Семантические сходства прилагательных со значениями новый/молодой и старый в финно-угорских и тюркских языках

Исследования в области лексико-семантической типологии и в целом по лексической семантике (и не только) свидетельствуют о важности изучения плана означаемого в самом широком смысле этого слова. Не случайно к вопросам предмета лингвистики языка Ю.А.Левицкий относит семантическую систему языка наряду с фонологической, морфологической и лексической [1, с. 139]. Однако многие исследователи находят особенность этой системы в том, что, в отличие от плана выражения, она трудно ощущаема и, покрывая все области человеческого опыта, имеет открытую структуру, представляет собой нежестко детерминированную систему [2, с. 438]. Семантическое наполнение имеют такие языковые единицы, как морфема, слово и предложение, однако в семантические исследования чаще всего вовлечена лексика, чья системность доказывается путем группировки различных разрядов слов и их изучения методом компонентного анализа. Особое внимание в ряде работ уделяется прилагательным как словам понятийного характера, выражающим свои значения сигнификативно. К примеру, лексика цветообозначения в некоторых языках изучена системно и подробно [3, 4]. Во многих работах исследуются закономерности изменения и развития значений на материале разных (не обязательно родственных) языков. Так, в своей статье «Семантическая деривация в синхронии и диахронии: проект “Каталога семантических переходов” А.Зализняк [5, с. 13–25] предпринимает попытку выявить и каталогизировать переходы значений у полисемантов различных языков в диахронии, формулирует проект составления различных типов семантической деривации на основе составляемого каталога. Если семантические исследования на материале т.н. крупных языков лишь разво- рачиваются, то в более скромных по количеству говорящих языках они находятся часто на стадии задумок.

Синхронно-сопоставительное изучение лексики уральских и алтайских языков является перспективной задачей лингвистов, так как подобных фронтальных разработок в области лексики генетически родственных в своих группах языков пока не проводилось. Конечно, есть множество трудов по изучению этимологии слов праязыкового — алтайского, уральского, финно-угорского — происхождения, опубликованы этимологические и исторические словари различных языков и семей языков, на основе которых в какой-то мере реконструируется картина условий жизни, природы, среды обитания, общественного устройства древних алтайцев, уральцев и финно-угров. Это становится возможным благодаря сравнительному изучению значений этимологически общих слов в разных языках. Например, на основе сохранения во многих языках слов со значением ’стрела’ можно судить о конкретном инструменте и способе охоты древних уральцев, напр., фин. nuoli , эст. nool , саам. njuollâ , эрз. морд. нал , мар. нöлы , удм. ньыл , коми ньöл/ньöв , хант. n’al , манс. n’āl , венгр. nyíl , эвенк. n’ūr [6, с. 409]. Однако таких этимологически общих слов в современных языках не так уж много. По данным К. Редеи и И. Эрдеи [6, с. 398], общеуральский лексический слой содержит 150 слов, финноугорский – 182. Однако соответствия им содержатся далеко не во всех языках. Причина в том, что в ходе истории языки в достаточной степени видоизменились. Из-за этого какие-либо семантические особенности или более того, закономерности, в современных языках выявить достаточно сложно. Между тем, очевидно, что такие схождения должны быть или хотя бы должны проявляться в большинстве или целом ряде языков.

