизни. Юрка из повести Н. Дубова "Беглец" решает бежать из дома, увидев как тепло, любовно относятся друг к другу заехавшие сюда на отдых московский академик и его пассия, какие у них красивые машина и палатка, вкусные консервы. А главное — увидев, как местные, обычные люди зло радуются несчастью, постигшему эту пару, как отец-пьянь обкрадывает их…13

При инстинктивном отвращении к выспреннему названию повести Г. Медынского, я вынужден всё же вспомнить и о "Чести". В центре повествования — советский девятиклассник Антон Шелестов, вовлеченный преступниками в шайку. Причины — неблагополучная семья, недостаточное внимание к нему взрослых, отход юноши от школьного коллектива, влияние улицы, разрыв с настоящими друзьями и т. д.14 Родители Антона (как и его прототипа) расстались по непонятным для него причинам, мать вышла замуж за "Якова Борисовича" — самовлюблённого мерзавца с приличным положением и благообразным видом. На сына у неё не хватает времени, желания, а главное — умения его понять и воспитывать исподволь, искусно…

Семья главаря юношеской шайки — тоже неблагополучна. Отец погиб на фронте, мать с трудом тянет сына. Она не может унять его стремление к первенству мальчишечьему любой ценой, да ещё попустительствует присвоению им чужого. Третьему персонажу повести, тоже не повезло с матерью — неумной, "надоедливой"…15 Наверно, это были распространённые варианты неблагополучных семей РВ.

В интеллигентной семье — другие беды. Вспоминает Г. Кремер (1947 года рождения): Я испытывал беспомощность между ссорящимися родителями, жалость к ним и к себе. В 11-12 лет замкнулся. Мать, уходя от своего горя, возложила любовь свою на меня, глотала мое раздражение. Мои увлечения, интересы, отвлекавшие от скрипки, в доме лишь терпели.

С детства боялся темноты, крови, которая часто шла из носу, медицины, насилия в художественных произведениях, ОДИНОЧЕСТВА. И теперь не люблю быть один (!). Помогала фантазия, придумывал себе защитников.16

На 5 лет младше младшего РВ Юля Хитрово, жившая в московской семье, в коммунальной квартире из 54 комнат. Она любила заходить к соседям, познавая все слои и классы народа, да еще и межнациональные бытовые отношения. Кто ей запомнился? Прежде всего, те, кто заботился о других. Запомнилось ей и как родители мамы воспитывали (нельзя садиться при взрослых без их разрешения). "Но я, — признает Юлия, — воспитывалась в большей степени уже в детском саду, понимая лишь окрик, команду"¹⁷.

Ю. Хитрово пишет о разговорах взрослых — о негромких рассказах о блокаде Ленинграда, о том, кого и почему забирали в 1920-30-е годы. Значит, были семьи, в коих о политике говорили и при детях, подростках. Для последних такие рассказы были важнее, чем все учебники по истории и литературе. Можно предположить, что доверие взрослых к умению подростка молчать, не подвести — немало возвышало его в его глазах…

Но нередко подросток имел причины быть недовольным своим взрослым окружением, в частности — сварами внутренними между выходцами из разных социальных слоёв.

…Бабушка А. Житинского со стороны отца и две его /отца/ сестры гордились происхождением из дворян, говорили по-французски иногда меж собой. Отец — советский офицер, натурально, избегал таких упоминаний. Мать происходила из кубанских (казаков?). Бабушка старорежимно считает родных матери людьми 2-го сорта. Хотя и в ней (родне матери) были и учёный, и генерал, и врачи, а не только колхозники, лаборанты, рабочие, пьяницы, заключённый, сотрудник "органов"…

Каждая ветвь родных имела свое прошлое и рассказы о нём: папа встречает маму с новорожденным сыном у роддома; бабушка тайком несёт внука крестить, легенда об одарённости А. в детстве; как А. случайно глотнул уксусной эссенции, как заблудился в лесу, как был искусан собаками… Пустяки? Нет, маленькому человеку рассказывают его историю,

ПЕРВОБЫТНУЮ, дописьменную. События её для него столь же важны, сколь для народа — история побед, поражений. Постепенно перед ребёнком раскрывается устная и фотоистория Семьи, Рода, Окружения и т.д.18 Нельзя сказать того же о наших школах. После разрушений и реорганизаций редко какая школа в большом городе помнила свою историю.

РВ в средних классах школы. Большая часть подростков получала в рассматриваемое время неполное среднее (7-летнее) образование. Школьников 5-7-х классов в 116 тыс. школ РСФСР было в 1955/56 учебном году 4,9 млн., а в следующем — 3,8 млн. Налицо большой спад по сравнению с 1950/1951 учебным годом, когда их было 6,9 млн. Сказывалось снижение рождаемости и потери мирного населения в войну. Сближалась численность сельских и городских школьников средних классов (в 1956/57 уч. году соотношение составило 10:9).¹⁹

В отраслевом статсборнике есть примечание: дети-уроженцы военных лет поступали в школы с 1949/50 учебного го-да.20 Для РСФСР оцениваю число РВ, получавших 7-летнее образование в среднем за год, в 1,2-1,4 млн. Прием в техникумы в 1957-1958 гг. составлял примерно 260 тыс. чел.21 Т.е. туда шла 1/5 выпускников школы-семилетки. Остальные расходились на два потока — в старшие классы и в заведения Профобра. Выбор объяснялся во многом составом, уровнем обеспеченности семьи. На личностном уровне степень успешности в овладении знаниями в объёме 7-летки, очевидно, имела большое значение для оценки подростком своих возможностей, способностей, характера. Ясно, что определяющее значение имел качественный состав учителей, их образованность, опыт, отношение к делу.

Больше половины педагогов имели к этому времени за плечами учительские институты, каждый пятый — среднюю школу или педучилище, 16,4% — вузы.22 Это было лучшее состояние учительского корпуса, чем в начальной школе и чем в первые послевоенные годы.

Переживала ли школа тогда демократизацию? Сомневаюсь! Школа была одной из самых (разумно) консервативных частей советской Системы. Возможно, в педагогике и на практике более свободным стал поиск новых форм… Историкам школы виднее23.

Во многих школах, регионах было "не до того". Переростки ещё сидели в параллельных с нами классах, полуграмотные, хулиганистые, не хотевшие учиться. ЛенГорОНО докладывал: за 1957 год окончило курс 164 бывших неграмотных и 2,5 тыс. малограмотных, в том числе, — несколько ДОПРИЗЫВНИКОВ (т.е. 1939-1940 годов рождения). Мы, РВ, уже заканчивали школу, а Бюро Ленинградского ОК КПСС принимало решение "О завершении ликвидации неграмотности в Ленинграде и области" (Протокол № 67 от 1962 г.)24.

Из актов проверок школ Куйбышевского района Ленинграда видно, по каким показателям оценивали работу школ в конце 1955 г.:

— Народнохозяйственный план не выполнен, отсев составил по ШРМ /школам рабочей молодёжи/ 7% в 1-й четверти, 14% — во второй;

— Методическая работа на подъёме, но хорошо даны лишь 35% проведённых уроков (половина — с недостатками,

15% — плохо); успевают 87 % учеников, в ШРМ — 69%; в качестве поощрений применяются грамоты, вымпелы; (О методике мы не задумывались. Может быть, мне не везло, но уроков-СОБЫТИЙ за все 10 лет не было. Запомнилось учебное кино по истории в 6-7 классах…).

• —    Родительские комитеты есть; фонды всеобуча сформированы, по 2-4 тыс. рублей на школу /т.е. рублей по 5 на ученика в год — Ч.С./, плюс — при домоуправлениях;

• —    Горячие завтраки — везде, но мало учащихся ими пользуются;

• —    в школах есть кружки, хоры;

• —    работают ученики в мастерских.²⁵

О мастерских — особый разговор… Всё началось с директив XIX партсъезда о политехнизации обучения школьников²⁶. Осуществление этой идеи началось с 1954/55 учебного года введением "Труда" как школьной дисциплины. Во второй половине 1950-х гг. рос выпуск из полной средней школы, и все больше 17-18-летних "не помещались" в вузы. Руководство опасалось недовольства юных, вынужденных отправляться на производство? Возможно. На XX съезде КПСС было отмечено: "Выпуск учащихся из 10-х классов… составит за 5-летие 6 миллионов 300 тысяч… или в 2 с лишним раза больше, чем в пятой пятилетке. …Политехническое обучение в школах пока поставлено неудовлетворительно… Многие..., окончив среднюю школу, оказываются плохо подготовленными к практической дея-тельности"²⁷ .

