Север Восточно-Европейской равнины в период переселения народов и в раннем средневековье (предыстория северновеликорусов)

Крупнейший польский лингвист первой половины XX в. Т. Лер-Спла-виньский изложил свое представление истории древнерусских диалектов. Согласно его изысканиям, до конца XI в. древнерусский язык делился на две основные диалектные области: сравнительно небольшую северную (соответствующую позднейшим северновеликорусам) и обширную южную, включавшую будущие территории южновеликорусов и украинцев. Каждая из этих групп имела свои характерные фонетические черты, благодаря которым они заметно различались между собой (Lehr-Spiawinski, 1921. S. 23-71; 1957в). Теорию Т. Лер-Сплавиньского о двучленном диалектном членении общерусского (древнерусского) языка разделял Н.С. Трубецкой. Он утверждал, что этот язык еще в дописьменный период распадался на два диалекта: южный и северный, противопоставляемые между собой по основным фонетическим особенностям. Это деление восходит к диалектным явлениям пра-славянского языка поздней поры и соответствовало историко-культурным условиям эпохи Руси. Южная часть восточного славянства имела контакты с Западом и Югом, а северная (территориально соответствующая ареалу будущих северновеликорусов) обособилась в тесной связи с неславянским населением (Trubetzkoy, 1925). И Т. Лер-Сплавиньский, и Н.С. Трубецкой пытались показать, каким образом из двух основных диалектных образований древнерусского языка стали формироваться украинский, русский и белорусский языки.

Территориальное разграничение двух крупных диалектных групп -северновеликорусского и южновеликорусского отчетливо отражено было на “Диалектологической карте русского языка в Европе”, составленной Московской диалектологической комиссией. Между этими диалектными группами проявляется полоса средневеликорусских говоров, сложившихся в условиях внутрирегионального взаимодействия северно- и южновеликору-сов (Опыт диалектологической карты..., 1915).

Крупнейший знаток восточнославянской этнографии Д.К. Зеленин в 20-х годах XX в. писал: “Южнорусское население (т.е. русское население Рязанской, Тамбовской, Воронежской, Курской, Тульской, Орловской и Калужской губерний) этнографически и диалектологически отличается от севернорусского (в Новгородской, Владимирской, Вятской, Вологодской и др. губерниях) значительно больше, чем от белорусов. Поэтому с полным правом можно говорить о двух русских народах: севернорусском (окающий говор) и южнорусском (акающий говор)” (Зеленин, 1991. С. 29). Весьма разительны расхождения между севернорусами и южнорусами по этнографическим материалам. Это проявляется и в домостроительстве, и в типах поселений, и в женской одежде, и земледельческих орудиях, и в орнаментации, и в фольклоре. “Для этнографии особенно важно разграничить эти две различные, хотя и очень близкие друг другу народности, а не рассматривать их как одну и ту же”, - подчеркивал ученый. Севернорусская лексика в названиях самых обычных действий и предметов деревенского обихода также сильно отличается от южнорусской. В вопросе о времени и условиях членения русского этноса Д.К. Зеленин разделял гипотезу А.А. Шахматова (Зеленин, 1991. С. 29-36).

Середина XX в. - время критики “буржуазной” теории А.А. Шахматова. Ф.П. Филин полагал, что в основе диалектного строения восточного славянства лежат диалекты племен. На базе последних в период феодальных княжеств и формируется северновеликорусское наречие (Филин, 1940). Вскоре получает распространение теория о сравнительно позднем формировании диалектного многообразия. В эпоху племенного строя у восточных славян было много диалектов, но племена были неустойчивыми формированиями. В период феодальной раздробленности Руси племенные диалекты были разрушены и сформировались территориальные диалекты. Последние и стали основой членения на севернорусскую и южнорусскую диалектно-этнографические зоны (Аванесов, 1947. С. 109-158; 1953. С. 47-70; 1958. С. 15 5-191). Как позднее образование, обусловленное феодальной раздробленностью, характеризуют севернорусское наречие и авторы монографии, посвященной этому диалектному объединению (Об- разование севернорусского наречия..., 1970). В этой связи нельзя не привести справедливое замечание А.В. Десницкой: “Что касается диалектных различий русского языка, то хотя тезис об их исторической соотнесенности с территориальной раздробленностью феодальной эпохи и считается общепринятым, он до сих пор, однако, остается недоказанным... нельзя не отметить, что в общем все же не удалось привязать границы диалектных единиц русского языка к границам существовавших некогда феодальных территорий...” (Десницкая, 1970. С. 360). Историк русского средневековья никак не может согласиться с этой гипотезой, поскольку территории феодальных княжеств на протяжении веков никогда не были стабильными, а сами ареалы замкнутыми.

