Салтово-маяцкая провинциально-византийская культура крыма

DOI:

Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2018. – Т. 23, № 5. – С. 79–87. – DOI:

Введение. Археологическое наполнение термина «провинциально-византийская культура» – одна из важнейших задач археологов-византинистов. Вместе с тем это необходимое условие, чтобы сделать выводы об этническом составе жителей византийских провинций. Сказанное совершенно справедливо и по отношению к средневековому Крыму. В данном случае имеется в виду та территория полуострова, которая в VIII в. – на рубеже IX– X вв. была занята населением, оставившим так называемый крымский вариант салтово-маяцкой археологической культуры.

В последнее время проблема ее этнокультурной атрибуции вновь стала предметом острых дискуссий [11; 17; 32]. То, что считалось в свое время достижением отечественной археологии (выделение крымского варианта салтово-маяцкой культуры), сейчас, на фоне критики самого термина «салтово-ма-яцкая культура» Крыма [33, с. 140–172], подвергается все большему сомнению. Для продвижения вперед необходимо определиться с термином «провинциально-византийская культура» и признать отсутствие в нем какого-либо этнического и тем более политического определения. Именно при таком подходе перспективно рассматривать сущность салтово-маяцкой культуры полуострова.

Методы. Источниками для решения поставленных целей является огромный массив археологического материала, полученного за более чем 50 лет целенаправленных раскопок салтово-маяцких памятников полуострова. Этот материал, правда в меньшем объеме, был доступен и нашим предшественникам. Основные концепции относительно рассматриваемой археологической культуры в настоящее время сводятся к двум основным точкам зрения. Согласно первой, преобладающей, она является вариантом салтово-ма-яцкой археологической культуры, не имеющей отношения к провинциально-византийской и ос- тавленной тюрко-болгарским этносом, находившимся в политической зависимости от Хазарии. Вторая точка зрения рассматривает ее в качестве варианта провинциально-византийской культуры полуострова, оставленной ромейским этносом на территории имперских владений в Таврике.

Анализ. Попытаемся разрешить это надуманное противоречие путем проведения простого сравнительного анализа основных составляющих салтово-маяцкой культуры Крыма по степени присутствия черт, фиксируемых в Константинополе и центральных провинциях Византийской империи.

Жилая и хозяйственная застройка представлена домами двух основных типов. Первый представляют постройки на каменных цоколях, встреченные в основном на многочисленных сельских поселениях [27]. Второй – аналогичные по конструкции сооружения, но стены которых сложены из камня на всю высоту [6]. Зафиксированы они преимущественно в городских центрах. Каменные дома неоднократно рассматривались в литературе [3, с. 48–53; 4; 13]: проанализированы их конструктивные особенности, разработана типология, предложено хронологическое членение. В настоящее время выделяется 8 типов жилых сооружений, среди которых можно отметить однокамерные и двухкамерные дома с округлой в плане пристройкой и многокамерные дома со смежными помещениями [27]. Отмечается и наличие подобных вариантов построек с хозяйственной пристройкой [30]. Удалось обнаружить общие и индивидуальные черты, присущие наиболее распространенному типу салтово-маяцких сооружений – дому-пятистенке [29].

При рассмотрении данного аспекта важно следующее. Время появления каменных домов на разных памятниках было различным и зависело от целого ряда объективных и субъективных причин. В городах оно шло быстрее и революционнее [5], на периферии – медленнее [27]. Как показывают раскопки Сугдеи, наиболее ранние каменные двухкамерные дома на территории городища датируются первой половиной VIII в. [5]. В то же время каменные дома, расположенные на посаде этого средневекового города, возникают не ранее середины IX века. Совершенно очевидно, что, несмотря на эволюционный характер, появление каменных домов, особенно в городах, явилось результатом заимствований приемов византийского домостроительства и организации жилого пространства.

