Русские женщины - специалисты в ИТ-сфере в США

Русскоязычные ИТ-специалисты, работающие сегодня в США, все чаще сталкиваются с проблемами, вызванными гендерным переформатированием кадровой политики в крупнейших компаниях страны. В начале ХХI в. мужчины-эмигранты из постперестроечной России, имеющие высшее техническое образование, массово уезжали за океан в надежде на более адекватную зарплату за свой труд и достойный образ жизни для своих семей [Шалыгина 2021: 256-260]. Однако ситуация на американском рынке труда в сфере высоких технологий на тот период времени далеко не всегда соответствовала ожиданиям россиян и вызывала состояние фрустрации у мужчин-айтишников из России. Причиной их профессиональной дезориентации в США чаще всего становилась идеализация американского образа жизни и недостаточная информированность о корпоративных правилах в крупных IT-компаниях Кремниевой долины: «Сейчас мне стыдно за свои слова, но в середине 90-х я часто говорил что-то вроде: “Здесь я еще не родился: вот уеду в США – тогда все и начнется. Работы не было вообще: экономика-то рухнула. В тот момент мы жили в эру натурального обмена – «фирмачи» меняли мазут на сахар, а сахар – на гречку, народ «гонял» с товаром в Польшу. Программисты сидели без работы. Кто не жил в то время, вряд ли поймет. Мне хотелось ездить на хорошей машине, а не на папином «Запорожце», работать с C++, а не FoxPro… [Но в первую очередь] мне нужен был компьютер, а не зарплата. Я и когда в Америку переехал, начал с 30 тысяч долларов в год, хотя специ- алисты, знающие C++, уже тогда зарабатывали в три раза больше… Мне, молодому, зеленому, доверили писать большой проект – депозитарий ценных бумаг, которыми в ту пору были разные облигации… А гонораром за проект стала машина финансового директора – старенькая BMW… Конечно, я идеализировал Соединенные Штаты, как и все в Советском Союзе в то время… А по настоящему-то о жизни в Америке я вообще знал только по фильмам, где средний класс разъезжал на BMW»1.

Не меньшую роль играло и так называемое несовпадение культурных кодов, препятствующее адекватному восприятию русскоязычными специалистами особенностей американского менеджмента: «Возможно, сказывается генетическая память. Нам нужен постоянный надзор “сверху”, иначе мы все будем откладывать на потом, ведь времени, кажется, еще много. С творческими профессиями бывает, что, скажем, вдохновение никак не приходит… Американцы этого не понимают и будут с подозрением относиться к такому работнику. Здесь ценят СТАБИЛЬНУЮ продуктивность: чтобы ты все время отчитывался, как проходит работа, показывал, на каком этапе готовности задание, и мог сам организовать свой рабочий день наилучшим образом… За океаном никому в голову не придет следить за тем, в какое время ты садишься работать и заканчиваешь, никого не волнует, если у тебя вдруг отключился интернет, муза ушла или хомячок рожает. От тебя ждут отличного результата к дедлайну. Как ты его достигнешь – дело твое, но будь добр – сделай все в срок и в нужном качестве»2.

В культурный код американцев не «вписывается» и такая особенность менталитета русских, которую в США принято называть тягой к героизму. Действительно, русскоязычные программисты сами признают, что «в последний момент, накануне дедлайна, русский может не спать 36 часов подряд, выпить 8 литров энергетиков и сделать за это время работу, на которую была отведена неделя. И главное, что после этого мы чувствуем не уколы совести, а гордость: преодолел, справился, ай да я! Дофамин и эндорфины кипят в крови, и мозг воспринимает такой режим как нормальный и привыкает к нему все сильнее»³. Однако, судя по материалам моего полевого исследования, американцев данное несовпадение культурных кодов в ИТ-сфере как раз устраивает, т.к. открывает новые выгодные возможности для их взаимодействия с русскими, а самим русскоязычным программистам попутно обеспечивает искомый драйв в их подсознательном стремлении к максимальной профессиональной самоактуализации: «В 7 утра я встаю, в 8:00 – отклоняю офферы Google, Facebook, Oracle, HP и подобных. С 9:00 пишу код, который стирает 100 “человеческих” вакансий с рынка труда. Далее по расписанию – обед за счет компании. С 13:00 до 15:00 – еще немного кода. В 5 вечера у меня встреча с инвесторами, которые жаждут вложить деньги во все, к чему я прикасаюсь. В 19:00 я ужинаю в Ritz-Carlton . В 22 – оставляю мое экспертное мнение под постом в блоге какой-нибудь компании. Пост быстро разносится по Сети, и компания внезапно становится успешной».