В последние десятилетия XX в. лингвисты и этнографы не затрагивали вопрос об условиях становления северно- и южновеликорусов, лишь отмечая заметные различия между ними. Очевидно, ни языковые, ни этнографические данные не могут дать надежного решения этого вопроса. Так, авторы монографического обзора этнографии русского народа отмечают, что прежде всего на территории Европейской России выделяются северная и южная историко-культурные зоны, заметно различающиеся в говорах и элементах народной культуры. Это - основные этнографические группы русского народа, различающиеся в типах поселений, домостроительстве, народном костюме, орнаментации, особенностях быта и др. (Русские, 1997).

До недавнего времени археология не участвовала в дискуссиях о происхождении двух диалектно-этнографических групп русского народа. Однако к настоящему времени этой наукой накоплено достаточно фактологических материалов, позволяющих рассмотреть этот вопрос. Оказывается, что предыстория северно- и южновеликорусов восходит к периоду первоначального освоения их территорий различными в диалектно-этнографическом отношении праславянскими группами. В настоящей статье предпринята попытка осветить начальный этап истории северновелико-русов.

Как известно, лесная зона Восточно-Европейской равнины в раннем железном веке принадлежала двум этноязыковым массивам. Области от побережья Финского залива до Северного и Среднего Урала, включая Верхнее Поволжье и Прикамье заселяли различные финноязычные племена. Их юго-западными соседями были балты, занимавшие земли от юго-восточного побережья Балтики до Северного Поприпятья и Верхнего Поочья включительно на юге и востоке.

В середине I тыс. н.э. на территории будущего ареала северновеликорусского наречия появляется новое население. Свидетелями миграции являются около 100 памятников периода великого переселения народов (конец IV—V в.) с вещевыми находками среднеевропейских провинциальноримских типов, прежде неизвестных населению этих земель (рис. 1). В римское время эти предметы широко бытовали в Средней Европе (ареалы пшеворской и вельбарской культур). К их числу принадлежат железные шпоры и удила, бритвы, пластинчатые кресала, ювелирные и туалетные пинцеты, В-образные рифленые пряжки, пельтовидные привески в

Рис. 1. Памятники среднеевропейских переселенцев на фоне археологической карты Севера Восточно-Европейской равнины первой половины I тыс. н.э.

а - памятники с вещевыми находками среднеевропейских провинциальноримских типов; б - ареал провинциальноримских культур в Средней Европе; в - Черняховская культура; Г - западные балты; Д - культуры штрихованной керамики; Е - днепро-двинская культура; Ж - мощинская культура; 3 - москворецкие городища; И - киевская культура; к - культуры финноязычных племен (1 - эсто-лив-ских каменных могильников; 2 - финских каменных могильников; 3 - лууконсаари; 4 - позднекаргопольской; 5 - сетчатой керамики Ильменского бассейна; 6 - дьяковской; 7 - Городецкой; 8 - азелинской)

стиле Сёсдал, железные втульчатые наконечники копий с пером пламевидных очертаний, двушипные втульчатые наконечники копий и дротиков, умбон щита типа Либенау, боевые топоры, характерные для “среднеевропейских варваров” позднеримского времени. Центральноевропейское происхождение имеют и некоторые бусы, в частности трех- и двучастные пронизки из стекла темно-фиолетового цвета, типичные для пшеворской и вельбарской культур, стеклянные бусы боченковидной формы с поперечно сжатыми сторонами. Вместе с этими предметами на той же территории получают распространение железные серпы до этого неизвестных здесь форм, каменные жернова для мельниц, а также культуры ржи и овса (Седов, 1999. С. 92-115).

