Саморегуляция и временная перспектива личности: взаимосвязь в контексте феномена зависимости от алкоголя

Нарушение саморегуляции как комплексного процесса произвольного и целенаправленного изменения субъектом своего психического состояния и отдельных психических свойств является закономерной составляющей клинической картины многих психических расстройств, и алкогольной зависимости в частности. Для зависимых от алкоголя пациентов наиболее актуальными являются нарушения в области регуляции поведения и эмоций. Возникновение и усиление аддиктив-ного влечения переживается большинством больных как неконтролируемый процесс, фактически поглощающий и/или подчиняющий себе все остальные виды поведенческой активности. Переживание повседневных стрессоров и критических жизненных событий сопровождается как различными по интенсивности и продолжительности негативными эмоциональными переживаниями, так и кумуляцией психоэмоционального напряжения. Все это в совокупности может рассматриваться как триггерный механизм, побуждающий к приему алкоголя (Валентик, Сирота, 2002; Игнатьев, Трусова, 2016; Armeli,

2005, Dawson, 2005; Berking et al., 2011; Илюк, 2012; Крупицкий, 2007 и др.).

В отечественных публикациях, посвященных саморегуляции, традиционным является рассмотрение процессов саморегуляции поведения через призму волевой сферы. Соответственно, и сохранность саморегуляции детерминирована характеристиками волевой сферы. Воля как психический процесс главным образом участвует в обеспечении процесса постановки целей, выбора мотивов, управлении внутренними состояниями (Иванников, 2006).

В настоящее время подобные представления претерпевают изменения и расширяются: все чаще отмечается, что саморегуляция имеет множество детерминант, а эффективность регуляции собственного поведения зависит от участия всех структурных компонентов психики (Сергиенко, 2009). Поскольку в таком широком аспекте саморегуляция представляется плохо поддающимся эмпирическому исследованию феноменом, внимание исследователей сосредоточено на отдельных аспектах. Одним из наиболее интересующих исследователей аспектов этой проблемы является роль эмоций и регуляция субъектом собственного эмоционального состояния в контексте организации своей повседневной поведенческой активности.

Роль эмоций в регуляции поведения всегда рассматривалась в единстве общего процесса саморегуляции поведения и лишь относительно недавно была выделена в качестве самостоятельного понятия, представленного в многочисленных публикациях зарубежных авторов, например, J. Gross, K.L. Gratz, L. Roemer, N. Gar-nefski, V. Kraaij, P. Spinhoven и др.

Так, J. Gross (2007) и его коллеги определяют эмоциональную регуляцию как целенаправленный процесс функционирования и управления собственной активностью, влияющий на интенсивность, продолжительность и тип переживания. Модель эмоциональной регуляции поведения, предложенная J. Gross, учитывает, в том числе влияние ситуативных и темпоральных характеристик – каждая из стратегий эмоциональной регуляции включает в себя набор различных адаптивных и дезадаптивных способов реагирования. При этом характер адаптивности зависит от частоты и уместности эксплуатации таких способов, т. е. одновременно учитывается интенсивность и частота использования, а также ситуационный контекст применения стратегий регуляции (Gross, 1993, 2007).

Подход K.L. Gratz, L. Roemer (2004), сосредоточенный на рассмотрении процесса регуляции эмоций и его нарушений, также учитывает темпоральный аспект: регуляция эмоций представляет собой модуляцию собственного эмоционального опыта и ответной реакции в виде преобразования интенсивности и продолжительности переживания эмоций. Последнее в целом направлено на торможение импульсивного поведения (Gratz, Roemer, 2004).

Обращает на себя внимание позиция N. Garnefski, V. Kraaij, которые рассматривают отдельный аспект эмоциональной регуляции, а именно регуляцию эмоций посредством когнитивных стратегий. Когнитивные стратегии как один из способов регуляции представляют собой совокупность когниций – представлений и мысленных усилий, направленных на управление и сдерживание своих эмоций (Garnefski, Kraaij, 2001; Писарева, 2011). При этом можно выделить темпоральные аспекты, так как мысленные усилия разворачиваются во времени, имеют определенную продолжительность и ориентированы на определенный временной модус (настоящее, прошлое или будущее).

