Русско-персидские переговоры о денежной помощи при Михаиле Федоровиче Романове: история, характер, итоги

Исторический период, последовавший за воцарением Михаила Федоровича Романова (1596– 1645), был сложным временем для всего Русского государства. Страна с трудом преодолевала последствия сотрясавшей ее многолетней Смуты, продолжая вести затяжную войну с Речью Посполитой. Перед молодым государем остро стоял вопрос нехватки средств на восстановление страны и ведение военных действий. В сложившихся условиях одним из возможных источников их получения могли стать иностранные займы. Однако этому препятствовала неблагоприятная международная обстановка. По вступлении на престол царь «немедленно обратился ко всем европейским державам с “обвещением” о своем избрании и с просьбами о займе»1. Французский король Людовик XIII отказал ему в помощи2, так же как и Дания3. В августе 1617 года русское посольство с поручением запросить до 400 тысяч рублей было направлено в Англию4. Английский король Яков I ответил отказом, однако торговые английские организации решили предоставить заем в размере 100 тысяч рублей5. Взамен от России требовали уступок в торговле и точного указания срока погашения займа6. Деньги пору

чено было доставить посольству Дадли Диггса (Dudley Digges). Прибыв в Архангельск и узнав о наступлении поляков, Диггс бежал обратно в Англию, увезя большую часть денег7. В марте 1619 года английский купец Ульянов Фабин (Фабиан Смит) привез остатки денежной казны8. В результате Москва получила всего 20 тысяч рублей, которые были приняты русским правительством, а затем (по требованию англичан) были возвращены в 1620 году9. Посольство, прибывшее в июне 1617 года в Гаагу, просило Соединенные Нидерланды выделить на войну с польским королем 70000 руб. и военное снаряжение10. После долгих колебаний и обсуждений генеральные штаты Соединенных Нидерландов приняли резолюцию о выделении Московскому государству боеприпасов, стоимость которых не должна была превышать 20000 гульденов11. При этом особо оговаривалось, что Амстердамское адмиралтейство должно держать эту цифру в секрете и после переговоров с амстердамскими купцами отредактировать статьи с просьбой о торговых льготах12. Таким образом, поиск финансовой помощи на Западе не увенчался серьезным успехом. С. М. Соловьев, описывая взаимоотношения русского и австрийского дворов, пришел к выводу, что последний не был убежден в прочном укреплении на престоле Михаила13. Аналогичную точку зрения высказывали С. В. Бахрушин и С. Д. Сказ-кин, считая, что на результатах переговоров отрицательно сказалось отсутствие уверенности партнеров в прочности нового правительства14.

Поиски денежных средств велись не только в Европе, но и на Востоке. Важным направлением московской внешней политики являлись взаимоотношения с Персией. Внимание исследователей давно привлекал эпизод, связанный с предоставлением займа Михаилу Федоровичу от персидского шаха Аббаса I (1571–1629)15. Однако обстоятельства получения этих денег до сих пор остаются не до конца изученными. В этой связи представляется интересным на материалах Посольского приказа из фонда № 77 Российского государственного архива древних актов (РГАДА) «Сношения России с Персией» рассмотреть историю получения данного займа, его характер и размер, а также изучить российскую и иранскую историографию, посвященную этому вопросу.

***

При анализе историографии о начале иранороссийских дипломатических контактов прежде всего следует обратиться к фундаментальному труду Н. М. Карамзина, в котором упоминается о посольстве Алексея Позднякова, отправленного в Персию Иваном IV в мае 1569 года. Автор указывает, что сведения «о сих древнейших Персидских Посольствах сохранились только в книге Титулярник16». Как отмечал А. П. Новосельцев, Н. М. Карамзин пользовался «русскими тогда еще не опубликованными архивными документами (некоторые не сохранились и в настоящее время могут быть использованы лишь по работе этого историка)» [5: 444]. Это подтверждают исследования Н. М. Рогожина, посвященные посольским книгам из фондов РГАДА [7: 53]. Вместе с тем «определенный массив посольских книг, в том числе по связям России с Персией, сохранился» [1: 98].