Основным исходным регионом этой миграции в севернорусские земли было Среднее Повисленье. Как показывает картография находок В-об- разных рифленых пряжек и шпор с острыми коническими шипами и отогнутыми наружу крючками на концах, перемещение среднеевропейского населения шло относительно широкой полосой вдоль возвышенной гряды, оставленной валдайским оледенением - через Мазурское Поозерье, средний Неман, бассейн Нериса-Вилии и далее на северо-восток. Интересно, что такой маршрут миграции славян в севернорусские земли из Повисле-нья независимо от археологии ранее реконструировался немецким лингвистом Ю. Удольфом по данным топонимики (Udolph, 1981. S. 321-336; 1985. S. 33-57).

Среднее Повисленье в римское время было плотно населенным регионом провинциальноримского ареала. К этому времени здесь относится свыше 600 памятников, принадлежащих преимущественно земледельческому населению. Резкое сокращение числа поселений в этом регионе фиксируется уже в последних десятилетиях IV в. В первой половине V в. все выявленные археологами поселения римского времени были окончательно покинуты населением. Переселение основной массы провинциальноримского населения из Среднего Повисленья в севернорусские земли стоит в одном ряду с миграциями того же времени тевтонов, саксов, англов и ютов из Ютландии и смежных областей Германии и обусловлено было серьезными климатическими изменениями, повлекшими за собой повышение уровня рек и озер, сильное разрастание болот и переувлажение почвы.

Определение массы земледельческого населения пшеворской культуры как славянского находит надежное подтверждение в данных языкознания и свидетельствах античных авторов. Одним из лингвистических свидетельств проживания славян в римское время в Висло-Одерском регионе являются лексические славизмы, фиксируемые в древнеанглийском языке, основу которого составили диалекты англов, саксов и ютов (Марты-нау, 1998). Не подлежит сомнению, что эти западногерманские племена проживали в римское время в Ютландии и смежных землях материковой Европы, а в конце IV - начале V в. переселились на Британские острова. Контактировать со славянами они могли только в междуречье Одера и Эльбы и только в римское время. В древнеанглийском имелся и этноним венеды. Данные языкознания вполне определенно свидетельствуют также о соседстве славян с западными балтами {Бернштейн, 1961. С. 34; Maziulis, 1981. Р. 6—7; 1984. S. 166—167), которые надежно локализуются по соседству с территорией пшеворской культуры — от нижней Вислы до Венты, включая Мазурское Поозерье. С будущими летто-литовскими племенами, заселявшими более восточные территории, славяне встретились не ранее V-VI вв.

В “Географическом руководстве”, относящемся к третьей четверти П в. н.э., греческий ученый Птолемей (Свод, 1991. С. 51) называет венедов среди “больших народов” Европейской Сарматии и достаточно определенно связывает их с бассейном Вислы. Восточными соседями венедов Птолемей называет галиндов и судинов - известные западнобалтские племена, локализуемые в междуречье Вислы и Немана. На римской географической карте Ш в. н.э. венеды-сарматы обозначены южнее Балтийского моря и севернее

Карпатских гор {Подосинов, 2002. С. 321-330). О том, что античные венеды были славянами, определенно говорит Иордан; германцы продолжали называть славян венедами и в раннем средневековье, и позднее.

В позднеримское время в диалектном отношении славяне членились на три образования {Седов, 2003). Северная часть шпеворского ареала принадлежала венетам/венедам, южная, сформировавшаяся в условиях поглощения кельтского субстрата, - собственно славянам. Третья группа - анты междуречья Днестра и Днепра - образовалась в условиях славяно-иранского симбиоза. Эти три группы славян дифференцировались и по этнографическим особенностям, что особенно ярко видно по древностям третьей четверти I тыс. н.э.