Современные исследования субъективного психологического времени указывают на то, что некоторые особенности временной перспективы личности связаны с бóльшей частотой приема психоактивных веществ (ПАВ) и являются в силу этого факторами риска формирования зависимости. В частности, к таким факторам относится ориентация на гедонистическое настоящее и/или негативное прошлое (Трусова с соавт, 2013; Трусова, Климанова, 2015; 2016; Keough et al., 1999; Henson et al., 2006; Ortuсo et al., 2010; Fieulaine, Martinez, 2011).

Отмечается также мнение о том, что взаимосвязь между временной перспективой и злоупотреблением ПАВ не имеет линейного характера. В частности, отмечается, что временная перспектива может быть проксимальным предиктором поведенческих намерений (behavioral intentions) и опосредуется установками, способностью к поведенческому контролю, ценностями, копинг-механизмами и т.д. (Wills et al., 2001; Adams, Nettle, 2009; Fieulaine, Martinez, 2011).

Таким образом, можно утверждать, что существует взаимосвязь между саморегуляцией поведения и временной перспективой личности, и изучение такой взаимосвязи актуально в контексте решения задач превенции и терапии алкогольной зависимости.

Целью описываемого в настоящей публикации исследования являлось изучение взаимосвязи между временной перспективой личности и параметрами, отражающими саморегуляцию поведения у пациентов с зависимостью от алкоголя с построением основанной на этих данных эмпирической модели.

Дизайн и методы исследования

Исследование проводилось на базе отделения лечения больных алкоголизмом Научного медицинского исследовательского центра психоневрологии (НМИЦ ПН) им. В.М. Бехтерева. Отбор испытуемых осуществлялся на основе разработанных критериев включения в выборку: возраст в диапазоне от 18 до 70 лет; установленный лечащим врачом психиатром-наркологом диагноз «Синдром зависимости от алкоголя» (код F10.25-26 по Международной классификации болезней 10-го пересмотра, МКБ-10); свободное владение русским языком; наличие стационарного или мобиль- ного телефона. Критериями исключения являлись: проявления алкогольного абстинентного синдрома; наличие выраженных когнитивных дисфункций, коморбидных соматических и психических расстройств; прием интенсивной фармакологической терапии, изменяющий течение и характер психических процессов и состояний.

Для исследования особенностей эмоциональной сферы использовались:

• 1)    Госпитальная шкала оценки тревоги и депрессии (HADS) (Андрющенко, 2003);

• 2)    Тест агрессии C.D. Spielberger (STAXI) в адаптации Г. Кассинове, Д. Суходольского, К. Экхарда, С. Цицарева.

Способы и стратегии эмоциональной регуляции поведения исследовались с помощью:

• 1)    Опросника когнитивной регуляции эмоций N. Garnefski, V. Kraaij (CERQ) в адаптации О.Л. Писаревой, А. Гриценко (2011);

• 2)    Шкалы трудностей эмоциональной регуляции K.L. Gratz, L. Roemer (DERS) в переводе Д.В. Московченко.

Выраженность влечения к алкоголю оценивалась с помощью Пенсильванской шкалы влечения к алкоголю B.A. Flannery, J.R. Volpicelli, H.M. Pettinati (PACS) в адаптации Е.М. Крупицкого с соавт. (2007).

Для оценки временной перспективы личности был использован опросник временной перспективы F. Zimbardo (ZTPI) в русскоязычной адаптации А. Сырцовой, Е.Т. Соколовой, О.В. Митиной (Сырцова, 2008).

Кроме этого, учитывались некоторые клинические показатели алкогольной зависимости, в частности: форма употребления и стаж употребления алкоголя; количество госпитализаций по поводу алкогольной зависимости; ретроспективная оценка средней продолжительности ремиссии.

Статистическая обработка полученных результатов включала в себя проверку выборки на нормальность распределения по λ-критерию Колмогорова – Смирнова, расчет средних значений и стандартного отклонения, а также факторный и регрессионный анализ.