Первая публикация материалов «персидских книг» периода царствования Михаила Романова относится к 1788 году, когда в пятом томе «Древней российской вивлиофики» Н. И. Новиков опубликовал Посольский наказ князю М. П. Барятинскому, отправленному к персидскому шаху в 1618 году17. Оригиналы посольских списков, в том числе посольские дела с Персидским двором, Н. И. Новикову в 1770 году передал князь М. М. Щербатов [4: 285]. В 1890–1898 годах Н. И. Веселовский опубликовал три тома документов из «персидских» посольских книг, относящиеся к истории взаимоотношений России с Персией за период с 1588 по 1621 год. Среди этих дипломатических документов материалы по посольству Федора Исаковича Левонтьева, а также посольству Михаила Петровича Барятинско-го18. Данный труд не потерял актуальности до настоящего времени и неоднократно использовался в работах как отечественных, так и зарубежных исследователей.

Дипломатические отношения с Ираном не обошел в своей «Истории России»» С. М. Соловьев. Освещая этот вопрос, он приводит небольшую выдержку из документов посольства Барятинского, кратко излагая историю этого посольства и посольства Коробьина-Кувшинова (1621 год)19. Относительно интересующего нас вопроса о займе историк ограничивается без каких-либо пояснений замечанием, что «царь Михаил начал очень дружеские сношения с Персидским шахом Аббасом, который прислал даже денег ему на помощь»20. Наряду с «Историей России» С. М. Соловьева следует отметить аналогичный труд Д. И. Иловайского, в котором исследователь, не разбирая обстоятельств денежной помощи со стороны шаха Аббаса, указывает, что в 1617 году персидский шах помог Михаилу Федоровичу деньгами, прислав ему «слитков серебра на 7000 рублей»21. Данный эпизод касается посольства Федора Левонтьева и дьяка Богдана Тимофеева к шаху Аббасу в 1616–1617 годах, подробности которого будут рассмотрены ниже.

В работах советских историков и востоковедов, посвященных международным отношениям первой половины XVII века, главные события того времени в истории Европы – Тридцатилетняя война и интересы Москвы на Западе – часто заслоняли значение российско-иранских отношений при Михаиле Федоровиче. Персидский заем упоминался редко, причем особой значимости в общем событийном контексте ему не придавалось [6: 109]. Так, в фундаментальной работе «История внешней политики России. Конец XV– XVII век» финансовая помощь со стороны шаха Аббаса не упоминается вовсе22.

Азербайджанский историк Г. Сеидова, помимо материалов, связанных с посольством Ф. Левонтьева и дьяка Б. Тимофеева (со ссылкой на сборник Н. И. Веселовского), использовала в своей работе документы фонда 138 («Дела о Посольском приказе и служивших в нем») для выяснения условий выдачи кредита от шаха Аббаса. Согласно ее версии, шах обещал дать заем при обязательстве русского царя «на Койсе и в Тар-ках поставить города и людей посадить», обещая снабжать их провиантом [8: 48].

Для иранских историков, изучавших русско-персидские отношения, опубликованные под редакцией Н. И. Веселовского материалы остаются фактически основным источником. Эпизод с просьбой о финансовой помощи от имени русского царя трактуется ими одинаково. Фактически это один нарратив с небольшими отличиями, и он связан с посольством М. П. Барятинского в 1618–1619 годах. Вероятно, первым из иранских историков, кто упомянул данный эпизод в своей работе, был Сайид Мухаммад 'Али Джамалза-да. Он правильно назвал фамилию посла, точно описал причины, побудившие царя обратиться за помощью, но ошибочно указал на наличие обещания с российской стороны «заложить Астрахань» [9: 151].