Тем не менее одновременно c каменными домами, по крайней мере до середины IX в., на площади практически всех исследованных салтово-маяцких поселений существовали и полуземлянки. Время их возведения и прекращения функционирования в большинстве случаев установить достаточно сложно. Причины здесь разные, но не связанные с какими-либо политическими конфликтами или этническими процессами. Таким образом, жилая и хозяйственная застройка, сама предельно простая организация жилого и хозяйственного пространства внутри жилища имеют несомненные византийские черты, связанные с использованием передовых технологий, творчески переработанных с учетом существовавших традиций. В качестве последних можно рассматривать технику кладки «в елку» и наличие полуземлянок, придающих жилищному и хозяйственному строительству и планировке поселений определенную специфику. Необходимо учитывать и то, что переход к каменному строительству был связан прежде всего с процессом оседания населения на землю.

Спорным моментом являются время возведения и характер фортификационных сооружений, зафиксированных в Сугдее и на Бос-поре [10]. Не исключено, что инженерами в данном случае выступали византийские мастера. Однако стены возводились и ремонтировались местным населением, о чем красноречиво свидетельствуют разнообразные тамгообразные знаки, обнаруженные, в частности, на каменных крепостных блоках Суг-деи [13, c. 234–244]. Они аналогичны экземплярам Маяцкого городища и городов Болгарии. Вместе с тем принципы построения кре- постных сооружений Сугдеи уходят корнями в византийскую фортификацию, но окончательно она становится таковой только во второй половине Х века.

Погребальный обряд населения ЮгоВосточного Крыма в рассматриваемый хронологический период также изучен относительно неплохо [3, с. 105–129; 13, с. 119–176; 15; 26]. Наиболее ранние материалы, датирующиеся не ранее середины VIII в., представлены грунтовыми могилами, часто с перекрытием из поперечных можжевеловых плах, либо погребальными сооружениями, представлявшими собой деревянный ящик без дна, так же перекрытый деревянными плахами. Одноярусные, парные и двухъярусные могилы уникальны: костяки расположены в вытянутом положении на спине. Такой обряд погребения находит полные аналогии в традиции захоронений тюркоязычного населения Подонья, Приазовья, Поволжья, Добруджи и не имеет ничего общего с византийским. Однако уже в середине VIII в. начинается христианизация местного населения. Наиболее ярко она проявилась в городах, прежде всего в Сугдее и на Боспоре. Как показывают исследования некрополя Судак-VI, датируемого серединой VIII – первой половиной IX в., плитовые христианские могилы, в основном детей, располагались вперемешку с грунтовыми и составляли не более 10 % [15, с. 152–182]. Ситуация на сельских поселениях выглядела иначе. Например, так называемый Западный некрополь городища на плато Тепсень, существовавший до середины IX в., практически не имеет никаких христианских черт. Зато существует синхронный прихрамовый некрополь с плитовыми христианскими захоронениями [13, с. 119–176]. Антропологический тип погребенных на обоих некрополях примерно одинаковый. Среди захоронений некрополя поселения Кордон-Оба второй половины IX – первой половины Х в. процент христианских могил примерно такой же, как и на некрополе Судак-VI, который возник более чем на сто лет раньше. Это притом, что на поселении был возведен христианский храм, сложенный техникой кладки «в елку». Таким образом, процесс восприятия христианской религии, неизбежный в связи с близостью Византийской империи, был сложным и растянутым во времени – от пол- ного принятия новой веры и сооружения пли-товой могилы до частичного использования различных элементов христианского погребального сооружения и погребального инвентаря. Как показывают многолетние исследования, примерно к середине IX в. большая часть населения Юго-Восточного Крыма принимает христианство.