Результаты исследования

В исследовании приняли участие 56 пациентов, находившихся на заключительном этапе стационарного лечения по поводу алкогольной зависимости, в том числе 47 мужчин и 9 женщин (83,9 и 16,1 % объема выборки соответственно), средний возраст – 40,2 ± 8,5 лет (M±SD). У 28 человек (50 %) отмечалась постоянная форма употребления, у 19 человек (33,9 %) – периодическая, у 9 человек (16,1 %) – перемежающая. Средний возраст начала формирования алкогольного абстинентного синдрома – 29,8 ± 7,2 лет. Большинство пациентов – 34 больных (60,7 %) были госпитализированы по поводу алкогольной зависимости впервые, остальные 22 пациента – госпитализированы повторно. Амбулаторное лечение в анамнезе проходили 11 пациентов (19,6 %), стационарное – 12 (21,4 %), имели опыт и амбулаторного, и стационарного лечения – 7 (12,5 %). Почти половина обследованных пациентов (26 человек или 46,4 % численности выборки) не обращались ранее в медицинские учреждения. Средняя длительность заболевания (M±SD) составила 10,5 ± 7,3 лет, средняя продолжительность ремиссии обследованных пациентов – 11,1 ± 16,9 месяца, средний уровень показателя выраженности влечения к алкоголю – 10 ± 7,5.

Характеристики эмоциональной сферы. По данным обследования по госпитальной шкале тревоги и депрессии, у испытуемых обнаружен средний показатель по шкале «тревога», свидетельствующий о субклиническом уровне ее выраженности, При этом показатели по шкале «депрессия» соответствуют норме (т. е. выраженная депрессивная симптоматика отсутствует). В оценке паттернов агрессии наиболее выраженными оказались следующие показатели: контроль агрессии; раздражительность; эксплозивность; аутоагрессия; агрессия, направленная вовне (табл. 1).

Таблица 1

Выраженность показателей тревоги, депрессии и агрессии у обследованных пациентов с алкогольной зависимостью

Показатели психодиагностических методик	Значения статистик M±SD
Тревога (HADS)	8,62 ± 4,15
Депрессия (HADS)	6,07 ± 4,11
Агрессия как актуальное состояние (STAXI)	15,78 ± 6,24
Агрессия как черта характера (STAXI)	20,92 ± 7,42
Гнев-темперамент (STAXI)	7,94 ± 3,39
Гнев-реакция (STAXI)	9,12 ± 3,28
Агрессия внешняя (STAXI)	16,01 ± 5,24
Агрессия внутренняя (STAXI)	17,37 ± 5,81
Контроль агрессии (STAXI)	21,98 ± 6,06

Характеристики эмоциональной регуляции . Для снижения размерности массива экс периментальных данных был проведен фак-

Таблица 2

Матрица факторных нагрузок показателей эмоциональной регуляции у обследованных пациентов с алкогольной зависимостью

Исходные переменные	Факторы
	F 1	F 2	F 3	F 4	F 5
Непринятие эмоциональных реакций (DERS)	0,820	–	–	–	–
Ограниченность спектра стратегий регуляции эмоций (DERS)	0,774	–	–	–	–
Трудности поддержания целенаправленного поведения (DERS)	0,594	–	–	–	–
Трудности сдерживания импульсивных реакций (DERS)	0,586	–	–	–	–
Отсутствие осознания эмоциональный реакций (DERS)	–	0,823	–	–	–
Отсутствие ясности понимания эмоциональных реакций (DERS)	–	0,780	–	–	–
Перефокусировка и планирование (CERQ)	–	–0,620	–	–	–
Обвинение (CERQ)	–	–	0,890	–	–
Катастрофизация (CERQ)	–	–	0,825	–	–
Положительная перефокусировка (CERQ)	–	–	–	0,729	–
Позитивная переоценка (CERQ)	–	–	–	0,706	–
Помещение в перспективу (CERQ)	–	–	–	0,669	–
Принятие (CERQ)	–	–	–	–	0,779
Самообвинение (CERQ)	–	–	–	–	0,755

торный анализ совокупности показателей когнитивной регуляции эмоций и трудностей эмоциональной регуляции (всего 15 переменных). В результате процедуры анализа главных компонент было выделено 5 компонент, подвергнутых в дальнейшем вращению по методу Varimax. Учитывались латентные переменные с факторной нагрузкой более 0,5. Выделенная совокупность факторов объясняет 69 % общей совокупной дисперсии1. Результаты такой ротации после 10 итераций представлены в табл. 2.

Первый фактор (F 1 ) был интерпретирован как «дефицит регуляторного опыта», поскольку он представлен исключительно показателями трудностей эмоциональной регуляции. При этом к числу первостепенных относятся «непринятие эмоциональных реакций», «ограниченность спектра стратегий регуляции эмоций», а к второстепенным – «трудности поддержания целенаправленного поведения», «трудности сдерживания импульсивных реакций».

