Ротационные жернова IX-XI вв. из раскопок Мангупского княжеского дворца

DOI:

Цитирование. Ганцев В. К. Ротационные жернова IX–XI вв. из раскопок Мангупского княжеского дворца // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2020. – Т. 25, № 6. – С. 131–141. – DOI:

Введение. Одним из крупнейших средневековых памятников из группы так называемых «пещерных городов» Юго-Западного Крыма является Мангупское городище, расположенное на вершине горного плато высотой около 600 м над уровнем моря и общей площадью 90 га (рис. 1, 1, 2 ). Благодаря наличию в верховьях балок источников воды, обширным размерам и высокой степени природной защищенности жизнь на территории плато продолжалась на протяжении всего периода средневековья. Начиная с 2006 г. одним из основных объектов археологических исследований Мангупской археологической экспедиции Крымского федерального университета им. В.И. Вернадского является дворец правителей княжества Феодоро 1425– 1475 гг. (рис. 1, 3 ). На сегодняшний день на памятнике не только изучены все известные архитектурные компоненты дворцового ансамбля, но и выявлены архитектурно-археологические комплексы додворцового и постдворцового времени [6, с. 142], что делает его эталонным объектом при изучении материальной культуры средневекового населения Крымских предгорий.

В пределах дворцового комплекса выявлен культурный слой, связанный с жизнью на плато в «фемный период» истории Мангупско-го городища (середина IX – XI в.) (рис. 3, 2). В это время основным занятием населения Мангупа являлось сельское хозяйство. Одной из категорий находок, выявленных во время раскопок и свидетельствующих о переработке зерновых культур, являются ротационные жернова, количество которых, тем не менее, не велико – всего 3 целых экземпляра (рис. 2). Редкость одновременного обнаружения нижнего (постав) и верхнего (бегунок) жерновов в комплексе требует их детального анализа.

Простые ротационные жернова использовались сельскими жителями Византии на протяжении всей истории империи [25, p. 34]. Конечно, византийцы могли возводить как водяные, так и ветряные мельницы [23, p. 111–112], но именно ручные были наиболее распространенными [24, p. 402]. Материальная культура Мангупского городища середины IX – XI в. по своему происхождению и содержанию является провинциально-византийской. Публикация сельскохозяйственных орудий этого времени для переработки зерна позволяет говорить о предпочтениях населения данного региона в этой отрасли. Также обращение к этой теме расширяет наши представления о технологиях, применяемых сельским населением на окраинах империи в средневизантийский период.

Методы. Полевая стадия изучения Мангупского дворца близка к завершению; дальнейшие работы по изучению памятника, очевидно, будут связаны с систематизацией и атрибуцией многочисленных археологических находок, происходящих из его раскопок. В основе настоящего исследования лежит сравнительный анализ средневековых ротационных жерновов IX–XI вв., найденных на тер- ритории дворца, и синхронных памятников Крыма и Хазарского каганата. Поиск аналогий дополнен реконструкцией мельничного устройства.

Анализ. За все годы раскопок дворцового комплекса Мангупского городища обнаружено лишь несколько десятков фрагментов и всего три целых ручных ротационных жернова (рис. 2). Два из них были открыты в 2017 г. на территории Западного участка исследований дворца при выборке 8-го слоя к западу от помещения С и к северу от помещения J (рис. 1, 3 ; 2, 1 – 2 ). Слой представлял собой сплошной завал из разномерного бутового камня мощностью 0,20–0,45 м, образовавшийся в результате разрушения постройки додворцо-вого времени, частично перекрытой северной стеной помещения J дворцового времени. Из слоя разрушения происходят фрагменты «причерноморских амфор» с яйцевидным корпусом, украшенным мелким зональным рифлением, класса 24 по ХК-95, и с желобчатым корпусом класса 36 по ХК-95, высокогорлых кувшинов с широкими плоскими ручками класса 41 по ХК-95 и кувшинов «скалистинского типа». Перечисленный набор керамических находок позволяет уверенно отнести 8-й слой к «фемному периоду» в истории Мангупа (середина IX – XI в.) [16, с. 35–57].