Для подтверждения этого тезиса представим лексический материал по названиям небесного светила – Солнца. Интересно, что в ряде финноугорских языков для его обозначения применяются многозначные слова, которые выражают и ’солнце, и ’день’. Примеры из угорских языков: венгр. nap ’день’ и ’солнце’, манс. хōтал ’день’ и ’солнце’, хант. хатл (хäтл) ’день’ и ’солнце’. Далее таким же образом один полисемант служит для выражения двух основных понятий в волжско-финских языках: в мокшанском ши 1) день, 2) солнце [7, с. 205], в марийском кече ’день’, ’солнце’ и дополнительное значение ’погода’ [8, с. 99] . Идентично положение и в прибалтийско-финских языках, там солнце и день как светлое время суток выражаются также однокоренными словами, напр., эст. päike ’день’ (где -ke деминутивный суффикс) и päev ’солнце’, то же самое в водском языке, вепс. päiväine ’солнце’ и päiv ’день’, карел. päivä, päiväni ’солнце’ и ’день’, саам. päiwe ’солнце’ и ’день’. В финском литературном языке солнце обозначает другое слово aurinko, однако в диалектах отражается более архаичное обозначение словом päivä в значениях ’солнце’, ’день’, ’юг’ [9, с. 680]. От отмеченной семантической модели отходят лишь пермские языки, в которых реалии солнце и день выражают отдельные слова, например, коми шондi, удм. шунды ’солнце’ и коми лун, удм. нунал ’день’. Однако, вероятно, это явление сложилось позднее, уже в общепермский период. Материал свидетельствует о единой семантической модели номинации. Развитие значения, очевидно, проходило по следующей цепочке: ’солнце как светило’ → ’светлое время суток’ → ’день как одни сутки’ → ’погода’ (последнее лишь в марийском языке).

Второе наше наблюдение связано с прилагательными, выражающими понятия ’новый’, ’моло-дой’, с одной стороны, и ’старый’, с другой. Материалом для статьи послужили самые основные, непроизводные кардинальные прилагательные финно-угорских и трех тюркских языков, почерпнутые из базовых словарей литературных языков. Основное наблюдение сводится к тому, что в большинстве финно-угорских языков и привлеченных тюркских языках наблюдается следующая закономерность: для выражения понятия ’старый’ используются два неоднокоренных прилагательных, из которых одно специализируется для обозначения признака одушевленных реалий (людей, животных, птиц) по возрасту, а другое для обозначения признака в основном неодушевленных реалий, вещей, предметов, а также изредка и людей, но не в связи с их возрастом. С другой стороны, практически во всех языках (за исключением мордовских), есть специализация слов-прилагательных для выражения значений ’молодой (по возрасту)’ и ’новый (вновь появившийся)’. Приведем соответствующие примеры первой группы языков, где значения ’ста-рый (о людях, птицах, птицах)’ и ’старый (о предметах, вещах, а также людях)’ выражают неоднокоренные слова:

венг.: öreg ember ’старый человек’ régi ház ’старый дом’ хант.: пирась ики ’старый мужчина, старик’ катра юх ’старое дерево’ манс.: матум ōйка ’старый мужчина, старик’ пēс кол ’старый дом’ коми: пöрысь пон ’старая собака’ важ кöм ’старая обувь’ удм.: пересь кышномурт ’старая женщина’ вуж корка ’старый дом’ мар.: шоҥго ÿдыр ’старая дева’ тошто кинде ’старый хлеб’ эрзя-морд.: сыре пуло ’старый плут’ ташто станок ’старый станок’ мокша-морд.: сире ломань ’старый человек’ ташта пальта ’старое пальто’ чув.: ватă лаша ’старая лошадь’ кивĕ пÿрт ’старая изба’ тур.:   ihtyar, kart adam ’старый человек’ eski araba ’старая телега’ тат.: карт кеше ’старый человек’ иске кγлмəк ’старое платье’ ненец.: (тундровое наречие) вэсэй ’старый (о мужчине)’ пухуця ’старая (о женщине)’ (лесное наречие)

вэ’’кумы, вайсы’ку, вэ’ку ’тж (о мужчине)’ пухупы, пуша ’тж (о женщине)’ невхы ’старый (о предмете)’ купты ’старый (о предмете)’