Наджаф Кули Мирза Хисам ад-Даула Му'иззи приводил те же сведения, что и Джамалзада, при этом дополняя их ссылкой на информацию о посольстве М. П. Барятинского из дневника испанского посла дона Гарсия, бывшего тогда также при дворе шаха [11: 292]. Стоит отметить, что указанный Му'иззи западный источник не содержит подробностей дипломатической деятельности посольства, описывая скорее его внешнюю сторону23. Один из крупнейших специалистов по периоду правления Аббаса I Насрулла Фалсафи связывал историю долговых обязательств также только с миссией М. П. Барятинского. Сведения о последней, почерпнутые из указанного сборника документов, автором заметно искажены (сам посол назван ошибочно Воротынским). В частности, Н. Фалсафи писал, что «посол был уполномочен в случае согласия шаха подготовить все необходимые документы, и даже пообещать город Астрахань в качестве залога» [10: 1094]. Затем он добавил, что «в точности неизвестно, какую сумму просил русский царь у шаха, однако посол упомянул о том, что расходы из государственной казны на войну с поляками составляют 400 000 манатов ежегодно» [10: 1094]. Стоит уточнить, что Н. Фалсафи, очевидно, работал с неверным переводом труда Н. И. Веселовского, поскольку в наказе послу М. П. Барятинскому было указано от просьбы заложить Астрахань уклоняться и отвечать, что без ведома государя он не уполномочен решать такие вопросы24. По версии иранского историка, шах Аббас необходимой суммы не выдал, в связи с чем «послы выглядели недовольными» [10: 1095].

Среди работ, затрагивающих в той или иной мере эпизод с персидским займом, следует выделить исследования П. П. Бушева, детально изучившего историю посольств и дипломатических отношений Русского и Иранского государств в 1586–1621 годах25[2]. Как указал данный автор, в 1614 году Михаил Романов направил посольство Михаила Никитича Тиханова, принимая которое

Аббас I не скупился на широкие, но расплывчатые обещания, в том числе об оказании материальной помощи. Однако никаких конкретных решений о займе принято не было [2: 41, 55]26.

Рассматривая вопрос о займе, безусловно, нужно максимально подробно исследовать документы, хранящиеся в фонде 77 Российского государственного архива древних актов. В ходе историко-архивной работы в указанном хранилище нами были рассмотрены материалы, связанные с российским направлением дипломатии Сефевидов эпохи шаха Аббаса I. Эти свидетельства наиболее полно отразили историю рассматриваемого вопроса.

Нам известно, что в 1617 году к шаху Аббасу было отправлено русское посольство во главе с Федором Левонтьевым и дьяком Богданом Тимофеевым. Одной из основных целей миссии была передача просьбы о предоставлении шахом Аббасом денежного займа новому царю. Еще П. П. Бушев отмечал, что надежда на получение от шаха столь необходимой правительству Михаила Романова денежной помощи подпитывалась заверениями посланников кизылбашского государя Хаджи Муртазы и Булат-бека [2: 143]. Как подчеркивал автор, ввиду острой нужды в займе посланникам не возбранялся для достижения цели подкуп людей шаха [2: 146].

В царском наказе послу Левонтьеву говорится следующее:

«…а однолично бъ вамъ о томъ всего больши радети: казны на вспоможенье у шаха выпросити, хоти четыреста тысечь рублевъ, а по последней мере сто тысечь рублевъ. А будетъ познаете, что шаховы ближние люди будутъ на то подвижны, шаха на то учнутъ наговаривать, а похотятъ отъ васъ за то подарковъ что будетъ пригоже, только бъ вамъ однолично темъ промыслити и намъ темъ послужити, чтобъ шахъ къ намъ ныне казны на вспоможенье съ посломъ своимъ и съ посланникомъ однолично съ вами вместе прислалъ на семъ лете. А какъ вашею службою и радениемъ то у шаха зделаетца, казны къ намъ на вспоможенье пришлетъ, и мы васъ за то пожалуемъ нашимъ царскимъ великимъ жалованьемъ и вамъ однолично о томъ порадети, у шаха казны къ намъ выпросить»27.