Население провинциальноримских культур Средней Европы было полиэтничным. Поэтому, нужно полагать, в составе переселенцев в севернорусские земли были представители разных этносов (германцы, славяне, западные балты). Расселившись на новых землях, они включились в общий этногенетический процесс. Доминирующая роль в нем принадлежала земледельцам-славянам, более приспособившимся к местным условиям. Интересно, что прибалтийско-финские племена, на территории которых поселились славяне, вышедшие из венедского ареала, стали называть их венедами. До сих пор все прибалтийско-финские народы именуют русских этнонимами, производными от лексемы венеды.

В тех севернорусских областях, где расселились среднеевропейские переселенцы, прежние археологические культуры прекращают свое развитие. В условиях взаимодействия пришлого населения с аборигенами складываются культурные новообразования. В бассейнах озер Псковского и Ильменя образуется культура псковских длинных курганов, отождествляемая с кривичами, в Восточном Приильменье - древности удомельского типа, ставшие ядром культуры сопок, соотносимой со словенами ильменскими. В Полоцко-Витебском Подвинье и Смоленском Поднепровье расселение средне-европейцев привело к образованию на части ареалов днепро-двинской и культуры штрихованной керамики единой тушемлинской культуры - балт-ской со славянскими элементами, а с УШ в. - культуры смоленско-полоцких длинных курганов. Это уже область формирования белорусов, в генезисе которых значительное место принадлежит балтскому субстрату {Седов, 1970. С. 162-190).

Миграционная волна периода великого переселения народов затронула и междуречье Волги и Клязьмы. Появление среднеевропейцев полностью нарушило жизнь и быт местных финнов. Формируется новое культурное образование. Наблюдается коренная перестройка системы расселения. Прежние небольшие поселения, приуроченные к пойменным лугам, в основной массе забрасываются. Получают распространение поселения более крупных размеров, которые тяготели к участкам с наиболее плодородными почвами. Ведущую роль в хозяйстве заняло земледелие. Есть основание говорить о развитии пашенного земледелия при возможной специализации отдельных селений на животноводстве, охоте и рыболовстве. При этом заметно увеличивается численность населения. Новая культура Rnnm-K дязьмин- ского междуречья (проявлется с VII в.) именуется А.Е. Леонтьевым мерянской (Леонтьев, 1996).

Однако эту культуру никак нельзя относить исключительно к финноязычной мере. Никакой преемственности между новообразованием и местными древностями раннего железного века не наблюдается. Наооброт, прослеживаются связи с древнерусской как в системе расселения, так и в домостроительстве. Ярким показателем расселения славян в этом регионе является распространение браслетообразных височных колец, которые бытовали здесь как типично славянские до ХПІ столетия включительно. Мысль о том, что славянам в междуречье Волги и Клязьмы принадлежит исключительно гончарная керамика, а лепная является показателем финноязычной мери, должна быть отвергнута. Так же, как и высказанная много лет назад мысль о появлении славян в этом регионе только с распространением курганного обряда погребения.

Есть все основания полагать, что миграционные волны периода великого переселения народов и заложили ядро будущих северновеликорусов. Последующие пополнения славянским населением севернорусских земель были не миграционными, а инфильтрационными. Таковым было расселение славян в течение УП-Х вв. из Дунайского региона, очевидно послужившего основой для летописного рассказа о происхождении славян с Дуная (Sedov, 2001. S. 339-347), притоки кривичского населения из Смоленского Подне-провья или южнорусского населения в области Северо-Восточной Руси.

