Самое раннее археологическое свидетельство об игре любо в Древнем Китае

Некрополь в Пиншань, раскопанный на севере Китая в 1974–1982 гг., вблизи одноименного уездного центра в пров. Хэбэй, достаточно хорошо известен специалистам. Там среди прочих находок выявлены захоронения двух правителей царства Чжуншань, в том числе Цо-вана (даты правления 327–313 гг. до н.э.), и их свиты [Цо му.., 1996]. Имя второго правителя не установлено (возможно, из-за худшей сохранности могилы), но в целом погребальный инвентарь также датируется поздним периодом Чжаньго [Чжунго каогусюэ..., 2004, с. 347], но в любом случае не позднее 296 г. до н.э., когда царство Чжуншань было уничтожено коалицией более мощных государств Чжао, Ци и Янь. Благодаря китайским летописям нам известно, что это царство, известное в источниках с 414 г. до н.э., наследовало государству Сяньюй, созданному племенем «белых ди», которое, очевидно, входило в орбиту «скифского мира» (см.: [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 183–184]).

Большинство публикаций концентрировали внимание, прежде всего, на усыпальнице самого Цо-вана и его ближайшего (в прямом смысле) окружения (см., напр.: [Shi Shuzhi, 1984; Loewe, 1985]), где найдено множество великолепных образцов искусства и других материалов. Но в этой статье мы хотели бы привлечь внимание к одной примечательной находке из могилы М3, которая, судя по расположению и инвентарю, принадлежала одному из приближенных чжуншаньских правителей. Там обнаружили две резные каменные доски для игры в любо – наиболее ранние из числа найденных до сих пор изделий подобного рода. До этого самыми ранними считались игровые деревянные доски, найденные вместе с костяными фигурками и бамбуковыми палочками для счета при раскопках циньских могил № 11 и 15 в Шуйхуди (уезд Юньмэн, пров. Хубэй). Их дата по данным эпиграфики была определена как 51-й год правления циньского Чжао-вана, что соответствует 256 г. до н.э. [Го Цюаньчжэнь, б.г., с. 13]. Деревянные и керамические фигурки игроков в любо, также как и принадлежности для игры, часто встречаются в ханьских могилах, но для чжоуского инвентаря – это большая редкость.

Доски, найденные в Пиншань, одинаковы по размерам и близки по оформлению, только у одной из них специально выделена центральная часть (см. рисунок). Эта настольная игра была хорошо известна в Китае ханьского времени и предшествующего ему периода (судя по цитатам в сочинениях, которые относят к эпохе Чжоу). Правила ее реконструируются не полностью, но это, несомненно, одна из стратегических игр (см.: [Крюков, Малявин, Софронов, 1979, с. 153–155]). В то же время, поскольку последовательность ходов определялась с помощью жребия, ее могли использовать и для гаданий. Разметка чжуншань-ской доски очень сложна и пока плохо поддается интерпретации. Также на ней можно проследить т.н. TLV-узор, характерный для ханьских зеркал, на который обратил внимание М.В. Крюков. Он же привел точку зрения Лао Ганя о том, что данный узор на доске для игры в любо копирует планировку древнекитайского дворца, но при этом отдал предпочтение гипотезе С. Камманна (на которую, в свою очередь, указал Е.И. Лубо-Лесниченко), связавшего комбинацию линий с космогоническими представлениями китайцев.

На наш взгляд, оба предложенных подхода к интерпретации вполне сочетаются друг с другом, поскольку в традиционных культурах устройство жилища, тем более элитного, воспроизводило космологию (то есть воплощенную космогонию) древних мифов. Переплетающиеся драконы и другие мифические животные, изображенные на доске из Пиншань, могут служить дополнительным указанием на космогоническую основу игры. О том же свидетельствует и окраска одной из найденных досок: красной и зеленой краской поверх резьбы выделены две Г-образные части, как бы соединенные друг с другом (при этом центральный

Каменная доска для игры в любо . Длина 44,9 см, ширина 40,1 см, вес 1,8 кг (по: [Тю:сан О-коку…, 1981, ил. 43]).

квадрат остался неокрашенным). Такое выделение в рамках единой структуры двух одинаковых по форме, но разных по виду (окраске) частей, неразрывно связанных друг с другом, могло символизировать монаду Великого Предела [Ли Лин, 2004, с. 178] – одного из важнейших символов традиционной китайской космологии. Согласно одной из предложенных реконструкций, на доске выделяется 28 значимых позиций, через которые проходят фишки игроков, что соответствуют базовому числу дней в лунном месяце, указывая на связь с древним календарем [Cazaux, 2003]. Причем центральный квадрат мог время от времени добавляться в качестве 29-й позиции («дня»), что существенно для календарных исчислений. За игровой доской человек мог даже встретиться с божеством – и победить его в поединке, что наделяло смертного божественной силой [Yang Lien-sheng, 1952, p. 138–139].

Перемещение фишек на доске носило довольно сложный характер, связанный с TLV-разметкой. Попытка реконструировать возможные варианты ходов, предпринятая Ли Лином [2004] с опорой на текст и схему сочинения на деревянных табличках «Бо цзюй чжань» [«Гадание по игровой доске»], найденных при раскопках ханьской могилы в Ивань, содержит много допусков и не всегда очевидных, по нашему мнению, отождествлений разных иероглифов. Но даже на этом этапе удалось установить, что для двух найденных в Пиншань досок использовались разные маршруты передвижения фишек, таким образом, одновременно существовали разные варианты игры в любо , один из которых получил дальнейшее развитие в эпоху Цинь-Хань. Можно констатировать, что правители и аристократы государства Чжуншань основательно подготовились к переходу в загробный мир, полагая, очевидно, что и там они будут предаваться своим излюбленным занятиям, выстраивая хитроумные комбинации на игровой доске.

Любопытно отметить, что наиболее раннее (и, добавим, весьма изысканное) свидетельство излюбленной игры древнекитайских интеллектуалов было найдено в захоронениях государства, которое в летописях трактовалось как «полу-варварское». Мы не можем только на основании данной находки утверждать, что игра любо была изобретена «белыми ди», но она была им очень хорошо известна. Это является еще одним убедительным доказательством того, насколько быстро (в пределах жизни двух-трех поколений) осуществлялась культурная адаптация степного воинства к достижениям высокой цивилизации .

Но при этом т.н. варвары не просто благоговейно впитывали ее образцы, но и вносили свою немалую специфику – как свидетельствуют замечательные образцы чжуншаньского искусства, сохранившего реминисценции скифо-сибирского «звериного стиля» [Кравцова, 2010]. Поэтому нельзя исключать, что какие-то новации они добавили и в игру любо .