Интерпретация второго фактора (F2), в силу его биполярности, вербализуется как «низкий уровень рефлексии» («отсутствие осознания эмоциональный реакций», «отсутст- вие ясности понимания эмоциональных реакций» – на положительном полюсе и когнитивная стратегия регуляции эмоций «перефокусировка и планирование» – на отрицательном).

Третий (F 3 ) и пятый (F 5 ) факторы оказались относительно несложными в интерпретации в силу своего двухкомпонентного состава (когнитивные стратегии «обвинение», «катастрофизация» – для F 3 , и диаметрально противоположные друг к другу когнитивные стратегии регуляции эмоций: «принятие» и «самообвинение» – для F₅), что позволило их определить как «деструктивная когнитивная регуляция» и «амбивалентная регуляция».

Четвертый фактор (F 4 ) был определен как «отстраненность», поскольку включал в себя когнитивные стратегии «положительная перефокусировка», «позитивная переоценка», «помещение в перспективу».

Регрессионный анализ. Для определения прогностического значения и влияния характеристик эмоциональной сферы и временной перспективы личности на особенности эмоциональной регуляции у лиц, страдающих алкогольной зависимостью, был использован метод множественного регрессионного анализа. Все выделенные на предыдущем этапе исследования пять факторов выступали в качестве зависимых переменных, для которых были построены собственные регрессионные

Таблица 3

Регрессионные модели для четырех факторов эмоциональной регуляции

Параметры модели	Нестандартизованные коэффициенты		Стандартизованные коэффициенты	Значения t-статистики	Уровень значимости
	В	Стандарт. ошибка	Бета
Фактор F2 «Низкий уровень рефлексии»
Константа	2,353	0,821	–	2,866	0,006
Будущее (ZTPI)	–0,753	0,296	–0,429	–3,663	0,001
Депрессия» (HADS)	0,067	0,028	0,274	2,340	0,023
Фактор F3 «Деструктивная когнитивная регуляция рефлексии»
Константа	–2,639	0,914	–	–2,889	0,006
Тревога (HADS)	0,086	0,030	0,358	2,909	0,005
Гедонистическое настоящее (ZTPI)	0,539	0,247	0,269	2,187	0,033
Фактор F4 «Отстраненность»
Константа	–2,931	0,771	–	–3,802	0,000
Позитивное прошлое (ZTPI)	0,521	0,162	0,353	3,226	0,002
Фаталистическое настоящее (ZTPI)	0,654	0,156	0,471	4,187	0,000
Аутоагрессия (STAXI)	–0,047	0,020	–0,274	–2,407	0,020
Фактор F 5 «Амбивалентная регуляция»
Константа	–1,411	0,471	–	–2,995	0,004
Контроль агрессии (STAXI)	0,064	0,021	0,389	3,105	0,003
Выраженность влечения к алкоголю (PACS)	0,041	0,016	0,308	2,584	0,013

модели. В качестве предикторов выступали показатели тревоги, депрессии, характеристики агрессии и временной перспективы личности. По итогам этой статистической процедуры исключение наблюдалось только для F 1 , поскольку при построении регрессионной модели для этого фактора в итоговое уравнение регрессии не было включено ни одной переменной. Для определения значимости рассчитанных значений коэффициента детермина-ции² R² рассчитывался F-критерий Фишера (р < 0,05*). Для выделения информативных переменных-предикторов использовался метод пошагового отбора (значение вероятности F для включения ≤ 0,050, значение вероятности F для исключения ≥ 0,100).

Рассчитанные таким образом регрессионные модели представлены в табл. 3.

Регрессионная модель для F2 («Низкий уровень рефлексии») объясняет 31 % дисперсии зависимой переменной и представлена информативными параметрами «Ориентация на буду- щее» (с отрицательным знаком) и «Депрессия» (положительный знак). Вероятно, такого рода данные могут свидетельствовать о том, что зависимые от алкоголя люди при построении долгосрочных и глобальных жизненных целей испытывают состояние подавленности и беспокойства. Невозможность точного моделирования образа будущего, неопределенность и неуверенность, возникающая при построении целей и планов, может обуславливать различные трудности, связанные с осознанием и пониманием своих собственных эмоций, планирования своих действий и, как следствие, приводить к импульсивному поведению.