Предложенные примеры представляют совершенно однозначную картину: в разных языках базовые прилагательные с общим значением ’ста-рый’ специализированы для функционирования в качестве атрибутов, с одной стороны, для одушевленных реалий по принципу указания на их преклонный возраст, с другой – для неодушевленных в большинстве реалий. Например, в обско-угорских языках это слова: хант. пирась , ~ ики ’старик’ [10, с. 84], ~ ампи ’старая собака’, с одной стороны, и катра [10, с. 46], ~ хот ’старый дом’, с другой; манс. матум , ~ ōйка ’старик’ [11, с. 61], ~ пурсь ’ста-рая свинья’ и пēс , ~ пора ’давний’ [11, с. 89], ~ нянь ’старый хлеб’. Идентично положение также в венгерском, марийском и пермских языках, что говорит, вероятно, об общей финно-угорской семантической модели номинации. Примеры: венгр. öreg király ’старый король’ - régi hid ’старый мост’; мар. шоҥго пий ’старая собака’ - тошто книга ’старая книга’, удм. пересь воргорон ’старый мужчина’ - вуж сюрес ’старая дорога’, коми пöрысь пöчö ’старая бабушка’ - важ кöм ’старая обувь’. В самодийских языках картина еще более причудлива: в ненецком языке (в лесном наречии) значение ’старый’ выражают не два, а три разнокорневых прилагательных: купты ’старый (о неодушевленных реалиях)’, пухупы , пуша ’старый (о женщинах)’ и вэ’’кумы , вайсы’ку , ве’ку ’старый (о мужчинах)’ [12, с. 267]. Идентична картина и в тундровом наречии ненецкого языка: невхы ’старый (о неодушевленных реалиях)’, пухумы ’ста-рый (о женщинах)’ и вэсай ’старый (о мужчинах)’ [13, с. 301]. Согласно устному сообщению профессора Югорского государственного университета Р.А. Вафеева, идентичное положение и в большинстве тюркских языков, татарском, казахском, киргизском и др., где различаются неоднокоренные прилагательные, выражающие признак ’старый’ людей, животных, птиц, с одной стороны, и предметов, реже людей, – с другой. Отмеченную особенность можно считать характерной для большинства финно-угорских языков, имеющей место и в более широком языковом ареале, в тюркских языках.

От этой закономерности отходят прибалтийско-финские и саамский языки, в которых значение ’старый’ выражает одно прилагательное безотносительно к фактору одушевленности/неодушевлен-ности реалии, обозначаемой в определяемом слове, например, эст. vana lehm ’старая корова’ – vana maja ’старый дом’, фин. vanha ukko ’старый дед’ — vanha auto ’старая автомашина’. Идентичное положение также в славянских и германских языках. Приведем соответствующие примеры по языкам: фин. vanha mies ’старый человек’ vanha kirja ’старая книга’ эст. vana mees ’старый человек’ vana Tallinn ’старый Таллинн’ саам. boaris Máhte ’старый Махтэ (Матвей)’ boaris paлл ’старый мяч’ рус. старый господин старая сказка англ. old man ’старый человек’ old town ’старый город’ нем. alt Frau ’старая женщина’ alt Auto ’старая автомашина’.

Известно, что в целом лексика также является системной, как и фонемный состав, деривация, морфология и синтаксис. Качественные прилагательные входят в системные отношения с другими прилагательными, образуя соотносительные антонимические пары. Антонимами к словам со значением ’старый’ являются в большинстве языков слова со значением ’молодой’ и ’новый’. В финноугорских и приведенных тюркских языках в этом отношении наблюдается также двойственная картина.

С одной стороны, в большинстве языков значения ’молодой (по возрасту)’ и ’новый, недавно возникший’ выражают два разнокорневых слова. Такое положение наблюдается в большинстве индоевропейских, уральских и тюркских языков. Примеры:

венг.: fiatal ember ’молодой человек’

új város ’новый город’ хант.: айлат ёх ’молодые мужчины’ йилуп кась ’новые брюки’ манси: мань пыг ’молодой парень’ йильпи писаль ’новое ружье’ коми: том вöв ’молодая лошадь’ выль пызан ’новый стол’ удм.: егит пияш ’молодой парень’ выль дэрем ’новая рубашка’ мар.: самырык туныктышо ’молодой учитель’ у ий ’новый год’ саам.: nuorra viellja ’молодой брат’ ođas báppir ’старая бумага’ ненец.: ӈацекы, ӈаць, ӈацьмбой ’молодой’ едэй харад ’новый дом’