На конференции учителей отмечалось, что к весне 1957 г. в Ленинграде ученики 5-7 классов работали в школьных мастерских на сборке мебельных замков по договору с артелью "Спецмеханик", 8-классники — летом в колхозе. Кроме того, школьники работали на пришкольном участке и в Таврическом парке. Старшие делали модели химических заводов для Учебного коллектора, оборудовали школьные кабинеты электротехники, автодела, работали на секретных заводах в лабораториях. Один из таких заводов, благодаря школьникам, смог дать отпуска рабочим летом. Ребята выполняли нормы станочников, уменьшенные на 15 %, участвовали в заводской общественно-политической жизни.

Переростки-семиклассники, благодаря работе, подтянулись, шефствуют над переростками 5-классниками, и те начинают даже вступать в комсомол!

• 1 20 пионеров переписываются с ребятами за рубежом.

Создается новый тип учащегося(!), умело сочетающего обучение с производительным трудом, по-новому относящегося к общественной собственности.

Пятном на сей благостной картине была девочка, сначала отказавшаяся работать на стройке, а когда заставили, — потребовавшая спецовку. За это её исключили из комсомо-ла…²⁸

Из прений по докладу видно: имело место увлечение лозунгом самообслуживания (призыв сокращать в штатах летних лагерей не только плотника, повара, но и медсестру — всё будут делать сами ребята); воспалённая надежда на помощь Школы в решении кормовой проблемы в сельском хозяйстве (выращивать на пришкольных участках не только кукурузу, но и турнепс, вику); известная обеспокоенность малым количеством (10-15%) мест приема в вузы для обычных поступающих, не имевших трудового стажа.

Итогом конференции был тезис: труд школьников должен быть МАССОВЫМ и ПОВСЕДНЕВНЫМ . По новым учебным планам работало в 1957 г. уже 100 ленинградских школ²⁹.

В декабре 1958 г. был принят закон о реформе системы образования в целом. Средняя и высшая школа была призвана теперь давать не только знания, но и рабочую профессию . В массовом, и как всегда, ускоренном, осуществлении реформы было много преувеличений, глупостей. Помню, школьники-"практиканты" стояли за плечом у меня и у других станочников по полдня раз или два в неделю в 1960 г. и хорошо, если научились одной-двум простейшим операциям. Но замысел был здоровый. Подростки могли, и многие — хотели, работать и зарабатывать. Порядка в их головах, умения в руках прибавилось бы. Иным, более трудовым, стало бы советское общество последовавших десятилетий. Наиболее полезными среди мероприятий политехнизации стали экскурсии на предприятия. Незабываемы посещения заводов ("Красный выборжец", Духовых музыкальных инструментов, Коксогазового, "Красный вулкан" № 4), пожарной части… Взрослая жизнь вдруг раскрылась своей главной стороной. И конечно, в неё тянуло. А школа — подталкивала. После 6-го, кажется, класса, то есть году в 1957м, мы получали нечто вроде путёвки-предписания отработать какое-то время летом, и чтобы это было отмечено и заверено официально. Но в 13 лет официально на работу не брали, а работа у частника не считалась…

Немало беспокойства доставляла руководству частичная фактическая безнадзорность детей и особенно подростков, чьи родители работали, а дома не было других взрослых. Возникла идея расширения групп продлённого дня и школ-интернатов . Это помогло бы вывести возможно больше детей из-под влияния несовершенного мира взрослых и воспитать из них НОВЫХ людей, пригодных для быстрого создания основ коммунизма в СССР³⁰. И всего за 2 года численность учащихся в школах-интернатах РСФСР увеличилась в 2,5 раза — до 91,4 тыс. в 1958 г. В последующие годы, по мере улучшения условий жизни в семьях, происходил отток из интернатов³¹.

Старший РВ мог закончить ремесленное (железнодорожное и т.д.) училище за 2 года, т.е. в 1958 году, и оказаться в числе 415 тысяч выпускников системы ПТО этого года. Из них закончило: технические училища (на базе 10-летки) — 64 тыс., ремесленные /РУ/, железнодорожные /ЖУ/ училища и т.п. — 75 тыс., школы ФЗО при заводах, стройках, дававшие простые профессии, — 112 тыс. Отсев из училищ ПТО составлял до 1/5 приема³². Ибо зачастую шли туда те, кто не только не мог, но и не хотел учиться.

Следы Войны, наиболее заметные, постепенно стирались. Во второй половине 1950-х, окончив 7 классов, начали покидать детские дома /ДД/ старшие РВ, — сироты или оставшиеся по разным причинам без попечения родителей. В Ленинграде в 1956 г. действовали 48 детдомов, в том числе 36 школьных, 7 специальных, 1 санаторный, 2 — с особым режимом, 3 — при предприятиях и Военно-музыкальная школа. В них жило 5448 воспитанников, в том числе РВ (10-14 лет) — 1859. Большинство детей были круглыми сиротами (1,8 тыс.) или полусиротами (3,5 тыс.), остальные — с обоими живыми родителями. За год через ДД проходило больше тысячи человек:

было усыновлено и выписано к родителям около 460, направлено на работу на предприятия 99, в сельское хозяйство — 90 человек. На учебу отправлено: в РУ — 137, в школы ФЗО — 44, в техникумы — 17, в вузы — 17. Два года после детдома эти юноши и девушки должны были находиться под контролем органов опеки. Училось в школе 3,6 тыс. из 5,5 тыс. воспитанников. Успевало — 3,3 тыс., в том числе на "отлично" — 80, на "4" и "5" — 711 человек. Оценка за поведение была снижена примерно каждому 10-му.

Да и в целом отчёт даёт мирную, благополучную картину ВНЕШНЕЙ жизни ДД: проводятся вечера отдыха, праздники, ёлки, экскурсии и походы. Ребята учатся работать в мастерских: столярной, слесарной, швейной, электротехнической. О трудностях сказано скупо, но весомо: скопилось много умственно отсталых, психоневротиков; не удаётся помогать воспитанникам в приготовлении домашних заданий; не хватает обуви, игрушек и игр...33 О внутренней жизни ДД можно только догадываться. Явно душа воспитанников была занята не только мечтами о будущей взрослой жизни и подготовкой подарков партсъезду. На шефов, на взрослых посетителей ребята, особенно младшие, смотрели как на возможных усыновителей…

Нелегко складывалась жизнь некоторых усыновлённых РВ , особенно к переходному возрасту. Груз привычек, зломыслия и звериных, стайных манер поведения долго сказывался в жизни приёмышей, и удручал названных родителей³⁴.

Возвращаясь к чисто школьной обстановке, переживаниям, следует сказать об изменении в подростковом возрасте мотивов социальной учебы. "Завоевание места в коллективе" является главным побуждением для двух третей — четырёх пятых 5-классников (видимо, сказывается и вступление в пионеры). "Положение в будущей взрослой жизни" — значение этого мотива единично появляется в 5-м, и заметно — у 1/5 ребят только в 7 классе , очевидно, в связи с предлежащей развилкой дорог после неполной средней школы³⁵.

Но начинать, наверно, надо было с самых простых мотивов к обучению (страх наказания, нежелание огорчать родителей и — в идеале — самое естественное — желание изучать ИНТЕРЕСНЫЙ предмет). Интересна постановка психологом вопроса о поведении, образе действий, связанном с ритуализацией, имеющей общее значение для участников36. Юрист вспомнил бы и о таком мотиве к обучению, как закон о всеобуче, неисполнение коего было чревато ответственностью…

Вторая половина 1950-х — начало 1960-х годов были для РВ временем наступления частичной гражданской правовой дееспособности, начиная с 14-летнего возраста. Ещё раньше, с 10 лет, предусматривался учёт мнения ребёнка при решении жизненно важных вопросов, например — с кем из разводящихся родителей он хотел бы жить. Первыми нормативными документами, которые касались нас прямо, были "Правила для учащихся". Правилами, принятыми Ленгорисполкомом 1 августа 1955 года, предусматривался, в частности, запрет на пребывание детей на улице без взрослых в течение учебного года — после 22 часов, летом — после 23 часов. Ученики должны были иметь при себе ученический билет. Ответственность за соблюдение детьми общественного порядка возлагалась на управдомов, комендантов (во дворах и подъездах) и — на родителей (дома). Сегодня весьма актуально выглядит забота власти 60 лет тому назад об устранении перегрузки детей . Ленго-рисполком рекомендовал занимать ребенка не более, чем в 1-

2 кружках и нагружать его не более, чем одним общественным поручением…37

Оценки-воспоминания РВ о школе — очень разные. С одной стороны, и сегодня несть числа трогательным рассказам о школе 1950-х. А вот Г. Кремер и Т. Бек школу вспоминают с озлоблением. Первый: серая форма мальчиков, красный галстук, транспарант "Учиться, учиться и учиться!" (В.И. Ленин), черные парты и доска, противный скрип мела, ЗАТХЛЫЙ ЗАПАХ ТРЯПКИ (выделено мной — Ч.С.).