«Формально рабочий день site-reliability engineer в Google начинается в 9 утра и заканчивается в 7 вечера. Однако на деле работа продолжается до 22:00. Сотрудник должен быть готов ответить на срочный вопрос в течение 5 минут… Я ухожу с работы в 7 вечера, обязательно с заряженным ноутбуком. Если по дороге придет оповещение о критичной ошибке, то мне придется бросить все и заняться ей. Если ошибка менее приоритетная – разберусь c ней дома… На часах почти полночь, пора домой. По пути думаю, как хорошо, что я живу в South Bay – недалеко ехать. Спать лягу уже за полночь, а будильник сработает в 6:30»1.

Конкурентоспособность русскоязычных программистов особенно испытывается на прочность во время кризисов. Еще в самом начале 1990-х гг. в Калифорнии, там, где располагалось наибольшее число предприятий микропроцессорной индустрии, начался кризис перепроизводства, который в итоге привел к резкому спаду в развитии IT -компаний Кремниевой долины. Трудоустройство русскоязычных программистов, даже владеющих языками программирования C ++ и Java , в такой ситуации нередко оказывалось под большим вопросом. Правда, согласно свидетельским нарративам того времени, молодые программисты, приезжающие из России налегке, т.е., без семьи и каких-либо определенных стратегий устройства на новом месте, сравнительно быстро находили для себя альтернативные варианты работы, не боясь потери в заработке и других неудобств (тактика достижения успеха под названием Job-hopping , от английского hop – прыгать). Более того, для этой категории российских айтишников в США именно тактика частой смены компаний нередко оборачивалась не столько потерями в зарплате, сколько, наоборот, возможностью ее поднять.

Но для программистов более старших поколений (30–45 лет), которые переезжали в Америку вместе с семьей и, по их собственному выражению, «без парашюта», продав в России всю свою недвижимость и вложив деньги в обустройство на новом месте, ситуация оказывалась более проблемной. Включенное наблюдение и автобиографические интервью, проводившиеся автором статьи, позволили прийти к выводу, что основная причина проблем с трудоустройством для более старших русскоязычных программистов в Америке была связана с их изначальным целеполаганием. Несмотря на высокий уровень технического образования и даже наличие научных степеней, что в принципе всегда ценилось в США и повышало возможности любого соискателя рабочих мест в ИТ-сфере, стратегия их переезда за океан была ориентирована не столько на самореализацию и профессиональный рост в ИТ-индустрии, сколько на достижение благополучия для себя и своей семьи в новых условиях с помощью уже имеющегося интеллектуального багажа.

Но проблемы с конкурентоспособностью русскоязычных «айтишников» особенно обострилась к середине второго десятилетия ХХI в., когда в США быстрыми темпами стало возрастать и значение гендерного фактора, регулирующего рынок труда в сфере высоких технологий. В немалой степени этому способствует сама американская политика, активно продвигающая идеи гендерного равноправия в стране. Русскоязычные женщины наравне с чернокожими или латиноамериканками, а также выходцами из Юго-Восточной Азии уже в середине нулевых годов без особого труда и при минимальной профессиональной подготовке могли получить в американских ИТ-компаниях такую относительно хорошо оплачиваемую должность, как, например, тестировщик компьютерных программ (около 2,5 тыс. долл. в месяц): «Моя парикмахерша пошла на курсы тестировщика компьютерных программ… а я чем хуже?»1.