Обнаруженные в археологическом комплексе два жернова, изготовленные из песчаника, представляют собой единый «мельничный комплекс», состоящий из постава и бегунка (рис. 4, 1, 2 ). Жернов № 1 (рис. 2, 1 ). Бегунок имеет округлую форму, диаметром 38 см, толщиной 7,3 см; центральное отверстие округлой формы диаметром 7,5–7,9 см. С внешней стороны центральное отверстие окружает небольшой валик шириной 4,3 см. В центре, с внутренней стороны бегунка, вырублен подпрямоугольный паз для порхлицы длиной 16,4 см и шириной 3,25 см.

Жернов № 2 (рис. 2, 2 ). Постав имеет округлую в плане и подпрямоугольную в сечении форму, диаметр постава 39–41 см, толщина 5,8 см, центральное отверстие округлой формы диаметром 5,6–6,6 см. Следует отметить сглаженность внутренней рабочей поверхности постава и бегунка, что может свидетельствовать об их достаточно длительном использовании.

Жернов № 3 обнаружен в 2019 г. также в пределах Западного участка исследований дворца, к западу от помещения В и к северу от помещения J, вблизи кладки № 96 (рис. 1, 3 ). Он был вторично использован в качестве строительного материала при сооружении вымост-ки дворцового времени (6-й слой). Вторичное использование жерновов, как и крышек пифосов, в кладках стен построек или мостовых встречается довольно часто [17, с. 238; 21, с. 62, 65, 89, 101]. Находки из 6-го слоя в целом характерны для XIV–XV вв., но при этом около 20 % материала из слоя относятся к «фемно-му периоду» – фрагменты уже упомянутых амфор классов 24, 36 и 41 по ХК-95, лепной керамики с подработкой на гончарном круге и кувшинов «скалистинского типа». Находка жернова поблизости от постройки додворцового времени, где были обнаружены жернова № 1 и 2, позволяет предположить, что жернов № 3 также относится к «фемному периоду».

Третий из описываемых нами жерновов изготовлен из пористого известняка, имеет округлую форму (утрачена незначительная часть) диаметром 40,4 см, толщину 6,3–9,3 см (рис. 2, 3 ). Центральное отверстие округлой формы – общими размерами 3,73–5,88 см. Определить достоверно, какую функцию выполнял этот жернов – постав или бегун, затруднительно, так как паз для порхлицы является не обязательным элементом верхнего жернова, ее саму могли вмонтировать и в центральное отверстие. Тем не менее малый размер центрального отверстия жернова № 3 скорее указывает на то, что он являлся поставом.

На данный момент существует всего две классификации ручных средневековых мельниц, разработанные Р.С. Минасяном [13] (рис. 3) и В.К. Михеевым [14, с. 50]. Жернова № 1 и 2 из раскопок дворца относятся к группе I по Минасяну (рис. 2, 1, 2 ; 3, группа I ) [13, с. 104], к этой же группе предварительно отнесен и жернов № 3. Эта группа жерновов получает распространение в Восточном Средиземноморье в VI в. [14, с. 50]. Для нее характерно использование порхлицы и цапфы, бегунок приводился в движение с помощью махового штока, крепившегося одним концом к балке или потолку, а другим – в специальном выступе или боковом подшипнике на периферии верхнего жернова [13, с. 104].

Жернов № 1 относится к типу IIА2 по Михееву: жернов с пазом для порхлицы, без углубления под рукоятку и с плоской рабочей поверхностью. Жернова № 2 и 3 относятся к типу IА1 по Михееву: жернова без паза для порхлицы и углубления для рукоятки, с плоской рабочей поверхностью. Во многом типология жерновов В.К. Михеева основана на классификации Р.С. Минасяна, что позволяет нам при реконструкции устройства жерновов опираться именно на исследование Р.С. Минасяна.