Итак, царь рассчитывал на денежную помощь от 100 до 400 тысяч рублей.

Прошение о займе, очевидно, основывалось на данном шахом ранее декларативном обещании оказать Михаилу Федоровичу поддержку ратными людьми и деньгами. В тексте копии царской грамоты шаху прямо указано:

«Присылал к намъ, великому государю, от тебя, брата нашего, з грамотою в прошломъ, во 123 году, гиля-нецъ Хозя Муртоза, и говорил в розговорехъ нашимъ приказнымъ людемъ: “будетъ намъ, великому государю, против нашихъ недрузеи надобно на помочь какие каз- ны или ратныхъ людеи, и намъ бы, великому государю, к тебе отписати или приказати не стыдяся, и ты, великий государь, братъ нашъ шах-Аббасово величество, намъ, великому государю, ни за что не постоишь – тотчасъ к нам, великому государю, пришлешь”»28.

Напоминая шаху об обещании поддержки, Михаил Федорович давал понять, что рассчитывает на его выполнение: «И вы б, великий государь, какъ к намъ, великому государю, в грамоте своеи писал и речью приказывал, так бы и совер-шалъ – на томъ бы своемъ слове крепко стоял»29. Для обоснования необходимости финансовой помощи Аббасу I описывалось бедственное положение русских земель после их разорения поляками, которые «град Москву разорили, и казну многую неисчетную прежнихъ великих госу-дареи росииских, предки наших, за много лет собранье розграбили»30. Четко была обозначена и цель, на которую пойдут средства: против «недруга польского короля нашему царскому величеству вспоможенье учинити своею казною, а послали есмя к тебе, брату нашему, с сею нашею любительною грамотою просити вспоможенья посланниковъ наших»31. Из текста грамоты следует, что имел место запрос Москвы на смешанный займ, так как царь интересуется «каких узорочеи32, что ведетца в наших государствах к вам, брату нашему, за тое казну, что к нам пришлете, послати»33.

До нас дошли также исходящие от Михаила Федоровича письменные наказы послам. Федору Левонтьеву и Богдану Тимофееву было подробно объяснено, как именно изложить царскую просьбу и какие ответы давать на возможные вопросы со стороны шаха и его окружения. Вопрос о займе следовало поднимать после вручения «поминок»34. В остальном устный наказ повторяет содержание письменной грамоты: персидскому правителю также надо было припомнить его обещание прислать «на помочь какие казны или ратных людеи»35 и изложить просьбу «против нашего недруга польского короля нашему царскому величеству вспоможенье учинити своею казною»36. Финансовую помощь Михаил Федорович надеялся получить одним денежным траншем с ответным кизылбашским посольством:

«И вы б, великий государь, брат нашъ, шах-Аббасово величество к намъ, великому государю, начало брат-ственные сердечные любви показал: того нашего посланника Федора да дьяка Богдана к нам отпустил не задержав, и своево большого посла, ближнево человека к нам с ним вместе прислал, и казны денежные к нам с ним, что у вас, великого государя, лучилося к намъ, с нашими посланники и с своимъ послом прислал, чемъ нам против недруга нашего стояти…»37.

Шаху вновь велено сказать, что в счет уплаты долга будут присланы узорочья на его выбор, хотя и признано, что «да и по ся места после того разоренья у великого государя нашего въ его царского величества казне всякихъ узорочеи в собранье мало»38.

На логичный вопрос о сумме предполагаемого займа послам было велено не давать однозначного ответа. Если «учнут их спрашивати, колко государю, царю и великому князю Михаилу Федо-ровичю Всеа Русии на помочь казны надобно»39, послам полагалось отвечать, что

«с нами о том царского величества приказу нетъ, только велел намъ царское величество, брату своему Аббас-шахову величеству о том говорить, чтоб его, государя, для брацкие любви ссудил казною, а в том шах волен – чемъ государя нашего ссудит, то государь наш, царское величество, шаху и заплатит. Царское величество ратным своим людемъ, которые стоят против литовского, дает своего государства годового жалованья на год на два срока по 400 000 рублев – то стрельцомъ и казакомъ опричь дворян и детей боярских, толко с нами о том не наказано, чего у шахова величества просити»40.