Однако особенностью карьерного роста женщин в сфере ИТ-технологий США является сложившаяся практика корпоративных «ограничителей», препятствующая достижению ими высоких постов в компаниях. И прежде всего это касается самих американок, которые, получив достаточно престижную должность в ИТ-компаниях, очень быстро начинают испытывать острый «синдром самозванца», т.е. непреодолимое чувство своей неуместности по сравнению с коллегами-мужчинами. По данным последних американских исследований, синдром самозванца и сегодня беспокоит не менее 22% женщин в США, работающих в сфере высоких технологий, несмотря на постоянно возрастающую активность американок в борьбе за тотальное гендерное равенство2. Кроме того, миф об отсутствии различий между мужскими и женскими возможностями профессиональной самореализации, продвигаемый многочисленными феминистскими организациями, в сфере высоких технологий сталкивается с феноменом «сломанной ступеньки», когда женская карьера, в отличие от мужской, не может достигнуть тех же высот. В конце ХХ в. женщины-руководители в США составляли около 14% общей численности разработчиков программного обеспечения, что, по мнению феминистски ориентированных исследователей того времени, было недопустимо мало [Domosh 1999]. Со временем гендерный разрыв в статусных позициях американских программистов хотя и сократился, но незначительно. Причины сохранения этой диспропорции в ИТ-секторе американские феминистки объясняют по-разному – от скрытой дискриминации женщин в целом до различия когнитивных способностей у полов и игнорирования преимуществ женщин по сравнению с мужчинами.

Сегодня в политике США доминирует точка зрения, что женщины являются недооцененным ресурсом в ИТ-сфере, с помощью которого развитые экономики (и в первую очередь американская) смогут решать свои проблемы кадрового голода. Такие компании, как IBM , Cisco , HP , Intel , Yelp и Texas Instruments осуществляют спонсорство, мониторинговые и коучинговые программы для женщин. В Yahoo! функционирует даже специальная группа Women in Tech , которая помогает женщинам развивать нужные для работы навыки. LinkedIn проводит ежегодный женский хакатон (марафон хакеров. – Н.Ш .). В Salesforce работает программа поддержки Women Surge . Компания Palantir ежегодно вручает грант девушкам – разработчицам компьютерных программ. Google запустил целую серию мероприятий Women Techmakers и ориентированную на женщин кампанию Girls Who Code , в рамках которой к 2020 г. фактически прошли обучение по программированию более миллиона девушек 13–17 лет по всему миру. Приоритетная цель проекта заключалась в том, чтобы способствовать появлению нового поколения женщин-программистов в сфере облачных технологий. Похожий проект ( Women Who Code ) до последнего времени поддерживался также Facebook ³ и Twitter .

Но, несмотря на усилия множества крупных компаний, факты, приводимые на платфор ме для поиска рабочих мест Hired , а также ее отчеты под названием

«Состояние неравенства в оплате труда на рабочем месте» свидетельствуют, что около трети женщин в ИТ-сфере США сталкиваются не только с более низким уровнем зарплаты по сравнению с мужчинами, но и с некомфортной рабочей обстановкой или даже скрытой дискриминацией в «мужском сообществе программистов» – bro-grammer culture . Одной из причин такого «гендерного противостояния» в ИТ-сфере, возможно, является тот факт, что под нажимом феминистских организаций изменения на этом рынке труда в США происходят излишне быстро и без учета должного уровня профессиональной подготовки соискательниц женского пола. В результате инициатив, продвигаемых крупнейшими компаниями (такими, например, как Ebay или Google ), число вакансий в ИТ-сфере, предназначенных для женщин, растет в разы быстрее, чем число аналогичных позиций для мужчин. При этом уровень профессиональной подготовки у большинства соискательниц, изначально далекий от базового, позволял им трудоустраиваться лишь на позиции менеджеров проектов или менеджеров по продажам¹. Эффект «сломанной ступеньки» в американской ИТ-индустрии, таким образом, был фактически предопределен еще в начале второго десятилетия ХХI в. и, по сути, продолжает оказывать влияние на сегодняшнюю ситуацию в этой сфере.

Русскоязычные женщины, большая часть которых, даже с учетом проводимых на постсоветском пространстве реформ, обладает, как и их соотечественники-мужчины, сильным базовым образованием, на рынке американских ИТ-компаний быстро попадают в топ-лист соискателей рабочих мест hard skills (категория высококвалифицированного труда). Однако общая динамика карьерного роста российских женщин-айтишников в США находится в рамках общемировых тенденций. Если судить по аналитическим данным международной базы данных Global Career (2020 г.), насчитывающей по всему миру более 2 млн соискателей вакансий в ИТ-сфере, абсолютное большинство женщин стабильно претендуют на такие позиции, как аналитика (33%), тестирование (13%), менеджмент проектов ( Project Manager , 30%), менеджмент продукта ( Product Manager , 20%), специалист по внедрению и адаптации программных решений ( SAP , 33%). Что же касается должностей разработчиков ПО с использованием языков Java и C ++, то на такие предложения международных компаний в целом откликается значительно меньшее число соискательниц, соответственно 6% и 10%².