С самого начала освоения славянами северновеликорусского и южновеликорусского ареалов они существенным образом отличаются по домостроительству (Раппопорт, 1975; Древняя Русь, 1985. С. 136-153). Поселения во-лынцевской, ромейской, боршевской и родственной им культуры верхней Оки и Рязанского Поочья, занимающие будущие южнорусские земли, характеризуются полуземляночными постройками. Напротив, как показывают раскопки Изборска, Пскова, Ладоги, Новгородского (Рюрикова) городища и других селений, на севернорусской территории начиная с V—VII вв. доминировали наземные срубные избы, чаще с несколько приподнятыми досчатыми полами, отапливаемые каменками, реже глиняными печами. Эта дифференциация домостроительства особенно отчетливо проявляется и в памятниках X-XI вв. (рис. 2). Только во второй половине ХП-ХШ вв. наблюдается проникновение наземных жилищ в города южнорусского региона при сохранении полуземляночных построек. Не подлежит сомнению, что в основе северновеликорусской избы, описываемой этнографами, лежит северное древнерусское жилище; южнорусская же хата является наследницей древнерусской полуземлянки.

Севернорусская одежда также отличалась от остального восточнославянского мира уже в IX—ХШ вв., а по упоминаемым выше браслетообразным височным кольцам с сомкнутыми концами и ранее, в V-VIH вв. Картографирование этих украшений (рис. 3) показывает их исключительное распространение на территории, которая начала осваиваться среднеевропейскими переселенцами. В том же ареале в эпоху Древней Руси имели широкое хождение явно производные от этих украшений - браслетообразные за-

Рис. 2. Распространение наземных и полуземляночных жилищ VI1I-XI вв. (по П.А. Раппопорту с дополнениями)

а - поселения с наземными жилищами; б - поселения с полуземлянками; в - южная граница расселения среднеевропейских (венедских) славян

Рис. 3. Распространение браслетообразных незавязанных височных колец в Х-ХШ вв. а - памятника с находками этих украшений; б - ареал ильменских словен; в -смоленско-полоцких кривичей; г - дреговичей; д - радимичей; е — вятичей; ж - южная граница расселения среднеевропейских (венедских)славян вязанные височные кольца, ставшие этнографическим маркером смоленско-полоцких кривичей, и ромбощитковые кольца, соотносимые со словена-ми ильменскими.

Другим показателем специфики женской одежды северновеликорусского ареала является широкое использование в Х-ХП вв. подковообразных фибул (рис. 4). В этом отношении севернорусская одежда находит параллели в женском наряде летто-литовских и некоторых финских раннесредневековых образований.

С рассматриваемым северным регионом связано также довольно широкое бытование нагрудных пластинчатых привесок-коньков так называемого “смоленского типа” (рис. 5). Имеются и некоторые другие особенности украшений женского костюма севернорусского региона, но они пока представлены небольшим числом находок.

Рассмотренные материалы дают все основания полагать, что начало становления северновеликорусской диалекто-этнографической общности

Рис. 4. Распространение подковообразных фибул на древнерусской территории в Х-ХШ вв. а - памятники с находками таких украшений; б - южная граница расселения среднеевропейских (венедских) славян; в - границы наречий и диалектов согласно “Диалектологической карте русского языка в Европе” (СВР - северновеликорусское наречие (включая псковские говоры); ЮВР -южновеликорусское наречие; СБ - севернобелорусские говоры; ЮБ -южнобелорусские говоры; УКР - украинские говоры)

Рис. 5. Распространение плоских привесок-коньков “смоленского типа” на древнерусской территории в Х-ХШ вв.

а — памятники с находками таких привесок; б -южная граница расселения северноевропейских (венедских) славян; в - границы наречий и диалектов согласно “Диалектологической карте русского языка в Европе” (СВР - северновеликорусское наречие (включая псковские говоры); ЮВР -южновеликорусское наречие; СБ - севернобелорусские говоры; ЮБ -южнобелорусские говоры; УКР - украинские говоры)

восходит к среднеевропейской (венедской) группе, расселившейся в северных областях Восточно-Европейской равнины в период великого переселения народов. Эта же группа славян, судя по всему, участвовала и в генезисе северных белорусов.