Семантико-функциональные особенности лексемы видно (на материале национального корпуса русского языка)

Проблема омонимии не теряет актуальности в современной русистике. Омонимы, относящиеся к разным частям речи, В. В. Виноградов определял как грамматическое явление. Понятие «функциональные омонимы» было впервые введено О. С. Ахмановой [3, с. 160]. В. В. Бабайцева, уточняя это понятие, дает ему следующее определение, утвердившееся в литературе: «Это этимологически родственные слова, совпадающие по звучанию, но относящиеся к разным частям речи. В большинстве случаев функциональные омонимы близки по значению» [4, с. 194]. Критериями разграничения функциональных омонимов являются синтаксическая функция в предложении, категориальное значение, сочетание с другими словами и семантика. Классификация частей речи по принципу «синтаксическая функция», как известно, составляет характерную черту отечественной лингвистики. Функциональные омонимы изучаются в семантическом, коммуникативном, прагматическом, стилистическом аспектах; группу функциональных омонимов принято называть термином «омокомплекс» [4, с. 198; 6, с. 6; 9, с. 3; 10, с. 35; 12, с. 3].

Нами предпринята попытка функционально-семантического анализа одного из омокомплексов, сформировавшихся в русском языке. В качестве материала наблюдений привлекались текстовые фрагменты из Национального корпуса русского языка (далее — НКРЯ), который насчитывал в момент обращения более 600 млн слов [11]. В. А. Плунгян, рассуждая о смене теоретических приоритетов лингвистики, о переходе от «системы» к «узусу», пишет: «Как кажется, по крайней мере полезнее вначале описать способы выражения тех смыслов, которые для данного языкового коллектива являются приоритетными, — то есть те, которые легко найти в корпусе данного языка» [14, с. 16–17].

Обращение к материалам НКРЯ дает возможность, в частности, исследовать контексты русской речи, включающие слово видно , распознать в этом слове несколько функциональных омонимов, определив их грамматическую и семантическую специфику. Поиск по основному подкорпусу показал, что имеется 11 273 документа со словом видно и 49 867 вхождений; эти данные свидетельствуют о достаточно высокой степени употребительности анализируемого слова в русской речи.

Многоаспектный анализ текстовых примеров, извлеченных методом частичной выборки из НКРЯ, показал, что словоформа видно представляет собой омокомплекс, включающий три функциональных омонима: имя прилагательное, категорию состояния, модальное слово. Рассмотрим семантические функции указанных омонимов, связанные с их грамматической характеристикой. Различия в категориальных признаках и семантических функциях анализируемых омонимов проявляются при их использовании в речи, в тексте.

Как краткое прилагательное видно выполняет синтаксическую функцию именной части составного сказуемого в двусоставном предложении и обозначает предикативный признак предмета речи, названного подлежащим: Море видно . В роли подлежащего в таких предложениях должно выступать только существительное в форме ед. ч. ср. р., препозиция существительного усиливает его функцию подлежащего. По данным НКРЯ, краткое прилагательное видно используется в речи довольно редко, что связано с указанными синтагматическими особенностями. Проанализируем некоторые примеры, извлеченные из основного подкорпуса НКРЯ: «Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Мироносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зеленые ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое же громадное поле, телеграф и поезд , который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город » (А. Чехов. Крыжовник).

Критерием определения частеречной принадлежности словоформ видны, видно, виден в данном фрагменте служит их грамматическая форма: видны — бесспорно, краткое прилагательное мн. ч. в функции сказуемого двусоставного предложения, которое согласуется с подлежащим (не дополнением!) ветряные мельницы; виден — краткое прилагательное м. р. в со- ставе двусоставного предложения с подлежащим город. Именно сочетание указанных словоформ в пределах одного сложного предложения дает основание сделать вывод, что в данном контексте омоним видно — это краткое прилагательное ср. р. в функции именного сказуемого двусоставного предложения, в котором подлежащее выражено существительным в им. пад. поле.

Семантическая функция прилагательного видно связана с его лексическим значением, включающим сему «доступно зрению», которая предполагает говорящего в роли наблюдателя в ситуации сенсорного восприятия (ср.: я вижу поле ). В анализируемом фрагменте наблюдатели обозначены в интродуктивном предложении: это ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин; описание сельского пейзажа дано автором в восприятии этих героев. Заметим, вслед за Е. В. Падучевой, что акт наблюдения предполагает физическое положение говорящего в пространстве [13, с. 262]; в данном случае — «видно громадное поле» , если наблюдатель находится в определенном месте — на одном из холмов.