(тундровое наречие)

чуваш.: cамрӑк, яш каччӑ ’молодой парень’ cĕнĕ cурт ’новый дом’ тур.: genç adam ’молодой человек’ yeni moda ’новая мода’ тат.: яшь кеше ’молодой человек’ яҥа газет ’новая газета’ рус.: молодой парень новая одежда англ.: yоиng girl ’молодая девушка’ new word ’новое слово’ нем.: junge Leute ’молодые люди’ neu Stadt ’новый город’.

С другой стороны, есть лишь одно исключение из представленной картины языков: это мордовские (эрзянский, мокшанский) языки, где значения ’новый’ и ’молодой’ выражают одно слово, например:

эрз. од кудо ’новый дом’ од ломань ’молодой человек’ мокш. од киза ’новый год’ од тядят-алят ’молодые родители’.

После такого списочного представления картины в различных языках есть необходимость, во-первых, выявить логико-семантические соотношения значений пар антонимов, зафиксированных в рассмотренных языках, и, во-вторых, выявить их основные и периферийные соотношения. Семантический объём антонимических пар можно изобразить в виде прямоугольника, разделенного на четыре равных части, левая и правая части которого семантически противоположны. Однако схема возможных отношений между антонимами в языках может реализовываться по-разному. Исследуемый материал различных языков можно свести к четырем семантическим концентрам или разновидностям, далее прокомментировать и затем выявить некоторые семантические особенности прилагательных и отличия, которые характеризуют в самом общем виде различные языки.

молодой = юный по возрасту человек, животное, птица перен. растение, лес, вино	старый = преклонный по возрасту человек, животное, птица
новый = впервые появившийся, недавно известный, свежий предмет и реже человек перен. необычный	старый = давно известный, давно знакомый предмет и реже человек перен. обычный, негодный, дрянной

В антонимических парах слова могут включать семантику соответственно левой и правой частей в разных соотношениях. В принципе таких видов лексико-семантических соотношений в уральских языках можно выделить четыре.

• •    Первое соотношение представлено в крайней северо-западной части ареала проживания финноугорских и тюркских народов, в прибалтийско-финских и саамском языках. Там есть три прилага-тельных-антонима: прилагательное со значением ’молодой’ + прилагательное со значением ’новый’ ↔ прилагательное со значением ’старый», например, фин. nuori ↔ vanha , uusi ↔ vanha . Такое же соотношение есть и во многих европейских языках, в том числе и русском, т.е. есть две пары антонимов.

  фин. nuori ’моло-дой’	vanha ’старый (о людях и вещах)’
  uusi ’новый’

• •    Второе соотношение представлено в большинстве финно-угорских языков, в угорских, пермских, марийском языках, а также во многих тюркских. Представлено четыре прилагательных-антонима: прилагательное со значением ’молодой’ + прилагательное со значением ’новый’ ↔ прилагательное со значением ’старый (о людях)’ + прилагательное со значением ’старый (о предметах, вещах)’, например, в хантыйском айлат ↔ пирась ; йилуп ↔ катра . Чаще всего бывает две пары антонимов. Их может быть больше в случае лексической синонимии в составе слов, формулирующих отдельные концентры.

  хант. айлат ’молодой’ коми том ’тж’	пирась ’старый (о людях)’ пöрысь ’тж’
  хант. йилуп ’новый’ коми выль ’тж’	катра ’старый (о вещах)’ важ ’тж’

• •    Третье соотношение представлено лишь в мордовских языках, там есть три прилагательных-антонима — прилагательное со значением «молодой + новый» ↔ прилагательные со значением эрз. сыр , мокш. сире «старый (о людях)», эрз. ташто , мокш. ташта ’старый (о вещах и реже о людях)’. Есть следующие две пары антонимов: эрз. од ↔ сыре , од ↔ ташто . В мордовских языках картина зеркально противоположная той, которая наличествует в прибалтийско-финских и саамском языках.