Предписывалось также уклоняться от определенного ответа и в том случае, если

«шах или шаховы ближние люди учнут говорити, что шах царское величество деньгами ссудитъ, толко б было чему верити, и учнутъ им говорити чтоб они в том дали запись и крестъ на том целовали, что государю те деньги заплатит, и учнутъ приговаривать сроку…»41.

По всей видимости, в Москве опасались, что Аббас, помня ситуацию, сложившуюся во время Смуты, может потребовать в заклад Астрахань42. Поэтому, в случае если будет предложено, чтобы послы «Астарахань в заклад записали и крестным целованьем утвердили», Левонтьеву и Тимофееву следовало отвечать, что без царского повеления они договоренностей заключать не могут, а условия помощи царь будет обсуждать лично с шахскими послами:

«…с нами о томъ не наказано, сколко казны просити и какъ в том крепитца, и нам мимо государя своего наказ собою ничего делать нельзя, а послал бы шахово величество казну с ними вместе с своими болшими послы з ближними людьми, и с ними о томъ наказал какъ в тои казне с царскимъ величествомъ укрепитца, и царское величество велит о томъ с ними своим бояромъ ближнимъ говорити и закрепитца, а царское величество государь праведнои, премудрои – слово ево царское инако, что молвитъ, не бывает. В том с шаховым величеством в не-любе быти не похочетъ – заплатити шаху тое казну по договору велитъ тотчесъ узорочными товары, которые въ его государстве ведутца»43.

В вопросах об Астрахани послам следовало «отказати накрепко и о томъ, и о иныхъ ни о ка-кихъ делехъ не приговаривал и не закрепляти»44.

В 1617 году миссия Левонтьева вернулась в Москву вместе с посланными от шаха персидскими дипломатами Каем Салтаном и Булатбе-ком, «а с ними к государю поминки многие и денежная казна»45. Федору Левонтьеву и Богдану Тимофееву было велено явиться к царю раньше кизылбашских представителей46. Статейный список от посольства Тимофеева до нас не дошел, однако дело о посольстве Кая Салтана сохранило небольшой отрывок без начала и даты, содержащий некоторые сведения о займе [2: 151]. Этот фрагмент передает часть разговора шаха с московскими послами по вопросу формы долга: «И шах спрашивал какие он казны государю на вспоможение просит – денежные или узорочные? И Федоръ шаху говорил, чтоб ему к государю послать денежныя казна. И шах Федору говорил: пошлет он к государю узорочьями, что у него каких узорочеи в казне есть». Итак, несмотря на просьбу прислать именно денежную казну, Аббас предлагает лишь узорочья. Причина такого ответа раскрывается далее: шах отвечал, что «денежные казны теперь послать ему нечего потому что он стоит против недруга своего и дает жалованье своим служилым людем». Аргументом в пользу отказа от посылки денег со стороны шаха стало утверждение, что персидские деньги «у государя въ его государстве не пригодятца, потому что оне не ходят»47.

Несмотря на, по существу, негативный ответ Аббаса, посольство Кая Салтана и Булатбека, как отмечалось выше, привезло с собой русскому государю «лехкую казну»48. На приеме послов у Михаила Федоровича было сказано, что шах Аббас в бытность у него российского посольства Левонтьева

«грамоту принял и речи у него выслушал любитель-но, и к намъ великому государю отпустил не издержав, и с нимъ вместе прислал к намъ, к великому государю вас, послов твоих Кая Салтана да Булатбека с своими любительными поминки, да с вами ж вместе к нам великому государю прислал в слиткахъ серебра нынешними московскими новыми денгами49, что у брата нашего в то время лучилось, на 7000 рублев, и мы, великий государь, наше царское величество от брата нашего, шах-Аббасова величества те нынешние ево к нам, великому государю, любительные поминки и серебро, что с вами, послы своими, к намъ, великому государю, прислал приымаем…»50.