Татьяна Бек: (1949 г. р.): "Почти тюремного вида черно-коричневая форма девочек с нарукавниками (чтобы не продиралось платье на локтях), мешки для сменной обуви". / Такого не помню; по школе ходили в уличной обуви, но — сухой и чистой, т.к. носили ГАЛОШИ в мокрое и морозное время года (ибо они и грели, имея теплую подкладку). -Ч.С./ Богат набор запомнившихся Татьяне Бек причесок: бобрик, ёжик, кок, горшок, бабетта, гаврош, я у мамы дурочка (дурачок), конский хвост, вшивый домик (под лаком). На физкультуре пахло матами и потом. Девочки в сатиновых шароварах (мой вариант: и мальчики, и девочки — в трусах, но у девочек — с резинками вокруг верха бедра. Мальчикам рекомендовалось поддевать под сатиновые трусы плавки или короткие трикотажные трусики). Проверка санитарами чистоты рук и состояния ногтей. До 8-го класса нельзя было носить в школу цветные ленты в косах, заколки и обручи. Надевали это, выйдя со школьного двора³⁹.

Да-с, помнится и мне рассказ о 32-й железнодорожной ленинградской школе (в начале ул. Восстания), где расстёгнутый воротничок рубашки воспринимался как намёк на свобо-до(инако)мыслие старшеклассника!

Так мы дошли до перекрестка двух тем: "школа" и "политика".

Политический фон и "политическая жизнь" подрост-ков-РВ. ХХ съезд КПСС запомнился мне, 11-летнему, только тем, что соседнюю комнату снимал полковник Андрей Владимирович М-ка и его жена Клавдия Константиновна. Мы с бабушкой о политике НИКОГДА за 30 лет (1948-1978) не говорили. Андрей же Владимирович вынужден был выслушать текст "секретного" доклада Н.С. Хрущёва в своей Артиллерийской академии, дурно спал ночь после того, и жена его сказала бабушке, что он даже кричал во сне от ужаса...

В сознании подростка все это упрощённо, отрывисто преломляется. И он политически действует (бездействует), в основном, в рамках своей возрастной общности, её общественно-политической организации. Одним из главных поводов к раздумьям о социально-политической справедливости МОГЛО стать фактическое неравенство граждан СССР и их детей — наших ровесников.

С не недовольством, но — с ожиданием (оптимисты) или — без оного, мы рассматривали картинки в книге о вкусной и здоровой пище, или настоящую дорогую еду, подаваемую в гостях. Сыр был роскошью, поэтому маслины на столе, за которым собирал друзей профессор, сосед по даче, казались продуктом из другого мира, как и банка консервированных ананасов. Но в 11-12 лет неравенство не воспринималось как проблема политическая. В то же время, даже подросток-пионер, имеющий уши, слышал, что всё вокруг пронизано политикой… партии в области: экономики, образования, науки, по поводу младших поколений, в том числе — нас, РВ:

Молодежь не испытала ужасов дореволюционного времени, надо ее воспитывать знанием истории страны, народа, партии, рабочего класса. Некоторые работники недооценивают вред буржуазных влияний на советскую молодежь. Школа отстает от требований жизни, мало связана с жизнью, с производством, с практикой коммунистического строительства. Надо повысить роль государства и общества в воспитании детей школьного и дошкольного возраста. "В будущем предоставить возможность для воспитания всех детей (! -Ч.С.) в школах-интернатах, что будет способствовать успешному решению задачи коммунистического воспитания подрастающего поколения и вовлечения новых миллионов женщин в ряды активных строителей коммунистического общества. (Аплодисменты). Высокой оценки заслуживает вклад комсомольцев в хозяйственное строительство⁴⁰.

Воспитать подростков в ненависти к проклятому царскому прошлому путем изучения истории пытались и до, и после указаний XXI партсъезда. Но не пережитое лично, а вычитанное в книжке, заведомо пристрастной, классовую позицию как УБЕЖДЕНИЕ не формировало. Дружно смеялись мы и наши старшие в неофициальной обстановке над тезисом о "пережитках капитализма" в сознании людей, родившихся после 1917 г….

О западном влиянии на молодежь. В пользу капиталистического строя свидетельствовало качество и многообразие доходивших до нас потребительских товаров, техники, или рекламных материалов о них: вспоминаются шариковая ручка "BIC", портативный трофейный магнитофон "Грюндиг", солнцезащитные очки; приставка к магнитоле, позволявшая изготавливать гибкие, на рентгеновской плёнке, звукозаписи, фирменная пластинка Дюка Эллингтона … Аргументом немаловажным была свобода тамошних искусств, прежде всего формалистических изысков, современной джазовой музыки. Слухи о больших пособиях по безработице, о налоговом перераспределении доходов на Западе воспитывали, если не преклонение перед заграницей, то уважение. Конец 1950-х гг. — это журналы "Америка", где были не только фото роскошных авто, но и текст о стране больших возможностей.

Одним из советских ответов на американскую агитацию были наши публикации о зарубежных поездках советских руководителей. В 1959 — 1960 гг., по горячим следам, появились две книги о визите Н.С. Хрущёва в США, изданные общим тиражом в 1,5 млн. экземпляров и раскупавшиеся нарасхват, — официальный отчет и заметки журналистов41. В последней были также письма советских людей. Уроженец 1940 года, десятиклассник Н. С. Светличный из Харьковской области писал перед поездкой советскому премьеру: "Гнев народа на поджигателей войны /американских генералов — Ч.С./такой, что они /если полезут/ могут остаться без рук, а скорее всего останутся без головы. … Знаю, какой ужас приносит война…". Недалеки по возрасту от РВ были и девушки из строительного училища г. Кузнецка. В честь визита Н.С. Хрущёва за океан они брали обязательство окончить учёбу на "отлично". Было письмо и от американской школьницы: "Моя учительница говорит, что все мы должны уважать Вас. Моя мама не хочет, чтобы у меня были такие чувства к Вам. И всё-таки Вы мне нравитесь…"42 В то же время, отдавая должное умелости американских рабочих, знаниям инженеров, искусству фермеров, наши публицисты в одной этой книге рассказали и нам о США больше, чем мы могли бы узнать за многие годы из газет, из текущей публицистики, из книжек того же Говарда Фаста… Ставни окошка на Запад приоткрыли, и информация пошла в обо- их направлениях.…

Возможно, решающим фактором для читающей публики, особенно для молодёжи, в том числе — из числа РВ, стала "прогрессивная", как её называли, зарубежная литература. В школе её не проходили, но книги Ремарка, Кронина, сестёр Бронте, Голсуорси … встречались почти в каждом доме. Преизо-биловали настоящей, столь желанной для горожан-гуманитариев, литературой сельские магазины, в коих книги были не на первом месте по формированию товарооборота.

Упомянув А. Кронина, вспоминаю описанные им неимоверные усилия одного из героев, школьника, готовящегося к экзамену, дающему шанс на бесплатное образование в хорошем университете. Что касается трудового воспитания западных подростков, то и здесь литература показывала нам естественную необходимость для наших западных ровесников работать, так или иначе, чтобы помогать старшим. И мы подчас завидовали им, не отстранённым от настоящей работы законами. Школа же предлагала, точнее обязывала, собирать металлолом, вручную выпиливать из брусков-заготовок молотки, и пытаться соединить два деревянных бруска шипом в паз… Это — в городе. Сельская школа всеми нитями была связана с колхозами (строившими тогда не меньше школ, чем государство), совхозами, другими предприятиями. Учитель был одной из главных культурных сил деревни — лектор, организатор политических кампаний и пр.

Знали о производственной жизни страны мы немало, благодаря СМИ, еженедельным политинформациям по газетам, киножурналам ("Новости дня", "Ленинградская кинохроника"). Взрослая, рабочая жизнь манила, и не только зарплатой, но и загадочным миром техники. Учебники, задачники были переполнены материалом о производстве. Как и взрослые, мы знали десяток-другой имен знатных рабочих и колхозников города, области и страны.

Много позже стало ясно, что в т.н. отрыве школьников от ориентации на производство виновата была не столько школа, сколько семья, вдалбливавшая подростку, что не надо учиться 7-10 лет, чтобы потом класть кирпичи, укладывать рельсы, убирать навоз на ферме. После таких слов, конечно, мы мечтали о каком-нибудь белохалатном цехе оптико-механического завода.