  эрз. од ’молодой, новый’	сыре ’старый (о людях)’
  	ташто ’старый’

Такое соотношение наблюдается только лишь в мордовских языках, где одно прилагательное од имеет максимально широкое значение, выражая значения и ’новый’ и ’молодой’. Примеры: из эрзянского языка — од кудо ’новый дом’, Од не ’Но-вый год’, од ава ’молодая женщина’, од кискине ’молодой щенок’, од килей ’молодая береза’ (14, с. 430); из мокшанского языка — од киза ’новый год’, од ломать ’молодой человек’, од рьвяня ’молодая жена, молодка’ (7, с. 127). Это соотношение представляет собой зеркальное отражение первого соотношения, которое характерно для прибалтийско-финских и саамского языков.

• •    Четвертое соотношение в ненецком языке: представлено пять прилагательных-антонимов — прилагательное со значением ’молодой’ + прилагательное со значением ’новый’ ↔ прилагательное со значением ’старый (о людях женского пола)’ + прилагательное со значением «старый (о людях мужского пола)» + прилагательное со значением ’старый (о предметах, вещах)’, например, в тундровом наречии ненецкого языка: ӈацекы , ӈаць , ӈацьмбой ↔ пу-хумы ; ӈацекы , ӈаць , ӈацьмбой ↔ вэсэй ; едэй ↔ невхы . Представлено три пары антонимов.

  нен. ӈацекы , ӈаць , ӈацьмбой ’молодой’	пухумы ’старый (о людях женского пола)’
  	вэсэй ’старый (о людях мужского пола)’ вэсэй сюдбя ’старый богатырь’
  едэй ’новый’	невхы ’старый (о вещах, предметах)’

В современных языках исследуемые прилагательные употребляются также и в иных дополнительных значениях, которые возникли позднее путем расширения семантики слов. Так как в реальности мы имеем дело с прилагательными-антонимами, есть смысл привести материал по их двум основным соотношениям.

• 1.    Молодой – старый (признак одушевленных реалий по возрасту). Во многих языках прилагательные со значениями ’молодой’ и ’старый’ определяют и существительные, обозначающие также неодушевленные реалии. Расширение значения произошло в результате метонимического переноса значения от фактора одушевленности к фактору неодушевленности.

• 2.    Новый — старый (чаще применительно к неодушевленным реалиям). Во многих языках эта пара антонимов может определять также и одушевленные реалии (людей, животных, птиц), акцентируя признак ’только что появившийся — бывший, прежний, старинный’. Причем применительно к людям это часто указание на их социальное положение, профессиональный статус, указание на стародавнее поколение, далеких предков. Примеры на прилагательные со значением ’новый’: венг. új igazgat ó ’новый директор’, új házasok ’новобрачные’ [22, с. 756], коми выль тöдса ’новый знакомый’, выль велöдысь ’новая, вновь прибывшая учительница’ [16, с. 132], удм. выль кышно ’новая жена’ [21, 152], мар. у еҥ ’новый человек’, у палыме ’новый знакомый’, у вате ’молодуха’, досл. ’новая жена’ [17. Т. 8, с. 6–7], нен. едэй нелевы ’новобрачный’, едэй соявы ’новорожденный’, едэй нип ’’ мы яхадей ’недавно отелившаяся важенка’ [18, с. 90]. Примеры на прилагательные со значением ’старый’: венг. régi ismerősök ’старые (или давние) знакомые’ [22,