Прилагательное видно реализует значение сенсорного восприятия, выступая одним из основных средств выражения семантики достоверности, наряду с компонентом слышно , например: «Мы с Таней упросили ее отца, который тоже был участником концерта, разрешить нам остаться за органом, где все было слышно и даже чуть видно в щелку» (С. Пилявская. Грустная книга).

Итак, семантическая функция прилагательного видно в художественном тексте, как и в канонической речевой ситуации, заключается в том, чтобы имплицитно обозначить говорящего как субъекта восприятия, т. е. в роли наблюдателя.

Словоформа видно может выполнять синтаксическую функцию главного члена односоставного безличного предложения; именно в этой функции словоформа видно наиболее частотно представлена в НКРЯ. В категориальном плане эта словоформа квалифицируется, вслед за Л. В. Щербой, как категория состояния. В современной литературе, как известно, продолжается дискуссия о наименовании класса слов на — о , имеющего общекатегориальную семантику состояния: категория состояния (Л. В. Щерба, Е. М. Галкина-Федорук, В. В. Виноградов, И. Г. Милославский и др.), безличнопредикативные слова (Н. С. Поспелов), предикатив (А. В. Исаченко, П. А. Лекант, А. А. Зализняк и др.), имена состояния (В. В. Бабайцева, И. В. Высоцкая, М. В. Милованова и др.). В. В. Виноградов определял категорию состояния «как новую для русского языка, но очень активно развивающуюся часть речи» [8, с. 339].

Для дифференциации омонимичных форм прилагательного и категории состояния, наряду с собственно морфологическими признаками, имеют значение валентностные особенности. В функции главного члена безличного предложения слово категории состояния видно может управлять дополнением в вин. пад. с объектной семантикой, например: «Марфеньку всегда слышно и видно в доме. Она то смеется, то говорит громко» (И. Гончаров. Обрыв). В случае с кратким прилагательным такая валентность невозможна.

Частеречную принадлежность словоформы видно как категории состояния можно определить и благодаря однородному ряду дополнений: « (1) И солнце видно , и дали , (2) и воздуху кругом полно, (3) в общем, «красота», как Жора говорил, (4) а здесь даже дыхание сперло — (5) сыро, душно, смрадно» (В. Кондратьев. Сашка). В этом сложном предложении в предикативной части (1) сочетание с существительным мн. ч. вин. пад. дали позволяет квалифицировать видно как категорию состояния, а структуру предикативной части — как безличную; по безличным моделям построены и предикативные части (2; 4; 5).

Семантическая функция категории состояния видно связана, как и семантическая функция прилагательного видно , с фигурой наблюдателя, который в безличном предложении выражается именем в дат. пад. (так называемый дативный субъект), например: «Через открытую дверь сеновала мне было видно лавочку, а на ней трех человек» (Ю. Домбровский. Хранитель древностей).

Категория состояния может присутствовать в главной части изъяснительного сложноподчиненного предложения, например: «В широкое окно без решеток было видно , что солнце переместилось к закату» (В. Шаламов. Колымские рассказы). Семантика достоверности у категории состояния видно связана, как и у прилагательного видно , с сенсорным восприятием ситуации субъектом-наблюдателем. В приведенном контексте по косвенным компонентам можно установить пространственное положение наблюдателя в момент ситуации восприятия: он находится внутри хлебозавода и смотрит наружу через окно. Фигура наблюдателя может совпадать с фигурой говорящего, как в приведенном примере В. Шаламова, но это не обязательное условие использования категории состояния видно . Так, в следующем контексте роль говорящего принадлежит повествователю, а наблюдателями являются персонажи: «Они велели карете остановиться у одного дома, где им было видно через открытые окошки, как веселятся гости» (А. Толстой. Петр Первый).

В НКРЯ представлены контексты, в которых видно имеет иное значение — метафорическое, например: «Из приведенных положений в Законе видно, что производитель продукции должен будет самостоятельно обеспечить соответствие своей продукции требованиям технических регламентов…» (В. Дьячков. Проблемы управления качеством строительства); «Даже из этих, лежащих на самой поверхности, фактов видно, что мы располагаем значительным налоговым потенциалом» (Экономические итоги 2004 года // Дагестанская правда. 2005). В подобных контекстах лексема видно имеет абстрактное значение как результат когнитивной метафоры, создающей полисемию; у видно на основе первичного значения «можно видеть, воспринимать зрением» развилось вторичное, переносное значение «можно понять, осмыслить», отмеченное толковыми словарями. Это значение регулярно реализуется в конструкции сложноподчиненного предложе- ния с придаточным изъяснительно-объектным, причем позиция дативного субъекта в главной части, как правило, не замещается. Механизм метафори-зации в данном случае связан с интеллектуальной деятельностью человека, который делает умозаключение на основе фактов, а говорит о нем так, как если бы видел материальный объект глазами; метафорическое значение позволяет говорящему усилить степень достоверности его вывода. Как пишет Н. Д. Арутюнова, «особенности сенсорных механизмов и их взаимодействие с психикой позволяют человеку сопоставлять несопоставимое и соизмерять несоизмеримое… Попадая в оборот повседневной речи, метафора быстро стирается и на общих основаниях входит в словарный состав языка» [2, с. 374].