Политика входила в нас через Радио, как самое массовое СМИ, и через газеты. Даже в "тощие" 1950-е годы мы с бабушкой всё же выписывали 2 газеты — взрослую и пионерскую. Последнюю — союзную или местную — я прочитывал всю. В том числе, главный раздел — о жизни школьных пионерских организаций, постоянно чувствуя неосуществимость на практике действий, к которым подталкивали статьи, репортажи, заметки. Сначала удивлялся: почему опыт сплочения звеньев, отрядов, описываемый в газетах, в "Пионерской зорьке" по радио, неприменим у нас в классе. Ведь стыдно или опасно было бы всерьез критиковать отстающего, хулигана, пытаться перевоспитывать его. Недостойно, неприлично казалось предложить на сборе какое-то хорошее дело, начатое в другой школе. Непи-санная норма поведения сформировалась раз и навсегда: на сборе, на совете дружины сиди и жди, что скажет учитель, старший вожатый. Часто это окажется невыполнимым, и он это знает, но возражать нельзя, голосуй "За" и сделай вид, что попытаешься выполнить это в отряде, в звене.

Ответом на робкое сопротивление педагогической общественности политическому формализму, гневной реакцией на попытки воспитания целостной личности, стали охранительные статьи, такие, как "Политика и педагогика" члена АПН Н.К.

Гончарова. Школьный авторитаризм устоял, пережил "отте-пель"43.

Всё, чему мы, подростки, были свидетелями во второй половине 1950-х, надолго врезалось в сознание как норма. Из крупнейших партийно-государственных решений знали: о целине; совнархозах; повышении низших пенсий и зарплат; о химизации народного хозяйства; о новом в жилстроительстве, в обслуживании населения. Вполне ясен был курс на мирное сосуществование, призыв Хрущёва к западным лидерам: "Давайте торговать, соревноваться и разоружаться!". Не забыть презренные имена Ли Сын-мана, Чан Кай-ши, арабских королей Фарука и Фуада, с одной стороны, и вселявшие надежду революционные, национально-освободительные движения под руководством Дж. Неру, У Ну, Х. А. Сукарно, Р. Караме, А. Бен Беллы, Х. Бургибы, Н. Сианука, Конг Ле... Создание военно-политических блоков, окружавших СССР и страны народной демократии, казалось делом, требующим немедленных контрмер. Абсолютно верными представлялись действия Советского руководства в конце 1956 г. во время Суэцкого и Венгерского кризисов. О событиях в ГДР и в Польше многие не знали. Эпохальной виделась победа бойцов Фиделя над продажным режимом Батисты.

Наш подростковый интернационализм имел два аспекта — официальный (попытки переписываться с пионерами соц-стран, изучать историю Международных фестивалей молодежи и студентов) и — будничный: похвастать значком Тельмановских пионеров ГДР, рассказать на сборе о какой-то союзной республике. Бытовой национализм тоже проскальзывал. Посмеивались над новичком — косноязычным Шамилем Д. в 5-м классе, в минуты обострений с участием мальчика известной национальности выскакивало слово "жид"… Дома потом пугали, рассказывая о временах (первых советских?), когда за одно это слово можно было угодить в тюрьму. Только совсем уж наивный мальчик, полу-еврей, в Ленинграде мог ответить учительнице: "Национальность? Ленинградец!"44. Его же в 1957 г. исключали из пионеров за то, что осенил себя крестным знамением, — это уже к вопросу об антирелигиозном воспитании, неразрывно связанном с политикой, на всех уровнях. С тех лет памятно название "страшной" книжки: "Чудотворная" В. Тендрякова.

Хорошо, что во второй половине 1950-х, не привлекали к кощунству по отношению к памятникам религии подростков так, как это делалось в 1920-30-е гг. Для большинства пионеров вопрос о вере в бога не стоял. И это было очередной ступенью нравственного одичания народа.

РВ почти не застали самых диких превозношений русскости рубежа 1940/50-х гг. Но в учебниках эта волна чувствовалась — в подчеркивании приоритетов Ползунова, Ломоносова, Петрова, Яблочкова, Якоби, Попова, Можайского. Знаменитая кондитерская "Норд" стала "Севером", "французская" булка стала "городской", "хала" — "плетёнкой"; Ораниенбаум превратился в Ломоносов; Шлиссельбург — в Петрокрепость. И уж конечно — какой там Тильзит, Кёнигсберг…45

Через Всесоюзную пионерскую организацию прошла большая часть послевоенного населения СССР. В 1952 г. в ней состояло выше 19 млн. детей и подростков 8-13 лет.46 Надо признать, что форма работы с детьми была найдена удачно. Губила, как всегда, поголовность, когда не принимали (или исключали) лишь отъявленных хулиганов. Ошибкой было и затягивание пионерского возраста до 13-14 лет. Мы уже стеснялись носить галстуки, снимали их, выходя из школы.

В нормальных, мирных условиях пионерское движение не имело внутренней энергии, и, как и вся "политика" в СССР, подгонялось кнутиком сверху. Отрядные вожатые были далеко не во всех отрядах, поэтому нагрузка классного руководителя была огромной. Вот как вела пионерскую работу учительница одной из школ Фрунзенского района Ленинграда К.С. Павлова:

"В V классе составила вместе с ребятами план, распределила темы сообщений по истории пионерии, вывезла класс на экскурсию в Пушкин, там же провели сбор, разучили отрядную песню, участвовали в озеленении участка школы, сборы имели темы: "Критика и самокритика" (по итогам озеленительной работы), "Два мира — два детства, счастливое и отнятое"…

На собраниях учителей говорилось не только о формах, но и о педагогических задачах работы с пионерами. Традиционными были сборы по поводу успеваемости. Стремились к самовоспитанию пионеров (звено активно влияет на шалуна, и вот, он уже делает электрифицированную карту "Великий Октябрь"; звено навещает и кормит принесённым из дому больную одинокую одноклассницу!).

В порядке обмена опытом учителя называли темы сборов, выбор спектаклей…:

VI класс: сбор "Можно ли дружить с мальчиками?" — разговор начинают девочки; три культпохода — на спектакли "Семья" (Ульяновых), о Володе Дубинине, "Всадник, скачущий впереди"; снова помощь заболевший; исправление поведения исключённой…

VII класс: показывать ребятам ведущую роль комсомольцев, но — не обижая старших пионеров; вечер к Дню Конституции, с изготовлением национальных костюмов; диспуты о живописи и музыке.

Учительница Болдовская (476 школа): "Отряд должен быть коллективом. Можно создавать сводные звенья, для выполнения одного поручения. Отряд должен знать, где ещё занят общественными делами пионер, учитывать его загруженность в домохозяйстве, в кружках"...⁴⁷

На бумаге всё это выглядело гладко. Звено, отряд, дружина представлялись некими многосоставными существами с волей, разумом, чувствами. Но как мог быть коллективом класс, состоящий из РАЗНЫХ людей — это мне не ясно было тогда, не ясно и теперь. Общность как советскость предполагалась и ощущалась в ином разрезе — по сравнению с мирами угнетения, эксплуатации человека человеком.

Из прессы, литературы мы много узнавали о "Горчичном рае" для детей бедноты на Западе и отчасти — на Востоке. Верили, сострадали... До определённого момента нам всем было ясно: у нас, в СССР, лучше, хотя бывает тяжеловато. Нет УГНЕТЕНИЯ! Это не обсуждалось между приятелями. Ибо представлялось либо очевидным, либо находилось вне сознания.

Насколько психика нормального подростка в состоянии была воспринять политическую действительность второй половины 1950-х? В это время В.А. Сухомлинский работал как раз с детьми интересующего нас возраста, РВ. Он видел в подростках непримиримость к злу, но — и неумение разобраться в сложностях жизни. (Реакция на зло, на неправду в постижимой для подростка части политической сферы зависела и от индивидуальных особенностей психики. Но в целом разница заключалась лишь в том, как смотрели на зло внутренним взором, как молчали о нём, как обещали исправить зло в себе — ожесточённо-вынужденно, насмешливо или покорно). Кто же оказался сильнее в конечном счёте — он, Педагог-Коммунист с человеческим лицом, или последующая советская действительность, обмявшая поколение его учеников, в том числе — РВ, по образу и подобию большинства советских людей труда? Ответ неочевиден, ибо под рукой нет представительных сравнений судеб бывших учеников Василия Александровича с контрольной группой РВ…

Подростки-РВ и труд. В городах раньше других сверстников начинали работать ремесленники и другие учащиеся системы Профобра. Они находились на полном гос. обеспечении, и получали треть заработка. Крайне важным для РВ стало совпадение момента, когда они заканчивали неполную среднюю школу, с отменой мобилизации подростков в систему Трудовых резервов. Т.е. выбор стал возможен! И это не привело к снижению контингента ремесленников. Наоборот, ежегодный выпуск рабочих из заведений Профобра составлял после 1953 года больше 650 тыс. человек.⁴⁸

В "ремесло" шли ребята из беднейших семей, особенно неполных. Здесь они находились на полном гос. обеспечении. (По радио часто звучало: "Фуражечка, фуражечка, хвалить тебя не грех // Наденешь — так и кажется, что ты красивей всех...") Униформа была черного цвета. Всё крепкое — и шинель солдатского сукна, и ботинки с заклёпками на косячках. Девушки носили береты. На петлицах — буквы "РУ" и № училища). Дети "интеллигенции" в РУ не шли, разве что отпетые, выгнанные из школ. Для сельских ребят и девушек поступление в училища Профобра были одним из каналов легальной миграции. Решали — отпускать ли подростка в училище (=техникум и т.д.) -— председатель сельхозартели, а в спорных случаях — собрание колхозников.