Принцип работы жерновов № 1 и 2, являющихся единым «мельничным комплексом», основан на применении ручной силы (рис. 4). В специальный паз в верхнем жернове (бегунке) (рис. 4, 1 ) крепилась деревянная или железная порхлица (рис. 4, 3 ), которая регулировала зазор между жерновами. Верхний жернов с плоской рабочей поверхностью без порхлицы не сможет свободно вращаться на поставе, ее отсутствие компенсируется только конусовидно-стью бегунка [14, с. 50]. В центральное отверстие в нижнем жернове (постав) (рис. 4, 2 ) крепилась цапфа (рис. 4, 4 ), контролирующая, чтобы бегунок не смещался с центральной оси во время помола. Отсутствие углублений для рукоятки в бегунке свидетельствует о том, что сбоку с помощью лубяного или металлического обода к нему крепился боковой подшипник (рис. 4, 5 ). В отверстие в боковом подшипнике вставлялся маховый шток (деревянная палка), который другим концом полуподвижно крепился в потолке или деревянном брусе (рис. 4, 6 ). Именно с помощью махового штока бегунку придавали вращательное движение.

Подобные конструкции известны по иконографическим и этнографическим материалам [13, с. 104; 14, с. 51]. Зерно постепенно засыпали в отверстие в бегунке, которое по диаметру было шире диаметра отверстия в поставе. Продукты помола распределялись в направлении от центра к краю жернова, что требовало размещать мельничное устройство в специальной емкости (деревянной или каменной) или на столе с плотным покрытием. Мука при таком помоле была довольно грубая, что требовало обязательного ее просеивания через сито, с целью отделить от нее остатки семян и осколки жерновов [25, p. 34]. Для предотвращения измельчения камней, улучшения движения потока продуктов помола на рабочей по- верхности жерновов могли вырезать неглубокие борозды, но из-за длительного использования они стирались [26, p. 134–135]. Во время раскопок дворца металлических деталей мельничного устройства обнаружено не было, что является дополнительным аргументом в пользу использования в конструкции деревянных деталей, которые, по понятным причинам, до нашего времени не сохранились.

Поиск на крымских памятниках IX–XI вв. аналогичных жерновов затруднителен, так как данная группа артефактов не привлекает особого внимания исследователей; в публикациях они упоминаются бегло, еще реже приводятся их качественные чертежи. В обобщающих работах жернова перечисляются в одном ряду с другими находками, свидетельствующими о занятии населением региона земледелием, и в частности, мукомольным производством [1, с. 243, 267; 2, с. 72; 3, с. 141; 4, с. 198, 215, рис. 23; 9, с. 355, 361, 362, 363, 372–384; 15, с. 108]. Похожие жернова найдены на городище Тепсень, в слое второй половины IX– первой половины Xв. [12, с. 60, 65, 236, рис. 134], на поселениях второй половины IX– X в. в Байдарской долине – Бобровка [22, с. 80, 151, рис. 99, 1 ] (визуально похож на жернов № 2) и Передовое [22, с. 124, 151, рис. 99, 4 ] (похож на жернов № 2), городище VIII – первой половины IX в. Кыз-Кермен [3, с. 141, рис. 19] (визуально похож на жернов № 1) и в Херсоне (в слое пожара XIII в.) [8, с. 223, 224, 259, рис. 26, 5 , 7 ] (возможно, 7 похож на жернов № 1, 5 похож на жернов № 2).