Аналогичные пропорции трудоустройства женщин в ИТ-сфере отмечены и в самой России, только количественные показатели здесь выглядят несколько иначе, чем в США и многих других странах. Так, основатель Cognitive Technologies Ольга Ускова, одна из наиболее успешных российских женщин в этой области, считает, что за последнее время доля женщин-айтишников в России быстро увеличивается, достигая сегодня в некоторых компаниях 35–40%, а иногда и 50% (например, в Техносерв Консалтинге). Гендерные различия в России сохраняются, но, по словам президента российской группы компаний InfoWatch Натальи Касперской, касаются они, как и в большинстве стран мира, исключительно выбора специализации самими соискательницами: «Скажем, в аналитике у нас – сплошь девочки, а программисты – сплошь мальчики. В программировании больше логики и совсем нет эмоциональной составляющей, женщины более эмпатичны. Программисты в большинстве интроверты. Это может быть одной из причин, почему программистами женщины редко становятся. Чем успешнее человек общается с машиной – тем сложнее ему общаться с людьми. Женщины же по своей природе социальные существа. Им с людьми интереснее, чем с машиной, поэтому они идут скорее в те профессии, где нужно общение, даже в ИТ. Скажем, ИТ-аналитик – это человек, который ходит и собирает информацию, общается с клиентами, с программистами, с продавцами, с различными источниками, затем агрегирует эту информацию и пишет аналитический материал». При этом женский вклад в работу ИТ-компаний, считает Ольга Рубцова, заместитель директора Техносерв Консалтинг, трудно переоценить, т.к. «они более кропотливые и глубже прорабатывают задачи, решение которых, в итоге, становится одним из основных “фишек” проекта… Вопрос некого гендерного дисбаланса в отрасли скорее надуман. При выборе специалиста всегда на первом месте профессиональные качества, а не иные параметры… Не понимаю, для чего искусственно выравнивать процентное соотношение по гендерному признаку»1.

Различное отношение к труду женщин в ИТ-сфере США и России дезориентирует россиянок, создает для тех айтишниц, которые переезжают в Америку по профессиональной визе, дополнительную область напряжения и даже нарушение аутентичного для них культурного кода в гендерных отношениях. Программистки из России сегодня с непониманием относятся к выделению специальных курсов для женщин в США как особой области профессиональной подготовки и считают такие программы не только неактуальными для ИТ-бизнеса в целом, но и проявлением своего рода сегрегирующей политики со стороны американской власти, акцентирующей внимание на якобы неспособности женщин адекватно воспринимать стандартный учебный материал. Единственным критерием своей успешности в ИТ-сфере как в России, так и в США россиянки считают, согласно полученным автором статьи интервью, собственный профессионализм, основанный на знаниях, энергии и личной инициативе без каких-либо скидок на «слабый пол». К этому можно лишь добавить, что если в самой России женщины сегодня являются активными разработчиками больших баз данных в области искусственного интеллекта, нейронных систем, солнечно-земной физики, opensource библиотек DeepPavlov и dp-agent для создания чат-ботов и т.п., то занижать уровень своего профессионализма в условиях американских реалий они явно не готовы.

Таким образом, можно утверждать, что русскоязычные женщины-программисты в Америке заметно увереннее по сравнению со своими соотечественниками-мужчинами преодолевают социокультурные барьеры в США. Если, например, для американок под влиянием феминистских организаций принято создавать особые (облегченные) условия вхождения в ИТ-сферу для соблюдения гендерных пропорций в профессии, то русские программистки, напротив, не признают никаких послаблений для себя в этом смысле, т.к. считают «особые условия» для женщин своего рода унижением и даже оскорблением. Точно так же русские программистки фактически не признают проблему «сломанной ступеньки», т.е. невозможности добиваться руководящих постов в профессии, или «синдрома самозванца», означающего женский комплекс неполноценности среди коллег-мужчин в ИТ-сфере.