Труд подростков был запрещён Указом Президиума Верховного Совета в 1956 году, для лиц до 16, а в исключительных случаях — до 15 лет. Но запрет фактически относился к гос. предприятиям. В 1956 г. 3,8 млн. подростков 12-16 лет работали в колхозах СССР, ещё не будучи членами сельхозартелей. Подростков, трудившиеся в общественном секторе колхозов РСФСР, было меньше половины аналогичного союзного пока-зателя49. Заняты они были на конно-ручных работах, не требовавших умелости или квалификации взрослых. Но это и не собирание колосков, о котором столько писали наши беллетристы первых послевоенных лет. Подросток вполне мог подвозить на телеге бочку с питьевой водой косцам, девочки помогали матерям ухаживать за животными на фермах, особенно за молодняком. Ребят из небольшого городка мог заинтересовать пример героев повести Н.Носова "Весёлая семейка", нёсших вахту у построенного ими инкубатора для получения цыплят.

Широко пропагандировалось и внедрялось тимуровское движение. Это была социальная работа , выполнить которую государство и колхозы не могли и — подталкивали к ней младшее поколение. Особое значение это движение приобретало в деревне и малом городе, в зоне индивидуального неблагоустроенного жилья с приусадебными участками.

Об уровне жизни и быте семей, в которых жили под-ростки-РВ. За вторую половину 1950-х гг. реальные доходы рабочих и служащих в расчёте на одного работавшего увеличились на 27%, колхозников — на 33 %.50 Не было явной безработицы. Рос розничный товарооборот (в РСФСР за 1945--1960 гг. — в 6 раз), но спрос на продукты питания и некоторые промтовары удовлетворялся не полностью. Склады были забиты неходовым товаром51. Доходы колхозников были ниже, чем у ра- бочих и служащих, в частности, из-за сезонного характера труда в сельском хозяйстве. Но именно за 1953-1959 гг. в РСФСР доходы семей промышленных рабочих, ИТР и служащих возросли на 19 — 22%, а колхозников — на 83 %. То есть качественно изменился жизненный уровень РВ и их семей в деревне.

В гос. секторе различия между социально-профессиональными группами семей по объему годового денежного дохода были невелики; его размер колебался около 20 тыс. рублей. Внутри гос. сектора сверхвысокие оклады и разряды подрезали, чтобы добавить низшей категории.

Совокупный доход на душу населения в колхозных дворах, равный в 1959 г. 4,5 тыс. руб., был ниже, чем у рабочих промышленности на 39 %. Если у последних зарплата составляла 83 % доходов, то у колхозников денежные доходы от колхоза — лишь 39%52. Социальная ущербность колхозников проявлялась в отсутствии для них государственных пенсий. С другой стороны, дети, в том числе — РВ, колхозников в чём-то имели преимущества. Например, их лето проходило на лоне природы, тогда как горожанам приходилось снимать дачи или тратиться на путёвки в пионерлагеря.

Различия между колхозными семьями в уровне годового дохода, также запрограммированные сверху, заметны при сравнении регионов. Самые высокие денежные поступления за работу в колхозах были в Алтайском и Краснодарском ("Кубанские казаки"!) крае, Ростовской и Сталинградской областях. Самые низкие — в Центральном Нечерноземье (Рязанской, Смоленской, Орловской областях) или в абсолютном выражении — от 6 тыс. до 1,75 тыс. рублей в год на семью53. Весьма важной для семьи была работа подростков в ЛПХ.

В 1959 г. в РСФСР семьи со среднемесячным доходом на человека до 250 рублей составляли среди рабочих семей 1,2 %, среди колхозных — 14,3%. Несопоставим был удельный вес рабочих и колхозников и в следующей группе бедноты (250-350 руб./мес. на человека) — 7,2 и 24,5 %. Средние группы сопоставимы (350-750 руб./мес.). В высших группах — снова огромная разница в пользу рабочих. Многодетность, наличие взрослых нетрудоспособных было важнейшим фактором худшего материального положения семей именно колхозников54.

Рабочие и служащие имели основной статьей расходов затраты на питание, сельские семьи — на непродовольственные товары. Среди последних всё большее место занимала мебель и другие товары "длительного пользования". На одного члена семьи (в том числе — подростка) за 1959 г. купили: больше 13 м ткани, 3 пары обуви, большей частью кожаной. Расходы на культурно-бытовые нужды составили по социальным слоям: колхозники — 506 руб./год на семью, совхозные рабочие — 1063, рабочие промышленности -1657, служащие — 1969 рублей. Наиболее заметными внутри этой строки были расходы на зрелища — примерно по 18%; на отдых, лечение и гигиену сельчане — по 27 %, горожане — по 40%. Суммы за этим стояли разные. Служащие тратили на зрелища по 366 рублей на семью в год, на отдых и пр. — по 801 рублю; колхозники, соответственно, по 104 и 137 рублей55. Но сдвиг начался. Разворачивалась стадия выработки, усвоения от других и удовлетворения "непервоочередных" потребностей советского человека второй половины XX в.

Специфические расхода на нужды подростков выделить невозможно. Ясно, что как ученики, они покупали учебники, пособия, школьно-письменные принадлежности.

Благодаря росту доходов и предложения на рынке росло потребление более ценных продуктов питания, уменьшалось — менее ценных. Но по калорийности население не дотягивало до "научных" норм питания на 13%, в том числе — по продуктам животного происхождения — на 35 %.

…С детства я привык считать масло на столе ЗА ОБЕДОМ признаком зажиточности. Тогда, да и теперь неловко было, когда суп ели с хлебом, намазанным маслом. Всё же, у нас дома иногда, масло было на столе. У многих же моих однокашников — только маргарин. Хрущёв тогда собирался показать Америке "кузькину мать" и в производстве продуктов животноводства. Но врачи вдруг стали говорить, что масло — вредно, а журналюги-международники — что американцы уже перешли с масла на сыр. Взрослые посмеивались: это-де нас утешают, готовят к тому, что может и не стоит догонять Америку по вредному продукту. Вспоминается и частушечка, — от одной из бабушкиных подруг, скромнейшего бухгалтера, с букольками и в кружевных воротничках:

Пионеры просят мяса, // Октябрята — молока,// А Хрущёв им отвечает: // Всё засохло у быка.

Замечу, кстати, что хлеба на Западе ели в 2-3 раза меньше, молока — почти столько же, сколько в России, а сахара, мяса, яиц в два и рыбы — три раза больше. Видимо, не только взрослые, но и западные РВ… (Упоминание уместно, ибо юные советские РВ всё внимательнее глядели на Запад, прежде всего, правда, не на тамошние обеденные столы, а на модные витрины).

В продолжение темы вспомним "Приключения Кроша" Ан. Рыбакова. Оставшись дома без старших, герой повести, 9-классник, живет на 1 руб. 30 коп. в день. На 3 рубля в чайной парни обедают втроём и хватает еще на два пива. Зарплата практиканта-школьника за месяц составила 39 рублей56.

Питание детей и подростков послевоенного 10-15-летия было более здоровым, чем у современных детей. Больше продуктов потреблялось в натуральном виде, парном, не перемороженном; не имели такого распространения консерванты; пили слабенький чай, цикорно-желудёво-ячменный "кофе", летом — много молока. Деревенский завтрак — молоко с хлебом, ужин — редиска со сметаной, снятой с того ж молока, поставленного на простоквашу. Хорошо! Горячее — раз в день, т.к. на керосинке много не наготовишь.