В большом количестве каменные жернова находят практически на всех памятниках салтово-маяцкой культуры, расположенных на Керченском [17, с. 237] и Таманском полуостровах [20, с. 50, 57, 103, 140, 227, 256; 21, с. 59, 62, 65, 68, 72, 73, 74, 80, 84, 87, 89, 92, 94, 100, 101, 110, 111, 213, 526] (каменные жернова на поселении Гора Чирикова 1 обнаружены в закрытых археологических комплексах (ямы № 57 и 78) второй половины VIII – первой половины X в. [18, с. 211–212, 215, 237, рис. 6, 1–3, 244, рис. 13, 1]), поселениях лесостепной зоны (Верхний Салтов [10, с. 457–458], Пятницкое [11, с. 101, рис. 4.24, 8], Мохнач [11, с. 101, рис. 4.24, 9–10], Чугуев [11, с. 101, рис. 4.24, 11–13] и другие [13, с. 108]). Обращает на себя внимание тот факт, что большая часть, если не все, опубликованных вер- хних жерновов, обнаруженных на салтово-маяцких поселениях, принадлежит группе III по Минасяну (рис. 3, группа III) [10, с. 457, рис. 6, 1–3, 5, 7–10, 12; 11, с. 101, рис. 4.24, 1–3, 5, 8, 10, 13; 17, с. 237, рис. 6, 2, 3, 244, рис. 13, 1], для которых характерно углубление (от одного до трех) на внешней стороне бегунка, предназначенное для небольшого рычага-ручки или, реже, махового штока [13, с. 108; 14, с. 51].

На данный момент известно всего лишь одно достоверное место по изготовлению каменных жерновов в средневековом Крыму – на южном склоне г. Перчем, в окрестностях Судака. По причине длительного функционирования каменоломни, сузить ее датировку затруднительно [19, с. 331]. Не исключено, что жернова могли производиться на территории Херсонеса, где в усадьбе № 1 квартала XXV Северного района заготовки для них были найдены в большом количестве (девять штук) в слое XIII в. [9, с. 355].

Результаты. Анализ ротационных жерновов IX–XI вв., обнаруженных при раскопках дворца правителей княжества Феодоро на Ман-гупе, и их сравнение с синхронными жерновами Крыма и Подонья позволяет сделать несколько предварительных выводов. Решающими показателями для реконструкции мельничного устройства служат морфологические признаки бегунка. Верхние жернова, обнаруженные на крымских памятниках VIII–XI вв., принадлежащие группе I (по Р.С. Минасяну), отличаются от жерновов группы III этой же классификации, которые использовались населением салтово-маяцких поселений. Это может служить аргументом в пользу выделения различных хозяйственно-культурных типов – условного греко-византийского, где распространение получили жернова, основанные на применении махового штока, и салтово-маяцкого, где применялись жернова, приводившиеся в движение небольшими рычагами-ручками.

Находки жерновов не могут быть безусловным доказательством выращивания в регионе пшеницы; они служат лишь подтверждением сельскохозяйственных занятий местного населения [11, с. 43]. Кроме часто встречаемого функционального определения жерновов как устройств, служащих для помола зерновых культур, их могли также использовать для получения масла [5, кн. IX, гл. 18: 1, 6] и перемола бобовых («пропущенным через жернова» горохом, например, следовало посыпать место посадки виноградных лоз) [5, кн. V, гл. 9: 2]. Незначительное количество ротационных жерновов, обнаруженных за долгие годы раскопок дворца, как и на других объектах Мангупского городища IX–XI вв., может указывать на то, что местное население получало большую часть необходимой ему муки уже в готовом виде извне. Это предположение вполне может согласовываться с тем фактом, что именно в данный период в пределах Мангупа получают развитие специализированные винодельческие комплексы (рис. 1, 2), а производство вина становится основным занятием населения городища, приобретая экспортную направленность [7].

К сожалению, разработать убедительную хронологическую шкалу для ротационных жерновов представляется затруднительным по причине длительного использования однотипных форм. Для крымских памятников, пожалуй, главной проблемой является то, что эта категория находок в недостаточной степени опубликована. Детальный анализ каменных жерновов, позволит если не разработать подробную хронологию их использования, то хотя бы продемонстрировать предпочтительные формы изделий для того или иного региона (пример: [26, p. 134]). Надеемся, что дальнейшая публикация рассматриваемой нами категории археологических находок позволит накопить источниковую базу, которая подтвердит или опровергнет предложенные нами выводы.