К этому времени относится и строительство основной массы христианских храмов либо капитальная перестройка храмов второй половины VIII – первой половины IX в., как, например, храмовый комплекс городища на плато Тепсень [13, с. 250–274]. Однако все эти процессы христианизации сосуществовали с языческими пережитками. Общеизвестен факт, что большинство культовых христианских сооружений возводится так же с использованием элементов кладки «в елку». В этом русле следует рассматривать и существование в качестве погребальной посуды, за редчайшим исключением, ойнахой баклинского типа. Этот наиболее оптимальный сосуд, появившийся и широко применявшийся у местного населения вследствие византинизации быта, не следует рассматривать как нечто особенное, связанное с изменениями в области идеологии. Не будем забывать, что подобные ойнахойи составляли значительный процент погребальных сосудов и у алано-готского населения южного берега Крыма [8].

Несомненным свидетельством христианизации являются и литургические предметы, количество которых благодаря раскопкам последних лет увеличивается [19, с. 320–329].

Таким образом, к середине IX в. христианский погребальный обряд и храмовое строительство сближают салтово-маяцкую культуру Крыма с провинциально-византийскими культурами других провинций империи. Вместе с тем уникальный религиозный синкретизм, подтверждения которому в связи с раскопками последних лет только увеличиваются, придает своеобразие мировоззрению крымских салтовцев.

Материальная культура населения ЮгоВосточной Таврики второй половины VII – первой половины Х в. целенаправленно изучается более 40 лет [1; 3, с. 69–104; 28]. К настоящему времени накоплен значительный и неплохо опубликованный материал. Целесооб- разно и в нем выделить византийские черты, проследить возможные корни и причины их появления и выяснить, стоят ли за ними какие-либо этнические изменения.

Рассмотрим керамический комплекс. Практически 100 % амфорной тары – сосуды местного производства, которые в целом можно разделить на два основных типа: амфоры причерноморского типа и причерноморские амфоры с зональным рифлением или без него. Поскольку гончарных центров по их производству в Таврике, в том числе и Юго-Восточной, было несколько десятков [25], существует большое количество вариантов изделий. Все они неоднократно анализировались в литературе [24]. Отметим только, что время их появления приходится на первую половину VIII в. и до середины IX в. преобладают причерноморские амфоры с зональным рифлением, а затем в керамических комплексах постепенно увеличивается процент амфор причерноморского типа. Они преобладают в первой половине Х в. и резко выходят из употребления к середине Х в., что было связано с прекращением функционирования гончарных центров. В дальнейшем их производство никогда не возобновлялось. Эти амфоры в общих чертах повторяют византийские амфоры второй половины VII – первой половины Х в., однако местное их производство не вызывает сомнений. Этнос гончаров установить сложно, но на некоторых изделиях, помимо греческих букв и христианских символов, встречены прочерченные по сырой глине граффити в виде тамгообразных знаков. Появление среди тарной керамики небольшого процента так называемых высокогорлых кувшинов связано с началом экономических связей с территорией Таманского полуострова. Время появления кувшинов традиционно определяется как середина – вторая половина IX в., хотя аргументов в пользу этого далеко не достаточно.

Кухонная керамика – визитная карточка керамического комплекса населения ЮгоВосточного Крыма второй половины VII – первой половины Х века. Вероятнее всего, в основе ее лежит лепная и подправленная на гончарном круге кухонная керамика рубежа VII– VIII вв. – первой половины VIII века. Во всяком случае, эволюционное развитие и совер- шенствование основных гончарных операций прослеживается на основании следов, оставленных на сосудах [13, с. 196–205; 18; 20]. Главное отличие данной посуды от экземпляров Подонья и Приазовья заключается в более совершенной технике производства и, соответственно, в связи с ремесленным характером производства, в более стандартизированном и упрощенном линейно-волнистом орнаменте. Это и есть черты византинизации кухонной посуды, являющиеся результатом влияния более передовых византийских гончарных традиций, частично заимствованных местными ремесленниками, не отказавшимися от традиционных форм. Бесплодной, на мой взгляд, является дискуссия о том, что в городах, особенно на Боспоре, появляется другая кухонная посуда, отличная от экземпляров, обнаруженных в Сугдее и на остальных памятниках ЮгоВосточного Крыма и Керченского полуострова [7; 22; 23]. Разнообразие вариантов рассматриваемой посуды очень большое [31], но все это изделия одного этнического круга. Визан-тинизация керамического комплекса выразилась и в появлении уже упоминавшихся так называемых ойнахой Баклинского типа, почти полностью заменивших традиционную лощеную посуду. Как известно, производились они на месте и обжигались в одних печах с причерноморскими амфорами. Налицо их генетическая связь с классическими ойнахойями и вместе с тем специфические местные особенности, единые для всей Таврики.