В городе мы в трудные дни обходились поджаренным на постном масле хлебом, отварной консервированной кукурузой. Баночка стоила, помнится, полтора рубля в ценах до 1 янв. 1961 г. По праздникам — иное дело. Кампании старшеклассников, студентов, друзей, родственников, а иногда и соседи по коммунальной квартире, собирали "складчины". Соединяли приготовленное дома на одном столе. Взрослые танцевали под патефон.

Радиола была редкостью, а уж магнитофон — диковиной. В каждой комнате была радиоточка проводной трансляции. Владельцам же приёмников надлежало регистрировать их на почте, вносить абонентскую плату — и в результате вместо западных радиостанций слушать вой наших "глушилок" и прорывающиеся изредка молитвы радио "Ватикан"… Ходил слух о приёмнике "Фестиваль", который "берёт" все западные радиоголоса, чисто…

Материальная среда, активно формировавшая сознание РВ , зависела от места проживания, от достатка семей. Общей же была нацеленность (и официальная, и как молодёжное настроение) на "преодоление различий между городом и деревней". Хрущёв возрождает свою идею агрогородов. Снизу процесс идет также: в деревенских домах появляется городская, купленная мебель. Молодежь делает свой шаг, рабски перенимая городскую одежду, прически, жаргон, танцы.

Лишь в одном деревня шла впереди. Большинство жило здесь в отдельных, своих домах и домиках, пусть и неблагоустроенных. Зато социальный контроль, в городе вольно-невольно осуществляемый соседями по коммунальной квартире, по двору, имел в деревнях абсолютное распространение и влияние.

…Строительный бум середины 1950-х — середины 1960-х гг. переводил образ жизни миллионов людей в иное качество. В городах семьи, в том числе с подростками-РВ, переезжая в отдельные квартиры, во-первых, выходили из сферы постоянного коммунального ("микросоциального"⁵⁷) контроля за бытом (еда, стирка, уборка, режим дня семьи, круг домашнего общения, способы воспитания детей, стиль общения в семье), а, во-вторых, некоторые из РВ оказались в отдельной комнате , т.е. слабее стал внутрисемейный контроль за каждым мгновением их домашней жизни. Но — далеко не все РВ успели закончить школу до того, как "ребят нашего двора" разметало из центров больших городов по окраинам…

Менее частым стало внесемейное общение. Вот лишь один штрих — городские бани. В центре Ленинграда они стали закрываться одна за другой: Пушкинские, Ямские, потом "Щербаки", на 1-й Советской и т.д. Вместо них строились новые, но числом меньше. Что уходило? Многочасовые очереди по субботам — место молчаливого общения, вкус к истовому мытью, с парной, пивом или кваском, чувство причастности к своему ПОЛУ!

…Условный РВ вступал тогда в период первичной половой зрелости и жгучего любопытства к противоположному полу. Всё это таилось тщательнейшим образом. Школьные любови вынашивались как многолетний плод. Злые языки казались и впрямь страшнее пистолета. Своё тело открывалось как новая земля…

В нашей стране, как известно, многие века не было условий для нормального сексуального воспитания и половой жизни. Нормальных — о точки зрения человека из страны, где у каждого есть своя комната в семье. А если в 10-метровой комнате вчетвером — родители и двое детей?58 А если в рабочем общежитии в одной комнате — 4 семьи за занавесками? А если в зале общежития метростроителей — 40 женских коек и на многих ночью лежат не только девы, но и сошедшие к ним на ложе парни59?

В деревне подростки, видевшие как совокупляются животные, были, наверно, более готовы к здоровому, своевременному, исполнению своих половых ролей. Но там была своя сложность — узость круга ровесников (ровесниц) иного пола и в жёсткость социального контроля. В городах в средних классах школы лишь единицы рисковали обнаружить взаимную склонность и подвергнуться жестокому осмеянию. Но — были такие отважные. Пример Вити Козлова, беззаветно, по-бычьи, втрескавшегося /в 5-а классе 297-й ленинградской школы/ в разбитную Валю В., родил "стихи":

…Пошёл Козел в кооператив, // Купил себе презерватив, // Козлиха дурой не была — // Ему попробовать дала…

Но были стишки и о сексе у птичек, на мотив "Цыплёнка жареного":

"Цыплёнок уточку в одну минуточку // В сарайчик тёмный заволок, //

Нащупал дырочку, достал пипирочку // И наслаждался, сколько мог…"

Казалось бы, конкретное и — полезное пособие, но не верилось, что всё так просто. Останавливало от прямых ухаживаний словом и делом господствовавшее мнение о женской стыдливости, о меньшей заинтересованности дев и женщин в сексе и люб- ви. Ещё раз напомню об отсутствии отцов во многих семьях, т.е. — о незнакомстве с нормальными даже внешними, не говоря о тайных, отношениями между Мужчиной и Женщиной в браке.

И конечно, не забудем о разных темпераментах. У А. Жи-тинского в среднем школьном возрасте был "опыт": а) увлечения Ирой из 7-го класса; б) неполного осязания в 15 лет 17-летней девушки с её почти сформировавшимися прелестями. Инициатива, конечно, была её60. То есть, будем говорить: этому повезло. Другому не повезло, не попалась такая ощутимая, и долго приходилось удовлетворяться разговорами. В них вырисовывалась технология ухаживания и — в какой-то степени — полового акта. Изредка мелькали в чужих руках стопки порнографических фотографий, но совсем малых (6 х 9 см).

Несовершенным, зато легальным, пособием служили произведения литературы и искусства. Стояли мужские скульптуры в Эрмитаже, при виде коих девочки нашего класса, нервно хихикая, указывали на фиговые листочки и в отдельных случаях — на открытые мужские гениталии. Нам было сложнее, так как ни скульптура, ни живопись, как правило, не давали изображений женщин со всеми подробностями навыворот. Анатомия же изучалась лишь в 9-м классе, при скромном умолчании о столь соблазнительных сферах. Художественная литература тоже характеризовала лишь процесс в целом: "он овладел", "она отдалась". А нам-то нужно было точно знать, КАК овладел, КАК именно отдалась, кто кого раздевал, насильно ли, и как происходило вхождение одного в другую, возможны ли осечки, как они могут быть восприняты и т.д. Вместо этого взрослая литература лишь разжигала.

Искусство и литература в жизни подростка-РВ. Я учился в трёх ленинградских школах у словесниц самых обыкновенных — холодных истолкователей отечественной литературы. Но читать любил страстно, до одури, до рези в глазах. Фундамент, заложенный отцом и бабушкой под башню будущего самостоятельного моего чтения, ещё до превращения в подростка, оказался столь прочным, что его не размыли увлечения всех следующих возрастных этапов. Ибо это была русская классика. Отношения между ней и сознанием, мироощущением подростка сложны, прерывисты. Умом подросток понимает, что основа его бытия — семья, дом, что главное его дело — учёба, школа, но насколько же ярче, ИНТЕРЕСНЕЕ, увлекательней, тоньше выглядит в книгах благородное семейство Николеньки Иртеньева, военная "Школа" Гайдара, драма горького "Детства" и постижения Жизни "В людях" Алёши Пешкова.

Одни ищут признания себя взрослыми, самостоятельными в компании, другие — в воображении, раздуваемом до небес литературой и искусством. Опережает более простое, внешнее подражание взрослым, в частности, — в романтизированных вредных пристрастиях. РВ к началу 1960-х за неимением аперитивов и кальвадосов, а также "Кюммелей" и "Голуаз" вынуждены были напиваться плодово-ягодным вином и накуриваться "Памиром" или "Шипкой".

Учебники литературы начинаются с фольклора. Увлечение сказками, а кому повезло дома — и былинами, к отрочеству проходило. Сказки читались посложнее, литературные, с их вершиной — сказками Андерсена. Школа знакомила со "Словом о полку Игореве", но бездуховно, иллюстративно. Глухо, общо упоминалось о летописях; о житиях, конечно, ничего. Формально к фольклору относились и придуманные незнамо кем идеологически выдержанные частушки, публиковавшиеся в эти годы61:

Наша речка, быстра речка

Самогонку мил не пьет, Прямо, прямо все течет.,

В карты не играет.

И дороженька прямая

К комсомольцам он идет, К коммунизму нас ведет.

Книжки там читает.

Но рядом с таковым процветал и школьный бесхитростный бытовой фольклор:

— антипоповский, жёстковатый:

У попа была кобыла,// у кобылы -— 8 жил;

Как, бывало нае...ёмся,// так без памяти лежим.

— колхозный критический:

По селу гуляют девки,//ругают председателя://

Не нужны нам трудодни,// пошли к е.еней матери.

— полугородской :

На колхозном Невском рынке// продавали холодец.

Я достал себе полкила — // гоготал как жеребец.

— сельско-авиационный:

Из-за лесу вылетают 8 истребителей; //

Дайте, девки, по разочку, — "помянуть родителей"!