Примеры на прилагательные с базовым значением ’молодой’ из некоторых языков: фин. nuori metsä ’молодой лес’, nuoret perunat ’молодой картофель’ [15, с. 406], коми том олöмöй, том гажöй ’молодая пора, молодая радость моя’, удм. егит мылкыд ’молодой задор’, егит сюлэм ’молодая душа’ [16, с. 199], мар. самарык талант ’молодой талант’, самарык жап ’молодость’, досл. ’молодое время’, самарык писте-влак ’молодые липы’ [17 Т. 6, с. 146], нен. ӈац ӈэва ’детство’ [18, с. 391], тат. яшьлек дəрте ’молодой задор’ [19. Т. 2, с. 209], тур. genç ağaс ’молодое дерево’ [20, с. 205]. Примеры на прилагательные с базовым значением «старый (применительно к одушевленным реалиям)»: удм. пересь пужым ’старая сосна’ [21, с. 522], коми пöрысь дуб ’старый дуб’ [16, с. 527], мар. шоҥго куэ ’старая береза’, Шоҥго курык-влак шо-гат ’Стоят древние горы’ [17. Т. 9, с. 230], эрз. сыре тумо ’вековой дуб’, сыре пиче ’старая сосна’, сыре шаль ’большая шаль’ [14, 628], тур. ihtiyar çinar ’старая чинара’, kart kabak ’перезревшая тыква’ [20, с. 277, 320]. По нашим наблюдениям, в присыктыв-карском диалекте коми языка прилагательное пöрысь может часто характеризовать существительное керка ’дом, изба’: Мийан öд керканым зэв нин пöрыс’ ’У нас изба ведь очень уже старая’. Тем не менее, основное противопоставление базовых значений в языках не нарушено, о чем свидетельствуют соответствующие парные слова, обозначающие собирательное понятие ’стар и млад’, например, пöрысь и том ’стар и млад’ [16, с. 526], пересен-пиналэн огкадь ’что стар, что млад — одинаковы’ [18, с. 522], тат. карты-яше ’стар и мал’ [19. Т. 4, с. 127].

• с. 636], коми важ тöдса ’старый знакомый’, важ веськöдлысь ’старый руководитель’, важ йöз ’древ-ние люди’ [16, с. 77], мар. тошто палыме ’старый знакомый’, тошто марий ’1) древний мариец, 2) предки, прадеды, 3) мертвый, покойник’ [17. Т. 7, с. 186–187], эрз. ташто ломань ’отсталый человек’ [14, с. 650], тат. иске дуслар ’старые друзья’ [19. Т. 4, с. 172], тур. eski dost ’старый друг’ [20, с. 177].

Вышеизложенные четыре вида соотношений антонимических пар хорошо отражают специфику разных языков внутри финно-угорских и тюркских языков. Представленный материал и его анализ позволяют сформулировать гипотезу о том, что второе соотношение прилагательных-антонимов в определенном смысле имеет общефинно-угорский и общетюркский характер и представляет собой семантическую закономерность номинации: значения ’старый (о людях по возрасту)’ и ’старый (о вещах, предметах, редко о людях, животных)’ в рассмотренных языках выражают неоднокоренные непроизводные прилагательные, которые в современных языках в большинстве восходят к разным этимонам. Материал мордовских языков, вероятно, демонстрирует результат более позднего развития, и, наоборот, материал ненецкого языка, вполне возможно, сохраняет следы архаичного состояния развития языков, когда существительные делились на определенные классы, к примеру, на «женские», «мужские», на слова, обозначающие животных, растения, предметы и т.п. Приведенный материал различных языков, сведенный в парные логикосемантические соотношения прилагательных-антонимов, позволяет еще раз поверить в особые отношения финно-угорских и тюркских языков, т.к. отмеченная семантическая закономерность номинации прилагательных со значением ’старый’ не могла появиться в многочисленных языках случайно. Характер исторических взаимосвязей двух языковых семей, возможно, был достаточно интенсивным. В научной литературе по этому поводу уже выдвигались гипотезы, анализ которых не входит в задачу данной работы. Возможно, представленный в ней анализ разнородного материала послужит ещё одним доводом для ученых-сторонников теории существования в далеком прошлом уралоалтайского единства и единого гипотетического праязыка.