По поводу возврата долга царь отвечал, что

«как наше царское величество с недругом нашим с полскимъ королемъ поуправится и мы великий государь наше царское величество тое казну брату нашему шах аббасову величеству заплатить велимъ какими узо-рочьи из нашего государства шахову величеству будет угодно»51.

Что касается размера присланной «казны», то несколько раз упоминается, что деньги были переданы в виде ста слитков серебра52. Материалы из дела о посольстве Кая Салтана и Булатбека содержат информацию о том, что «во сте слитках серебра весу тысяча шестьсот восемьдесят шесть гривенок дватцать семь золотникъ»53. Уточнена и денежная оценка этих слитков: после переливки из них вышло 6982 рубля 10 алтын 24 золот-ника54. В любом случае, эта сумма была гораздо ниже, чем минимальный запрос, обозначенный в наказе послам.

Итак, попытку посольства Левонтьева получить финансовую помощь от Аббаса Великого нельзя было признать успешной. По всей вероятности, именно поэтому следующее русское посольство, отправившееся в Персию в 1618 году, получает ту же задачу и почти те же указания (например, здесь повторяется наказ уходить от любых решений по закладу Астрахани). Посольство М. П. Барятинского – И. И. Чичерина в 1618– 1620 годах, в отличие от «легкого посольства Левонтьева», было тщательнее подготовлено, многочисленно и представительно [2: 176–177], [3: 17].

Подробно останавливаясь на истории посольства, П. П. Бушев, на наш взгляд, верно резюмирует, что «шах не только не выполнил своих многократных обещаний о займе, но и всячески уклонялся от делового общения с членами посольства» [2: 198]. Миссией Барятинского-Чичерина правительство Михаила Романова «закончило попытки обращаться к иностранным державам с просьбами о финансовой помощи» [2: 238].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, проведенное исследование показало, что поиски правительством Михаил Федоровича финансовой помощи у Сефевидов, как и в Европе, не увенчались значительным успехом. Из посольств, направленных в Персию с конкретной целью изыскания денежных средств, лишь миссии Ф. Левонтьева удалось получить «лехкую казну», впрочем, крайне недостаточную. Несмотря на обещание дать денег, шах Аббас в конце концов ответил отказом, сославшись на внутренние трудности. Однако позднее он все же передал России денежные средства в виде слитков серебра на сумму около 7000 рублей. Необычная форма «казны» ставит перед нами вопрос о том, что же все-таки представляли из себя слитки, присланные шахом, – кредит или подарок. Указывая на то, что шах отказал в займе денег, П. П. Бушев трактует выделение средств как «среднего уровня подарок» [2: 152,

• 154 ]. По его мнению, из-за незначительности суммы посылка слитков была расценена русской стороной в качестве обычных «поминок» [2: 160]. В самом деле, «казна» в денежном эквиваленте составляла всего 7000 рублей и была слишком незначительна. Никаких дальнейших упоминаний об оплате этого долга или же требования со стороны шаха о его возвращении нам неизвестно. Тем не менее при их получении царь дал обещание вернуть все узорочьями, в связи с чем все же нельзя согласиться с мнением П. П. Бушева о том, что получение этих слитков рассматри-

• валось в Москве как подарок. Исходя из текста источников, исследуемых в данной статье, предлагается трактовать изучаемый эпизод именно как небольшой заем в условно денежной форме. Однако его размеры, в особенности в сравнении с запрашиваемой суммой, не позволяют считать этот транш значительным эпизодом в истории внешнего кредитования. Тем не менее сам факт выдачи данного займа, особенно на фоне отказа в помощи со стороны большинства государств, стал примечательным эпизодом русско-персидских отношений XVII века.

*Исследование выполнено при финансовой поддержке проекта РНФ № 18-78-10052 «Документальная история русского направления дипломатии Сефевидов (1501–1722 гг.)».