Большой радостью была через 40 лет встреча с многоцветьем школьного фольклора тех лет на страницах серьезного издания62:

— о самом актуальном при пробуждении пола:

Радуйтесь онанисты -// машины для суходрочки налажены!// Вам отдаётся каждая дыра,// вплоть до замочной скважины.

— о неудачном хождении в гости (на мотив рока

"Вокруг часов"):Хозяйка — бля...ь, пирог — говно, // На стол не подали свинину. //Подайте шляпу и пальто, — //Е...ал я эти именины!

— об американских врагах советского земледелия:

Ой, цветет калина и зеленый лук, //

По полю шагает Колорадский жук…

— об усиленном питании советских (На мотив "Барона фон дер Пшик"):

…Сегодня мой Абраша выходной,// Несу я в сумочке кусочек курочки,//Кусочек маслица, 2 пирожка…

— пейзаж осенний:

Поздняя осень, грачи улетели -// Надоело им говна клевать.

Ели и сосны к земле приклонилися.// Ну и погодушка, ё… твою мать!

У девчонок бытовали альбомы с текстами песен. Мы же, ленинградские мальчики, песен не записывали, запоминались они сами, исполняемые старшими парнями на Дворцовой набережной, а чаще — во дворах: приблатнённая "Жил в Одессе славный паренёк", душераздирающие лагерные "Я помню тот Ванинский порт", "По тундре, по железной дороге", "Помню, как сидели мы в Саратове" и многое другое.

Отечественные мелодии и слова густо перемешивались с иностранными. Разрядка международной напряженности проявлялась в прямо-таки фантастических картинках:

Нью-Йорк, Калуга, Лос-Анджелос // Объединились в один колхоз…

Колхозный сторож Иван Кузьмич, // Ломая буги, толкает спич.

Французскую песню "Я люблю Париж" снабдили русскими словами

"Я иду по Уругваю// Ночь — хоть выколи глаза…". Откликнулись и на пробуждение Африки: "Аддис-Абеба — мой дом родной", "Мадагаскар — страна родная".

С сожалением оставляю тему, ибо помнится немало перлов, кои пели САМИ, под гитару или без, а не затыкали, как теперь, уши наушниками, одуряясь жёстким ритмом. В этом смысле время культуры было БОГАЧЕ, человечнее!

В фольклоре, не только подростковом, т.к. мы тянулись к взрослому, проявлялась здоровая реакция народа, на офици-альщину, — будь то ёрничание по поводу классики ("Отец, слышишь, пи…дит, а я отвожу.//В лесу раздавался топор дровосека") , пародии на сладостные вирши песенников о девичьей доле ( "Хороши весной в саду цветочки,// Ещё лучше девушки весной. //Встретит вечерочком мама с ремешочком -// Сразу жизнь становится иной" ), на закрытие распивочных: ( "Дорогой товарищ Сталин, // На кого ты нас оставил? // На Никиту-подлеца, -— //Х... попьёшь теперь винца"), на уровень оплаты труда: ("Это — молот, это — серп, //Это наш советский герб.// Хочешь — жни, а хочешь — куй, // Всё равно получишь х...") , на советскую символику ("Наш герб — серп и молот, и звезда, а посерёдке — Фурцевой пи…да") … Идеологический пресс выжимал из голов сограждан обильные неформальные радужно-фривольные брызги. Каждому слою РВ было у кого учиться фольклоротворчеству. Сельские РВ еще застали пение по будням, если не по дороге на поле, луг, то вечером, когда девушки прогуливались без гармониста. Мы, городские, слышали, как поют старшие на демонстрациях и за праздничным столом. Но — не за каждым! Потомственная "интеллигенция" за столом уже не пела...

Возрастной переход от сопереживания к самоуподобле-нию приходится у более развитых моих ровесников, наверно, на конец 1950-х гг. Сочувствие, жалость до слез по отношению к немому Герасиму, Саньке "Рыжику", гуттаперчевому мальчику, Лёньке, странствовавшему с дедом Архипом, к "тупейному художнику" Аркадию, — укладывались в нравственную основу. Далее на нее ставится тайное уподобление себя Печорину, Онегину, Ондрию Бульбе, и чуть ли не Раскольникову… Стоп! Достоевского мы не проходили. Увлекали мальчишеской удалью вор Спирька Вьюн, великовозрастные бурсаки. Голос пола грубо не бился ещё при чтении сверкающих в тумане описаний Гоголем женщин. Детали быта горцев врезались в память навсегда ("Кавказский пленник", "Хаджи-Мурат").

Обсуждать всё это вне урока было не принято. Говорили, помнится, о: книжках про войну — недавнюю и гражданскую, о приключениях и фантастике. Многое забылось, но одну из рекомендаций приятеля — прочесть "Сердца трёх" — Дж. Лондона (?) всё же запомнил. Часто рассказывали друг другу содержание кинофильмов. Ждали, когда дойдёт очередь на прочтение "Тайны двух океанов" Г. Адамова — жалкого подражания романам Ж.Верна о "Наутилусе".

Тут же, в своё время, пришла к нам и зарубежная классика. Не высокая, как Рыцарь Печального образа, не мудрая (якобы), как до сих пор недоступный пониманию доктор Фауст, а бурлящая и полуголодная как кровь Д'Артаньяна, чуждая как неопределённость героя-рассказчика о "Роб Рое", и неумеренно познавательная беллетристика Жюля Верна. У меня сохранились книжки про Тома и Гека первой половины 1950-х гг.!63 А сколько замечательных подростковых книг бездумно раздаривали мы, когда вырастали. Из Ф. Купера остался только "Шпион" и "Пионеры", где-то гостит "Всадник без головы" Майн Рида...

В большинстве домов тогда было немного книг. Послевоенные библиотеки только составлялись. Иные из поколения наших родителей стояли, сменяя друг друга, в очередях у магазина "Подписные издания", у Филармонии, у музеев с первыми показами импрессионистов. Это был добрый пример, и на билет на американскую оперетту я не пожалел 50 рублей — в 1960 году это был мой 2-дневный заработок…

Благодаря литературе, мир открывался каждый день. То мир Швейка, то — добрая старая Англия с Диккенсом, Стивенсоном, Смоллеттом, а ещё раньше — с Дефо и автором Гулливера. Не так чист и честен был с нами Гюго, подобный через много лет Пикулю и советскому графу Толстому. Но глотали и его. Голос плоти подвывал, а остренькие груди Аэлиты царапали воображение…

По мере приближения к советскому периоду литература становилась все важнее как объяснение и показ нашего недавнего прошлого. В районных библиотеках до сих пор стоят на полках книги нашего отрочества. Скачет Кочубей из романа А. Первенцева, но не нахожу "Старую крепость" — одну из главных иллюстраций о НЭПе на Украине.

Об одних книгах, прочитанных тогда, сохранилась благодарная память, другие сразу воспринимались как агитка, халтура для денег или чего-то ещё. Но и из ремесленнических поделок что-то врезалось в память. Во-первых, схема: красные бились "за правое дело". Во-вторых, — детали, образы: роскошная отделка шашки Кочубея, обрезы с напаянными мушками ("Юнармия" Г. Мирошниченко), сургуч, принятый за откушенный у себя красным бойцом язык ("Пакет" Л. Пантелеева), лампочки, выворачиваемые на продажу беспризорниками в подъездах… Иногда — лишь название книги, кою читали другие тогда, а я — лишь теперь ("Бронепоезд "Гандзя" Н. Григорьева), причём — с интересом к азам артиллерийского дела. Как явная липа воспринимается сегодня книжка П. Бляхина "Красные дьяволята". Но это не помешало ее долгой жизни и киноуспеху. Иное дело — "Р.В.С." Гайдара, где приподнятость была талантлива.

Именно 1956-1957 гг. стали годами второго (а для нас — первого), триумфального рождения "Двенадцати стульев" и "Золотого телёнка". И лет 15 эти книги были энциклопедией, ретро-оракулом советской жизни при нэпе, а в смысле живучести типов — и обличением, и предсказанием. Их дополняли "смешные" рассказы Зощенко… "Хождение по мукам", "Тихий Дон" не были раскрашенными иллюстрациями, но сатира всегда желаннее и сильнее для обывателей любого возраста, чем документальные публикации, чем строгая литература и даже чем такие воспоминания, репортажи, как "10 дней, которые потрясли мир", вынутые из-под спуда тогда же.