Регрессионная модель для фактора F 3 («Деструктивная когнитивная регуляция») объясняет 19 % дисперсии и включает две значимые переменные: «Тревога», «Гедонистическое настоящее». Возможно, что эмоциональное состояние тревоги с отсутствием фокусировки на определенном временном модусе на фоне стремления к получению удовольствий и наслаждений может препятствовать использованию эффективных стратегий регуляции эмоций, что, тем самым, дезорганизует поведение.

Достаточно информативная регрессионная модель для фактора «Отстраненность»

(F 4 , с 41 % объясненной дисперсии) включает параметры временной перспективы «Позитивное прошлое», «Фаталистическое настоящее», а также показатель «Аутоагрессия» (с отрицательным знаком). Вероятно, что позитивное восприятие своего прошлого и принятие настоящего как неизменного, независящего от самого субъекта, а также отсутствие склонности к самоуничижению, определяют использование стратегий когнитивной регуляции, направленных на снижение значимости отрицательных эмоций в личном опыте и на извлечение исключительного положительного смысла и значения событий.

Для фактора F 5 («Амбивалентная регуляция»), объясняющего только 24 % дисперсии переменных, значимыми оказались параметры «контроль агрессии» и выраженность влечения к алкоголю. Очевидно, что высокий уровень сдерживания гнева, агрессии и выраженное влечение к приему алкоголя порождают конфликт между противоречивыми тенденциями, а именно: способностью к сдерживанию агрессии, с одной стороны, и отрицательными эмоциями, вызванными тягой к употреблению алкоголя, с другой.

Обсуждение результатов

Полученные результаты согласуются с другими данными, например, с результатами исследования M. Berking с соавт. (2011), свидетельствующими о наличии связи между выраженностью влечения к алкоголю и потреблением алкоголя, с одной стороны, и навыками эмоциональной регуляции, с другой. При этом дефицит навыков эмоциональной регуляции связан с актуализацией влечения к алкоголю, а недостаточность навыков регуляции эмоций определяет высокий уровень рецидивов заболевания в течение 3 месяцев после прохождения лечения (Berking et al., 2011).

Выявленная пятифакторная структура эмоциональной регуляции в группе пациентов с алкогольной зависимостью показывает, что нарушения осознанной регуляции эмоциональных состояний в основном обусловлены узостью репертуара эффективных способов и приемов управления эмоциями, зачастую отрицательных (F1), с пониженной рефлексией (F2), наличием деструктивных стратегий когнитивной регуляции (F3), а также одновременным сосуществованием двух противоположных стратегий «принятие» и «самообвинение» (F5). При столкновении с проблемными обстоятельствами и ситуациями, требующими сдерживания и управления собственными эмоциями, определение исключительно положительного смысла в них с одновременным отрицанием негативных аспектов является способом эмоционального отстранения, абстрагирования от ситуации (F4).

Описанная по результатам исследования факторная структура регуляторной деятельности у лиц с зависимостью от алкоголя имеет свою специфику, рассматриваемую в зависимости от аффективного состояния и временного модуса. Основным источником нарушений осознанной регуляции эмоций является состояние тревоги, в частности, это касается ограничений в процессах познания и размышлений, касающихся собственных эмоциональных состояний и переживаний (F 2 ), и трудностей в когнитивном управлении, координации собственных эмоций и поведения (F₃). Напротив, высокий уровень контроля агрессии как способности управления и торможения собственных аффектов при переживании алкогольного аддиктивного влечения отражается на принятии собственного состояния, эмоциогенных ситуаций и интернальной атрибуции (F 5 ).

Определенные модусы временной перспективы также значимо вносят вклад в эмоциональную регуляцию. Установлено, что при отсутствии ориентации на будущее, при котором поведение не детерминируется планами и целями, закономерно порождаются трудности, связанные с опережающим отражением осознания и выражения собственных эмоций. Следовательно, регуляция эмоций осуществляется на ситуативно-реактивном уровне, в зависимости от контекста ситуации (F 2 ). Позитивное восприятие аспектов прошлого (в виде его положительного событийного наполнения) отражается на склонности к абстрагированию от болезненных переживаний текущих событий, требующих управления собственными эмоциональными состояними (F₄).

Заключение

В связи с относительно низкой эффективностью современных методов лечения алкоголизма, нарушения саморегуляции поведения больных алкоголизмом представляются одной из оптимальных мишеней в психологической помощи и психотерапии при такой форме зависимости, ориентированной на достижение высокого уровня осознанности, поиск внутренних ресурсов в целях успешной координации и управления поведением.