Единственным, несомненно византийским элементом керамического комплекса является поливная белоглиняная посуда [12]. Ее процент на рассматриваемой территории крайне незначителен – не более 2–3 % в составе керамического комплекса. Подобная ситуация характерна и для Таманского полуострова. Единственным памятником Таврики, где поливная столовая посуда составляет больший процент, является Херсонес. Появление ее в Юго-Восточном Крыму – следствие торговых контактов с империей, и не более. Другое дело, что дата ее проникновения на полуостров, традиционно определяемая как середина – вторая половина IX в., нуждается в дальнейших обоснованиях.

Набор сельскохозяйственных орудий труда и предметов быта не является этническим показателем и свидетельствует о преимущественно земледельческом характере хозяйства населения, давно и полностью перешедшего к оседлости. Предметы вооружения и конского снаряжения, интернациональные по своей сути, тем не менее показывают несомненную связь с синхронными памятниками Подонья, и в первую очередь с кремационными некрополями [16; 28].

Набор предметов этнографического костюма и украшений имеет некоторые специфические особенности, связанные с хорошо развитым местным ювелирным производством. По своей же сути он, естественно, интернационален и ориентирован на влияние моды, законодателями и «удовлетворителями» потребностей которой был Константинополь.

Результаты. Таким образом, салтово-маяцкая культура Крыма VIII – первой половины Х в. полностью соответствует современным критериям самостоятельной археологической культуры. Этнически она, несмотря на выдвигаемые концепции [2], однородна как для юго-восточной, так и для северо- и югозападной частей полуострова [21] и была оставлена местным оседлым населением, скорее всего праболгарскими племенами, на протяжении всего периода непосредственно соприкасавшимся с культурой Константинополя и центральных провинций Византийской империи. Эта прочная, достаточно привлекательная и модная византийская вуаль, накрывшая не только средневековую Таврику, завуалировала этническую суть самого населения ЮгоВосточного Крыма. Причем завуалировала не только для некоторых современных исследователей, но, вероятно, и для самих средневековых жителей, принявших христианство и считавших себя, таким образом, тоже византийцами. В этом плане культуру Юго-Восточного Крыма можно считать одним из вариантов провинциально-византийской. Однако в этом случае культура Херсонеса и памятников южного берега Крыма – другой, «более византинизированный» вариант провинциально-византийской культуры. Вместе с тем следует согласиться, что археологический термин «крымский вариант салтово-маяцкой культуры» нуждается в корректировке.

Изложенные выше соображения, основанные на современных археологических реали- ях, не могут ни подтвердить, ни опровергнуть выводы о политическом подчинении данной территории полуострова в рассматриваемый хронологический период. Пролить свет могут другие источники. Письменные источники хорошо известны как своей малочисленностью, так и изначальной субъективностью, а тем более субъективностью их современной интерпретации. Другое дело – эпиграфические, нумизматические и сфрагистические. Однако первых двух пока единицы [9], а за третьими, только при учете накопления материала, возможно в будущем и решение вопроса.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

БСП – Българите в Северното Причерноморие. ДБ – Древности Боспора.

ДЗ – Дриновський збірник.

СС – Сугдейский сборник.

ТГЭ – Труды Государственного Эрмитажа. ТС – Таврические студии.

ХА – Хазарский альманах.