А "Кортик"? — напомнит читатель. Да, конечно и "Кортик", восхитительный увлекательностью сюжета, понятный ВСЕМ, со своей схемой главных героев (подростки: Интеллигент, Средний и Простец), не раз использованной до и после создания этой книжки в 1948-м году. Она открывала искусно отретушированную картинку борьбы с врагами народа в начале 1920-х годов. Её полуправду я понял не так давно, столь сильно ее очарование было. Точно так же, немало лет понадобилось, чтобы увидеть в лиричной и искрометной дилогии Л. Соловьева о Ходже Насреддине (1940, 1954 гг.) такую беспощадную аналогию между средневековыми ханско-эмирскими режимами и сталинизмом, в том числе — меж их социальными опорами, что диву даюсь, как автор уцелел во время оно.

Кое-что о второй половине 1930-х гг. рассказали нам авторы книг о Войне, ее героях, пионерах и комсомольцах. У них (книг) был в среднем невысокий художественный уровень. Ав-

торы, писавшие о Саше Чекалине, Гуле Королевой, Александре Матросове и других, как вижу теперь, честно, в меру сил и понимания, выполняли не только социальный заказ, но и свою личную миссию. Из прочитанного в 1950-е гг. помню "Улицу младшего сына" — возможно одну из лучших книг этого ряда, с сильным характером героя, суровыми деталям быта и битв в катакомбах (Л. Кассиль и М. Поляновский).

Мы, если имели читающих родных, не могли не слышать их мнения о появлении прежде запретных книг.

Легкоусвояемой духовной пищей были для нас творения И. Василенко, в частности, — знаменитая "Звёздочка", о чистеньких, не хулиганистых ремесленниках, перевыполняющих нормы с помощью мудрых мастеров цеха — с усами и в кепках. Соцреализм — это когда на заводе без мата, в колхозе — колоски собираются не ночью от голода для себя, а днём, в колхозные закрома.

Благодаря появлению книг дома, всё чаще чтение подростковой литературы сочеталось с попытками читать взрослую. Почему-то большим успехом пользовались тома "Каменного пояса". Их не одолеть было. Но подчас знание одних только названий и авторов книг что-то нам говорило. "Переяславская рада" — о 300-летии воссоединения Украины с Россией, "Семья Тараса" — о непокоренных на оккупированной Гитлером горняцкой Украине, "Красный цветок" и "Седая девушка" — о борьбе китайского народа с угнетателями и т.д.

Заканчивая воспоминания о литературе, осталось сказать: о тёплой, человечной прозе Пришвина, Чарушина и Бианки, о научно-популярной литературе — лучших её образцах, вроде "Слова о словах" Л.В. Успенского, и тут же — о СОВЕТСКОЙ, идеологизированной научной фантастике в лице захватывающе смелой "Туманности Андромеды" И. Ефремова. Прорывы фантазии в другую сторону тоже пользовались популярностью и в западном варианте ("Затерянный мир" Конан-Дойля), и в отечественном ("Земля Санникова" Обручева). Но и сами по себе первобытные люди, описанные А. Линевским, С. Покровским, были так же близки и полезны, как беллетристические иллюстрации учебников Древней истории. Ярчайшая из них — "На краю ойкумены" того же Ефремова. А ведь был еще профессор Кун с переложениями мифов Древней Греции, Прилежаева-Барская ("В древнем Киеве"). Осваивая книжное море, мы плыли сразу во все стороны, одолевая и плутовской толстенный роман ("Жиль Блас"), и восхищаясь Уленшпигелем… А то, что не успевали прочитать, особенно из высокой русской классики, входило в нас из тарелок радиорепродукторов. Радио было главным источником музыкальных на нас воздействий.

…Радиофикация страны продолжалась. По РСФСР за 1950-е гг. число радиоприемных точек увеличилось с 9,6 млн. до 39,3 млн., в том числе на селе — до 15,7 млн.⁶⁴ И радио доносило до нас музыку всех уровней и жанров, кроме джаза и зарождавшихся ВИА. Из репродуктора звучали лермонтовский "Маскарад", главы из "Воскресения", рассказ А. Толстого "Русский характер". И ведь всё это — в исполнении Качалова, Юрьева, Яхонтова. Антон Шварц и Дмитрий Журавлёв читали Пушкина, Игорь Ильинский — Чехова… Оперетты Дунаевского и Милютина, 1-й концерт Чайковского в исполнении Вана Клиберна, трансляции концертов Ива Монтана, Клаудио Вилла, но больше всего — русской и советской песни — вот что дало нам радио тогда, и это был праздник музыкального искусства каждый день.

В то же время, важнейшим из искусств, как было написано и закавычено в каждом кинотеатре, для советских трудящихся являлось кино. Реализма в нем прибавилось по сравнению с музыкальными фильмами 1930-х годов. Но это все еще было кино-подросток, быстро взрослевший после XX съезда, от "Убийства на улице Данте" и "Дела Румянцева" — к "Балладе о солдате", "Летят журавли". Эталонами техники оставался западный жесткий реализм ("Плата за страх"), фильм — музыкальная биография ("Великий Карузо" с М. Ланца), фехтовательные боевики с молодыми Ж. Марэ и Ж. Филиппом. Показ трофейных фильмов заканчивался. Выпуск отечественных кинокартин быстро рос. Кинотеатры были переполнены. Быстро увеличивалось количество широкоэкранных кинотеатров, из которых после фильма о блокаде "Жила-была девочка" люди выходили с заплаканными глазами. Место нынешних телесериалов занимали индийские фильмы с Раджем Капуром ("Бродяга", "Господин 420"). Советские сценарии стали чуть свободнее в выражениях — герой "Тихого Дона" говорил героине: "Сука не схо-чет — кобель не вскочит". И ведь такое простенькое, но яркое выражение пошло в народ…

Но мы ещё не все относились к категории зрителей в возрасте от 16 лет, и пускали нас не всех на взрослые фильмы, особенно маленьких ростом. Огромным успехом пользовались ретропоказы, массовый прокат фильмов "Отец Сергий", "Поцелуй Мэри Пикфорд", "Мэсс-Менд", "Аэлита", "Праздник Святого Йоргена" и блистательного памфлета "Марионетки". Если был интерес, мы могли проследить всю историю советского киноискусства. Снисходительно взирали на розовые комедийки о6 Иване Бровкине и Максиме Перепелице. Высшая правда о Гражданской войне светилась в прекрасных, благородных лицах Р. Нифонтовой, Н. Гриценко ("Хождение по мукам"), о современных мирных днях — в картинке "Высота" с Н. Рыбниковым, певшим: "Не кочегары мы, не плотники...". Экранизация опер ("Евгений Онегин"), оперетт ("Мистер Икс") знакомила глубинку с музыкальным театром. Всё это я пишу по памяти, значит, кино играло немалую роль в нашем художественном воспитании.

На другом полюсе популярности находилась популярная музыкальная культура. Радио усиленно пропагандировало народную песню, массовую современную. Мелодическое богатство лирических песен и техническая простота вела лучшие из них сразу в гущу народа. Ни один официальный концерт не обходился без кантат и песен о Родине и Партии. Во дни торжеств они гремели из уличных репродукторов. (Теперь такое бывает лишь раз в год, в апрельский субботник, по распоряжению — смешно сказать — Районной администрации). Но и здесь стало пробиваться новое. В песне Э. Колмановского первая строчка текста Е. Евтушенко долго поражала слух "западной" интонацией: "Хотят ли РУССКИЕ войны?". Дальше всё шло, как полагается. Вообще тема мира и дружбы звучала теплее, чем раньше, не столь классово, — в песнях об эскадрилье "Нормандия-Неман", о столицах стран "народной демократии". С милым акцентом запела Э. Пьеха, бодростью веяло от ансамбля "Дружба". А на пластинках во дворах крутились пресловутые: "Мишка", "Ландыши", "Джонни", "Пчёлка" и т.д.

Чем дальше от центров профессионального искусства, тем важнее были для населения и нас самодеятельные концерты и спектакли. Так, моя младшая сверстница вспоминает свой большой и серьёзный репертуар: "Смерть Пети Ростова", рассказы Чехова, стихи Маяковского. В городах о нашем досуге заботились Дворцы и Дома пионеров и школьников. Весной 1958-го, получив справку в школе о добропорядочном поведении, я смог записаться в Публичную библиотеку им. Салтыкова-Щедрина — детские и юношеские читальные залы. Ни шашки, ни "блошки", ни умные настольные игры, а книги, радиолюбительство, фотодело, домашний мелкий ремонт, авиа и судомодели-рование, коллекционирование марок, монет, пластинок и многое другое занимало наше свободное время. Как было в деревне — не знаю. Ясно, что личное хозяйство требовало большой работы и подростков.

В 1960-е мы вступали под фанфары начала "космической эры", под "Бухенвальдский набат" и песни кубинской революции.