Семантическая функция категории состояния видно в подобных контекстах, распространенных в книжной речи, заключается в том, чтобы обозначить говорящего как субъекта сознания [13, с. 262]; отметим, что физическое положение говорящего в этом случае не имеет значения.

Модальное слово видно стоит за пределами структуры предложения и не выполняет функцию члена предложения, используется в предложении как вводное слово и служит средством выражения субъективной модальности. Как известно, модальные слова являются эгоцентрическими элементами (В. В. Виноградов, Е. В. Падучева, Т. В. Шмелева). По данным НКРЯ, модальное слово видно активно используется в русской речи и служит косвенным лексическим маркером семантики сомнения, например: «Но она мне, видно , не верила, стала настаивать, деньги совать» (М. Корец. Премия за честность // Труд. 2006). В этом случае оно выражает «оценку достоверности информации» с точки зрения говорящего, наряду с модальными словами вероятно, наверное, безусловно и другими, которые выражают модус мнения [13, с. 313-315].

В художественном тексте, в отличие от канонической речевой ситуации, аналогом говорящего может выступать повествователь или персонаж. Во втором предложении следующего фрагмента субъект мнения не выражен, но подразумевается благодаря модальному слову видно , в данном случае это повествователь-рассказчик, тринадцатилетний подросток, от чьего лица ведется повествование: «Юрин брат, вместо того чтобы поскорее умыться, еще моясь, начинал перекидываться всякими соображениями, что бесконечно растягивало мытье и прямо-таки выводило меня из себя. Видно , за целый рабочий день он успевал соскучиться по этим разговорам, потому что Юриному отцу они были ни к чему» (Ф. Искандер. Мой кумир).

В следующем фрагменте, отражающем в целом речь повествователя, не входящего во внутренний мир художественного текста, модальное слово видно как эгоцентрический элемент «выдает» сознание персонажа, фельдшера Тумаша, который впервые ведет на расстрел человека — ничего не подозревающего паренька Костю: «Было заметно в сумраке, как Костя зябко передернул плечами, но пошел — сначала берегом, потом влез в хвойную чащу, так как берег тут кончился. Тумаш полез следом. Уже в совершенной темноте, пробираясь сквозь колючий сосняк, парень пару раз останавли- вался, видно, ожидая, что фельдшер ему что-то скажет, укажет, куда идти дальше. Но фельдшер молчал» (В. Быков. Болото). Видно, выражающее сомнение, может принадлежать только сознанию Тумаша, который мог лишь догадываться о мыслях Коли в этот напряженный момент. Автор, усиливая субъективную модальность, на всем протяжении повести умело вводит эгоцентрические элементы (наверно, может, пожалуй и др.), которые создают второй слой художественного текста в виде так называемого свободного косвенного дискурса, где «персонаж вытесняет повествователя» [13, с. 206].

Итак, семантическая функция модального слова видно , имеющего значение сомнения, заключается в том, чтобы имплицитно обозначить говорящего как субъекта мнения. Полагаем, что модальное слово видно можно отнести к числу дискурсивных слов, которые, «с одной стороны, обеспечивают связность текста и, с другой стороны, самым непосредственным образом отражают процесс взаимодействия говорящего и слушающего» [5, с. 7].

Таким образом, материалы НКРЯ показали, что омокомплекс видно представляет собой объединение слов, относящихся к разным частям речи; функционально-семантический анализ этих слов позволяет раскрыть коммуникативные возможности видно . Результаты анализа могут быть использованы в практике преподавания русского языка, поскольку «обучение морфологическим понятиям должно быть осмысленным, связанным не только с формальной, но и с содержательной стороной структуры языка» [16, с. 31].

Дальнейшее изучение функциональных омонимов видно может быть связано с контекстами устной разговорной речи, в частности, зафиксированной в хрестоматии «Русская разговорная речь Бурятии» [15]. Полагаем, что в повседневном общении это слово имеет функции, которые не отмечены при анализе письменных текстов, например, функцию коммуникатива, т. е. стереотипной реплики диалога.